Союз звезды со свастикой: Встречная агрессия
Шрифт:
Выжидательная тактика Советского Союза, сохранявшаяся вплоть до начала войны, не могла не отразиться на исходе советско-западных переговоров. По целому ряду причин, среди которых и более чем малоудачный опыт советско-западных взаимоотношений в прошлом, а главное — из-за классово-имперского курса Советского Союза, провал его переговоров с Англией и Францией был предсказуем.
В период между двумя мировыми войнами Сталин то и дело клеймил Англию и Францию как застрельщиков антисоветской политики. После кратковременного периода середины 1930 годов, когда была продекларирована советская приверженность идее коллективной безопасности, антизападная пропаганда стала снова набирать обороты. Устами Сталина странам Запада за их внешнюю политику предрекалось то «историческое возмездие» (сентябрь 1938 г.), то «серьезный провал» (март 1939 г.) [680] . Придерживаясь канвы событий, приходится признать, что участие Советского Союза в коалиции с западными демократиями оказалось вынужденным. Правители в Кремле рассматривали войну с нацизмом исключительно под углом укрепления позиций социализма в мире. Великой Отечественной войной она стала для простых советских людей, отстоявших себя и свои семьи, свои дома, свою родину [681] .
680
См. тексты международного раздела последней главы сталинского «Краткого курса истории ВКП (б)» и доклада Сталина на XVIII партийном съезде.
681
См.
В разгар войны, при обсуждении на Политбюро в 1943 г. киноповести А.П. Довженко «Украина в огне», Сталин обвинил кинорежиссера в «непонимании» того, что идущая война «есть также война классовая» [682] . Заключением советско-германского пакта, по его словам, «удалось вовремя сорвать намечавшийся военный блок империалистических государств, направленный против СССР» [683] .
Такое представление о международном развитии в предвоенный период Сталин закрепил при редактировании «Фальсификаторов истории», внеся в текст этой брошюры отдельный абзац с сопоставлением советско-германского пакта с Брестским миром. В обоих случаях, как при рождении советского государства, так и двадцатью годами позже, решающими оказались классовые мотивы. В сталинской интерпретации, «Советский Союз оказался вынужденным заключить пакт с немцами ввиду той же (как ив 1918 г. — Автор) враждебной политики Англии и Франции» [684] . Лица из сталинского окружения в своих воспоминаниях утверждают, что так оно и было — существовала реальная угроза сплочения «империалистов» против Советского Союза [685] .
682
Марьямов Г.Б. Кремлевский цензор. Сталин смотрит кино. — М., 1992. С. 54.
683
Там же. С. 56.
684
Фальсификаторы истории. (Историческая справка.) — М., 1948. С. 54. Брошюра (на 79 страницах), подписанная к печати 18 февраля 1948 г., была издана массовым тиражом от имени Советского информационного бюро.
Это был советский пропагандистский ответ (с обещанием подкрепить его «в ближайшее время» публикацией трофейных секретных документов) на англо-франко-американскую публикацию немецких архивных документов «Нацистско-советские отношения в 1939–1941 годы». // Nazi-Soviet Relations. 1939–1941. Documents from the Archives of the German Foreign Policy. Washington, 1948.
Целью советской публикации было «правильно осветить» ход событий, приведших ко Второй мировой войне, в частности опровергнуть обвинения в том, что советско-германский пакт 1939 г. имел антизападную направленность.
Брошюра готовилась по указанию Сталина и была отредактирована им. Сталину принадлежит авторство названия брошюры, как и оглавлений второй и третьей глав. Им же собственноручно вписаны оценки советско-германского пакта и его сопоставление с Брестским миром 1918 г.
О степени достоверности материалов брошюры дает представление тот простой факт, что в ней нет и намека на существование Секретного дополнительного протокола к пакту.
См. Российский Государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 558. Оп. 11. Д. 243: «Фальсификаторы истории». 3 февраля — 17 февраля 1948 г. На 159 л.
685
См. Сто сорок бесед с Молотовым. С. 80. Запись за 9 июля 1971 г.; Мемуары Н.С. Хрущева. // ВИ. 1990. № 7. С. 85; Микоян А.И. Так было. Размышления о минувшем. — М., 1999. С. 376.
Но действительно ли в Кремле опасались нового похода «14 государств» против страны социализма? Более чем сомнительно.
Во-первых, в официальных заявлениях и Сталина, и Молотова, действовавших тандемом в вопросах внешней политики, неизменно делался акцент на то, что германская агрессия направлена скорее против стран Запада. Одно из заявлений подобного рода было сделано всего лишь за три месяца до начала войны. Глава советского правительства Молотов оценил подписание 22 мая 1939 г. между Германией и Италией военно-политического договора как их отказ от «антикоминтерновской шумихи», которая «сыграла в свое время известную роль для отвлечения внимания». И продолжил: «Теперь агрессоры уже не считают нужным прятаться за ширму… Зато государственные деятели и печать Германии и Италии определенно говорят, что этот договор направлен именно против главных европейских демократических стран» [686] .
