Союз обворованных
Шрифт:
— На чем погорела фирма?
— А на пожаре! — ухмыльнулся Адам. — Ухитрились по пьянке спалить сауну. Хоть господин Маяковский и пытался обвинить конкурентов в диверсии.
— Спалить сауну? По-моему, для этого нужна незаурядная изобретательность, — заметил Дубов и вернулся к раскуриванию трубки.
— Если можно… — вмешался Алексей. — Нажрались как свиньи и решили вставить проститутке в зад сигнальную ракету. Загорелся ковролин на полу, а от него — деревянная обшивка стен.
— А девица?
— Обошлась легкими
— Елки-палки, Люська-Ракета?! — воскликнул Александр Александрович. Вот откуда такая кликуха!..
Дубов бросил на Дюваля быстрый взгляд, но промолчал. Мало ли кто о ком слышал, это ещё не означает близкого знакомства. Однако же… Покосился на Алексея, тот едва заметно дернул плечом, чуть нахмурился. Вопрос понял, пока не знает, но проверит. А проверить надо. Директору-распорядителю такой фирмы следует быть крайне разборчивым в знакомствах и способах времяпрепровождения…
— Предложения?
— Предложений теперь два — после дополнительной информации Алексея Глебовича. Во-первых, распустить слух об истории с сауной — но ни в коем случае не вмешивать масс-медиа, — отвечал Адам. — Конечно, кандидату изрядно повредил бы шум в прессе и последующий неизбежный процесс по делу о диффамации со смакованием живописных подробностей, но до выборов с таким процессом не успеть. А слух разойдется за три дня. Во-вторых, сделать интервью на улице, пусть случайный прохожий, какой-нибудь простой и солидный трудяга, скажет прямо: «Если мужик не смог навести порядок у себя в семье и в фирме, так хрен он наведет порядок в области!» Думаю, больше этой фигурой заниматься не стоит — не фигура.
— Для начала принимаем, — подытожил Дубов.
— Следующей у меня стоит дама, — продолжал Зиневский. — Лемешко Оксана Сидоровна, 1951 года рождения, украинка, учительница из села Придворки Северочурского района. Женщина очень неглупая и без всяких саун в биографии.
— Замужем?
— Замужем, двое детей.
— Что преподает?
— Историю и географию. Завуч.
— Ну-ну… И насколько она серьезна?
— Боюсь, окажется фигурой куда опаснее, чем считает сейчас пресса. Первый её слоган был такой: «Двести лет страну мужики губили — не пора ли бабам порядок наводить?»
Другой бы в этом месте сделал паузу, чтобы дождаться естественного вопроса, но Адам Сергеевич остерегся выставлять хозяина в невыгодном свете, а потому изобразил смущение и разъяснил:
— Скажу честно, я не понял, почему именно двести лет, не поленился поднять справочную литературу. Оказывается, Екатерина Вторая преставилась в 1796 году, а после неё царствовали только августейшие особы мужескаго полу — Павел, Александр, Николай, ещё два Александра и Николай Второй…
— Недурно, — согласился Борис Олегович. — И какие предполагаете меры противодействия?
— А никаких. Наоборот, предлагаю
— Госпожа Тансу Челер, — проговорил Дубов. Время от времени утереть подчиненным нос эрудицией не вредно.
А Дюваль отвлекся. У него сделалось какое-то рассеянное лицо, он пробормотал: «Завуч…» и передернулся.
Борис Олегович с интересом взглянул на него, тонко улыбнулся и повторил:
— Завуч… А в наше время это называлось «завпед». Действительно, должность сама по себе одиозная. Если достаточно регулярно её подчеркивать, это вызовет у электората, — иронически выделил он новомодное словечко, негативное отношение уже на подсознательном уровне, и никакая контрпропаганда не поможет. Логика не срабатывает против подсознания. Так. Кто там у нас дальше?
— Прывид Роман Валериевич, 1962 года рождения, бывший первый секретарь Путейского райкома комсомола, совладелец «Чуркоопбанка» (предположительно, на одну пятую), член Либеральной социал-демократической партии, ловкий демагог. По слухам, родственник Солохи. Министра.
— «Призрак, племяш Солохи»! — выпалил Дюваль, быстренько переведя фамилию комсомольца-банкира на великодержавный шовинистический язык.
— Э-э, батенька, кто сейчас помнит Гоголя! — вздохнул Борис Олегович. — Хотя… Шутку подкиньте в газету «Телевечер», а по городским коммерческим каналам пусть прокрутят старый фильм «Черевички». Проверьте, может подвернется какая-нибудь сто сорок седьмая годовщина со дня рождения или смерти Николая Васильевича… Но это так, между делом. Нужно что-то серьезнее.
— Пока нет. Щупаем с изнанки банк.
— Он, насколько я понял, старательно борется за права молодежи? Надо бы дать серию проблемных статей о правах стариков, их-то на избирательные участки придет раза в три больше, чем молодежи… Пощупать же банк полезно само по себе, независимо от избирательной кампании. Кстати, пусть какая-нибудь скандальная газетенка вроде «Зебры» поинтересуется, откуда у юноши взялись деньги на банк.
— Тридцать пять лет — не такой уж юноша. Да и «Зебры», увы, больше нет, — напомнил Дюваль. — Уже полгода, как сгорела.
— Свято место пусто не бывает. Было бы корыто, а «Зебры» будут. По-моему, произрос недавно такой нахальный листок «Авось»…
Адам с Дювалем вежливо улыбнулись — шеф кокетничал. «Авось» был его детищем и злоязычным рупором. Слон даже сам время от времени подбрасывал туда двусмысленные каламбурчики в рубрику «Описьки и пердлы».
— Прывидом заниматься. Недурно бы связать с его именем какую-нибудь известную шлюху — как я понял, Александр Александрович, это вы у нас специалист по части… м-м… «Люсек-Ракет»?