Союз обворованных

Хазарин Андрей

Само собой, я тут же кинулся звонить, нарвался на серьезное контральто, которое долго допытывалось, кто, да что, да зачем, но после ссылки на Бориса Иосифовича Школьника смягчилось и пообещало: «Сейчас».

У самого Ливанова голос оказался робкий и вежливый, хоть и хрипловатый.

— Вы извините, м-м… Вадим Андреевич, да?.. Но я как-то и не представляю, какой могу составить интерес для детективного агентства. Или вам нужно вечер отыграть?

— Нет, Анатолий Владиславович, речь не о музыке. Но по телефону объяснять долго, да и не все объяснишь,

кое-что показать надо. Иллюстрации, я бы сказал. Давайте встретимся, я вам расскажу и покажу, вы на меня посмотрите, зададите вопросы, какие сочтете нужным, а там уж будете решать, можете ли вы нам помочь и хотите ли.

Чувствовалось, очень ему неохота со мной связываться, но все же старый приятель Боря просил, да и просто неловко сказать человеку «нет», когда ещё даже не знаешь, что ему нужно.

Однако он все же попытался:

— Вы извините, но сегодня просто не получится. К двум мне на репетицию, сейчас двенадцать, а я еще, как говорится, неглиже… Пока побреюсь, пока позавтракаю, пора будет и выходить.

Но я не стал сдаваться:

— А давайте я за вами заеду на машине, по дороге и поговорим.

— Да мне тут дороги десять минут пешком!

— А на машине — три минуты. И не оскальзываться по льду, и картинки мои под дождиком не размокнут…

Укачал, в общем.

Выяснилось, что жил он буквально в одном квартале от моей старой квартиры — я у базарчика, над магазином «Сделай сам», а он — на той же Боровиковской, только на углу Хазарской. Но самое забавное случилось, когда в назначенное время к нашей «восьмерке» подошел человек, которого я регулярно встречал на улице и с которым даже обменивался приветственными кивками. Бывает так, никто вас не знакомил, но видитесь регулярно — раз улыбнулся, другой кивнул, глядишь, уже и не чужие, хоть за три года и трех слов друг другу не скажете.

Короче, большая деревня. На два миллиона жителей.

Этот житель, правда, по сложившемуся за годы впечатлению, представлялся мне алкашом из интеллигентных. Но сейчас, при ближайшем рассмотрении, на алкаша не походил.

Дальше разговор пошел легко. Познакомились, теперь уже по всей форме, обменялись рукопожатиями — и к делу. Начал я, как отрежиссировал себе после телефонного разговора:

— Взялись мы, скажу честно, не за свое дело. Вообще-то мы занимаемся информационным обеспечением научных и коммерческих исследований, но все приятели убеждены, что мы — частные сыщики. Начитались Рекса Стаута и Макдональда.

— Да, бывает, вот Боря Школьник убежден, что я — ветеринар. — Он грустно улыбнулся.

Правильно говорила Ирочка Гончарова, было в нем что-то от Пьера Безухова, только не мэна Бондарчука из старого фильма, а настоящего, толстовского, — мягкая, близорукая робость и деликатность. Не в словах, а в манере.

— Ветеринар? — Я оживился. Хорошо, что он сам напомнил, человека легче зацепить, когда говоришь с ним о его родном. — Вы простите, не по теме, но раз уж речь зашла… Понимаете, есть у нас в конторе кот по имени Инвентарь, сокращенно —

Веник, так этот Веник все время жрет веник, я и подумал, может, мы его чем-то не тем кормим? Чего-то ему не хватает?

Ливанов вздохнул:

— Послушайте, Вадим Андреевич, я понимаю, про кота вы заговорили так, для затравки…

— Не без того, — признался я, — но между делом действительно хотел услышать совет специалиста.

— Бросьте, какой я теперь специалист! Лучший ветеринар среди пианистов, лучший пианист среди ветеринаров. Хотя даже в последнем я уже не уверен… Насчет кота посоветуйтесь с практикующим врачом, а если вам просто интересно о ветеринарии — читайте Хэрриота!..

Андрюша тем временем уже тормознул, приблизившись к въезду во двор, и оглянулся на меня. Я показал рукой, что спешить не надо, он притерся к бровке тротуара и остановился.

— Ну ладно, Анатолий Владиславович, времени действительно немного. В двух словах: некая дама подозревает, что ее… э-э… бойфренд, как сейчас выражаются, изменяет ей. Якобы его видели в клубе «Комфорт» с другой женщиной. Она хочет выяснить, так ли это, и, если да, узнать, что это за женщина. Мы случайно узнали, что вы работаете в «Комфорте», и решили, прежде чем лезть туда со слежкой, навести у вас справки…

— Ну уж увольте, Вадим Андреевич! Конечно, чужие постельные дела тема занимательная и увлекательная, но, простите, не для меня…

— Да и для нас тоже, признаюсь, — вздохнул я. — Но что поделаешь: для нас с вами это любопытство на грани нечистоплотности, а для заказчицы, может быть, вопрос всей жизни…

Я уже понял, что о серьезной финансовой озабоченности девиц упоминать не стоит. Равно как и об их здоровом коллективизме.

— Анатолий Владиславович, поверьте: такие расследования — совершенно не наш профиль, надеюсь, вы поняли это из разговора с Борисом Йосичем… Господи, ну попросила подруга жены! Ей девчонку жалко, знаете, как оно у женщин.

Ливанов красноречиво потянулся к дверце:

— Вадим Андреевич, был у меня один знакомый, большой циник, он в подобных случаях говаривал: «Твои трудности, тебе и бороться».

Я чувствовал, что добыча ускользает, и решился на последний аргумент:

— Послушайте, стал бы меня рекомендовать Школьник, если бы я занимался грязными делами? Ну неужели один порядочный человек не может помочь другому порядочному человеку, пусть даже не в своих трудностях? И всего-то я вас прошу глянуть на картинки!

Ливанов снова дернулся, но я уже сунул ему под нос фотографию Карины.

— Вот это — наша клиентка.

Карину я назначил заказчицей, потому что она, со своим хрупким и относительно интеллигентным лицом более подходила на роль страдалицы, жертвы бессердечного ловеласа.

— А вот это — её приятельница (последовала фотография Кати), которую клиентка подозревает как коварную соблазнительницу её возлюбленного…

Катя явно позировала по лучшим зарубежным образцам, и вид у неё был куда более вызывающий и похабный, чем в жизни.