686
Доклад Председателя Совета Народных Комиссаров и народного комиссара иностранных дел СССР В.М. Молотова на сессии Верховного Совета СССР «О международном положении и внешней политике СССР». 31 мая 1939 г. // Год кризиса. 1938–1939. Т. 1. С. 524–525.
Во-вторых, советско-германский пакт был заключен во исполнение настойчиво повторяемых заявлений о том, что в своей внешней политике Советский Союз исходит из своих государственных интересов и только из них. Этим интересам, по мнению Сталина и его окружения, как раз и отвечал пакт. Подчеркивая взаимовыгодность пакта, говорилось на самом высоком уровне: это соглашение «устранило возможность трений в советско-германских отношениях при проведении советских мероприятий вдоль нашей западной границы и вместе с тем обеспечило Германии спокойную уверенность на Востоке» [687] . Через месяц после пакта и в его развитие было подписано еще одно двустороннее соглашение — Договор между СССР и Германией о дружбе и границе от 28 сентября 1939 г. [688] Внося разлад в стан «враждебного капиталистического окружения» (с дальним прицелом дипломатии Кремля), эти договоры имели и прикладное назначение — «возвращение» с немецкой помощью утерянных в годы Первой мировой и Гражданской войн земель Российской империи. Как известно, в 1939–1940 годах удалось прирастить территорию СССР за счет части Финляндии, трех прибалтийских республик, восточных районов Польши, Молдавии с Северной Буковиной.
687
Внешняя политика СССР. Из доклада В.М. Молотова на заседании Верховного Совета СССР 1 августа 1940 г. // СССР — Германия. 1939–1941. Документы и материалы о советско-германских отношениях с сентября 1939 г. по июнь 1941 г. Кн. 1–2. Vilnius, 1989. Кн. 2. С. 74.
688
Германо-советский договор о дружбе и границе между СССР и Германией. [28 сентября 1939 г.] // ДВП СССР. Т. 22. Кн. 1. С. 134–135.
Предпосылок и условий для советско-германских договоренностей, воплотившихся в пакте, было несравнимо больше, чем для успешного завершения переговоров СССР со странами Запада.
Прежде всего Германию и СССР объединило их общее ущербное международное положение после Первой мировой войны, разделившей Европу на страны-победители и страны-побежденные. В.И. Ленин, отмечая тяжесть обязательств Германии по Версальскому мирному договору, предвидел, что в создавшихся условиях она «толкается на союз с Россией» [689] . Сталин пошел дальше, подчеркивая геополитическую составляющую их взаимного тяготения. В беседе с английским послом Р.С. Криппсом (летом 1940 г. — после капитуляции Франции!) он говорил о том, что стремление «изменить старое равновесие сил в Европе, которое действовало против СССР… послужило базой для сближения СССР с Германией» [690] .
689
VIII
690
Беседа Генерального секретаря ЦК ВКП (б) И.В. Сталина с послом Великобритании в СССР Р. С. Криппсом в Кремле. 1 июля 1940 г. Сов. секретно. // ДВП СССР. Т. XXIII. Кн. 1. С. 395 (курсив мой). В меморандуме об этой беседе, врученном по указанию Сталина германскому послу в Москве Ф. Шуленбургу, говорилось, что Советский Союз «предпримет все меры для того, чтобы предотвратить восстановление прежнего баланса сил в Европе». // Посол Шуленбург — в МИД Германии. Телеграмма. Москва. 13 июля 1940 г. // СССР — Германия. 1939–1941. Кн. 2. С. 68.
Были и иные основания для сближения двух стран — опять-таки в противовес Западу. Характеризуя Рапалльский договор 1922 г. как попытку Германии и СССР «сообща ослабить путы, навязанные державами-победительницами», немецкий исследователь истории взаимоотношений двух стран X. Таммерман продолжает: договору «была присуща и определенная основополагающая, имевшая социокультурную подоплеку антизападная направленность…» [691] .
Наконец, с первых дней Советской России у ее коммунистических руководителей были свои специфические планы в отношении Германии и той роли «ледокола» мирового революционного процесса, которую она якобы призвана была сыграть в обозримом будущем. Академик Е.Л. Фейнберг вспоминал праздничные демонстрации в Москве 1920-х годов с лозунгом на транспарантах «Советский серп и немецкий молот объединят весь мир» [692] .
691
Таммерман X. Россия и Германия. // Полис. 1995. № 5. С. 49 (курсив мой). Антизападная направленность Рапалльского договора признается в официозной «Истории внешней политики СССР», в которой подчеркиваются выгоды договора как для Советской России («это был удар по империалистической политике изоляции Советской России»), так и для Германии («для Германии Рапалльский договор был важной опорой в борьбе против давления и шантажа со стороны держав-победительниц»). — История внешней политики СССР. 1917–1985. В 2 т. — М., 1986. Т. 1. С. 164.
692
Фейнберг Е.Л. Что привело Гитлера к власти? И кто? // Эпоха и личность. Физики. Очерки и воспоминания. 2-е изд. — М, 2003. С. 359.
С объявлением Гитлером похода против большевизма двусторонние отношения быстро ухудшались. Сталин, однако, полагал, что рано или поздно ему удастся найти общий язык с Гитлером. Согласие последнего в мае 1933 г., после почти двухлетних проволочек, на продление советско-германского (Берлинского) договора 1926 г. Сталин вполне мог оценить как позитивный сигнал [693] . С советской стороны, давал он знать на партийном съезде в январе 1934 г., нет препятствий к восстановлению прежних, доверительных отношений — возврату к практике, «получившей отражение в известных договорах СССР с Германией» [694] . На переговорах в Москве в сентябре 1939 г. Сталин заверял Риббентропа, что «основным элементом советской внешней политики всегда было убеждение в возможности сотрудничества между Германией и Советским Союзом» [695] . Не ограничиваясь этим, подчеркнул: «Советское правительство в своей исторической концепции никогда не исключало возможности добрых отношений с Германией» [696] .
693
Правительственная газета «Известия» в передовой статье, «приветствуя продление Берлинского договора», в завершение писала: «Дружественные отношения вызывают дружественный ответ, враждебные действия вызывают соответствующий отпор». — Цит. по: ДВП СССР. Т. 16. С. 825. См. подробнее: Случ С.З. Сталин и Гитлер. 1933–1941: расчеты и просчеты Кремля. // Отечественная история. 2005. № 1. С. 98–119.
694
Сталин И.В. Отчетный доклад XVII съезду партии о работе ЦК ВКП (б). 26 января 1934 г. // Сочинения. Т. 13. С. 302–303.
695
ДВП СССР. Т. 22. Кн. 2. С. 609 (курсив мой). Цитируется по немецкой записи переговоров Сталина и Молотова с Риббентропом, завершившихся подписанием Договора о дружбе и границе между СССР и Германией от 28 сентября 1939 г. и двух секретных дополнительных протоколов. // Там же. С. 134–136.
696
Там же. С. 609 (курсив мой).
Западноевропейские деятели задолго до советско-германского пакта считались с возможностью тесного сближения СССР с Германией, несмотря на острое идейно-политическое противостояние между ними. Приведем один из таких примеров.
В марте 1935 г. Сталин получил очередное разведывательное сообщение, которым придавал первостепенное значение. Оно было основано на документах МИД Франции, составленных в связи с миссией в Париж министра иностранных дел Англии А. Идена. На нем пометы: «Важно (правдоподобно)» и «Мой архив» [697] .
697
Заместитель] Нач[альника] ИНО ГУГБ Слуцкий — товарищу Сталину. [29 марта 1935 г.] // РГАСПИ. Ф. 558. Д. 188. Л. 74–78.
Приведем ту часть агентурного сообщения, которую подчеркиванием выделил из всего документа Сталин:
«По мнению министра иностранных дел Франции П. Лаваля, совершенно ошибочно рассматривать СССР и гитлеровскую Германию как держащих друг друга в страхе, разрешая таким образом западным державам мирно извлекать пользу из этой враждебности. Германо-советская враждебность вовсе не является неизменным фактором международной политики, на котором можно было бы базировать политику на длительный срок. Похоже даже на то, что в этой враждебности есть известный расчет и что Германия пытается вовлечь Францию в торг, при котором СССР был бы предоставлен Германии. Добившись от Франции свободных рук в отношении СССР, Германия смогла бы очень хорошо сговориться с СССР к невыгоде Франции» [698] .
698
Там же. Л. 77.
Советское руководство крепко уверовало в решающую роль в европейской и даже мировой политике советско-германского согласия. В послевоенный период, в условиях холодной войны, сталинское руководство, видимо, не прочь было попытаться вновь разыграть германскую карту в геополитической игре на континенте, противопоставляя Германию странам Запада. При создании Германской Демократической Республики в октябре 1949 г. Сталин вспомнил о довоенных советских намерениях в отношении Германии, назвав образование ГДР «поворотным пунктом в истории Европы» [699] . Повторив еще более завышенную оценку, которую дал Молотов советско-германскому пакту 1939 г. при его ратификации — как «поворотному пункту в истории Европы, да и не только Европы» [700] .
699
Телеграмма И.В. Сталина президенту Германской Демократической Республики господину Вильгельму Пику, премьер-министру Германской Демократической Республики господину Отто Гротеволю. 13 октября 1949 г. // Известия. 1949. 14 октября
700
Выступление В.М. Молотова на внеочередной IV сессии Верховного Совета СССР 1-го созыва. 31 августа 1939 г. // Известия. 1 сентября 1939 г.