Союз звезды со свастикой: Встречная агрессия

Наджафов Джангир

Какой вывод должны были сделать для себя дипломатические представители Запада из выступления М.М. Литвинова в Ленинграде? Посольство США в СССР сообщило в Вашингтон, что это выступление практически означает, что Советский Союз не рассматривает себя в качестве неразрывной части существующей системы межгосударственных отношений, считаясь с ней постольку, поскольку затрагиваются интересы его собственной национальной политики. Одновременно доводится до сведения тех стран, с которыми СССР до сих пор соглашался сотрудничать, что он откажется и от едва намечавшегося сотрудничества с ними, если политика этих стран не будет соответствовать желаниям советского правительства [904] .

904

A. Kirk to С. Hull. Moscow. July 9, 1938. // Foreign Relations of the United States. Diplomatic Papers (FRUS). The Soviet Union, 1933–1939. Washington, 1952. P. 588–589.

Такой характер выступления М.М. Литвинова, в котором Советский Союз в общем противопоставлялся остальным странам, отражал (приходится повторяться) общую антикапиталистическую стратегию

сталинского руководства. Придерживаясь концепции «осажденной крепости» и «враждебного капиталистического окружения», СССР по большому счету действительно был вне системы мировых политических и экономических взаимосвязей. Консервации такого положения более чем способствовала информационная изоляция страны (прорыв которой в наше время сыграл первостепенную роль в перестройке). Советские люди черпали сведения о внешнем мире из препарированных сообщений корреспондентов ТАСС в нескольких центральных газетах, которые в своей работе следовали строгим партийным рекомендациям. Газетные публикации «Правды» и «Известий» приравнивались к спущенным «сверху» указаниям. Искусственное формирование внешнеполитических стереотипов привело к тому, что в сознании советского общества «складывалась неадекватная в целом картина внешнего мира, в первую очередь Запада»; в частности, преувеличивалась степень враждебности правящих кругов западных стран к СССР [905] .

905

Голубев А.В. Запад глазами советского общества. (Основные тенденции формирования внешнеполитических стереотипов в 30-х годах.) //Отечественная история. 1996. № 1. С. 117.

Об отношении сталинского руководства к внешнему миру дает представление положение с советской дипломатической службой за границей, сложившееся к началу 1939 г. В пространном письме Сталину [906] глава НКИД СССР М.М. Литвинов обрисовал картину резкого свертывания службы его ведомства. Советских полпредов не было в десяти зарубежных столицах, включая Токио, Варшаву, Бухарест, Будапешт, в некоторых свыше года. Продолжительное отсутствие во главе посольств и миссий полномочных представителей, подчеркивалось в письме, «приобретает политическое значение и истолковывается как результат неудовлетворительных дипломатических отношений». Число вакансий работников рангом пониже (советников, секретарей полпредств, консулов и др.) было 46. Из 8 отделов в центральном аппарате НКИД только один имел утвержденного заведующего. Делался вывод о том, что это может усилить «толки о нашей самоизоляции и т. п.».

906

Генеральному секретарю ЦК ВКП (б) И.В. Сталину. 3 января 1939 г. Секретно. Копии — В.М. Молотову, Г.М. Маленкову //ДВП СССР. Т. 22. Кн. 1. С. 10–12.

Такое положение, продолжал М.М. Литвинов, создалось не только вследствие «изъятия некоторого количества сотрудников НКИД органами НКВД». Не получали разрешения на обратный въезд в страну работники из-за границы, даже работники центрального аппарата, «немалое количество» дипломатов было исключено из партии «в порядке бдительности», другие устранялись от секретной работы. Литвинов внес предложение создать комиссию для изучения создавшегося положения с кадрами и изыскания путей к изменению положения.

Это письмо М.М. Литвинова имеет определенное значение для раскрытия темы данной статьи.

С одной стороны, оно служит доказательством возраставшего недоверия Сталина и Молотова к аппарату НКИД СССР, чистка которого началась задолго до смещения М.М. Литвинова. Давнее недоверие к Литвинову распространялось на его заместителей, полпредов в наиболее важных столицах мира. Подчеркнем, что речь идет о периоде до марта 1939 г., когда Сталин на XVIII партийном съезде публично дал знать о свершившейся переориентации советской внешней политики. Факт чистки кадров НКИД — еще одно проявление ранней, до московских тройственных переговоров весной — летом 1939 г., переориентации политики СССР.

С другой стороны, письмо М.М. Литвинова не подтверждает положения «Фальсификаторов истории» о том, что в итоге Мюнхена «дело шло к полной изоляции Советского Союза». Тревожило Литвинова другое — усилившаяся тенденция СССР к самоизоляции из-за ничем не оправданного добровольного сужения сферы деятельности собственной дипломатии (до Второй мировой войны СССР имел дипломатические отношения с 30 странами).

Нити внешней политики все больше сосредотачивались в Кремле. Про советскую дипломатию того времени В.М. Молотов говорил: «все было в кулаке сжато у Сталина, у меня», дипломатия была «очень централизованной» [907] . С обострением международного положения в послемюнхенский период Сталин, этот, по молотовской характеристике, «величайший конспиратор», максимально засекретил свои намерения в области внешней политики. Исследователь механизма политической власти в СССР пришел к выводу, что после Большого террора он посвящал в свои планы лишь отдельных членов Политбюро, превратившегося, в лучшем случае, в совещательный орган [908] . Показательно, что в опубликованном сборнике документов о сталинском Политбюро в 30-е годы интересующий нас послемюнхенский период представлен всего лишь двумя постановлениями по вопросам внутренней жизни (от 24 и 27 ноября 1938 г.) [909] . Весь комплекс так называемых особых протоколов Политбюро все еще остается в недоступном для историков «ведомственном» Президентском (Кремлевском) архиве [910] . К сказанному надо добавить сохраняющуюся советскую традицию сокрытия документов, связанных с советско-германским пактом [911] .

907

Сто сорок бесед с Молотовым. С. 98, 99.

908

Хлевнюк

О.В. Политбюро. Механизмы политической власти в 1930-е годы. М., 1996. С. 266.

909

Сталинское Политбюро в 30-е годы. Сборник документов. М., 1995. С. 168–171.

910

Там же. С. 9.

911

См. подробнее: Наджафов Д.Г. Советско-германский пакт 1939 года: Переосмысление подходов к его оценке. // Вопросы истории. 1999. № 1.

То тут, то там мы находим косвенные подтверждения тайных советско-германских контактов на уровне Сталин — Гитлер, о которых говорится в документе «Подлинное толкование Мюнхена». А.М. Некрич, много занимавшийся советско-германскими отношениями в связи со Второй мировой войной (достаточно напомнить о его книге «1941. 22 июня», за которую он был исключен из партии и вынужден был эмигрировать из страны), писал о непреходящей сталинской ориентации на Германию, которую он проводил «не прямо, а исподволь» [912] . А.С. Черняев, в бытность помощником М.С. Горбачева, в одной из докладных записок о пакте упоминает ссылки иностранной печати «на кое-какие документы насчет заигрывания Сталина с Гитлером задолго до 1939 года» [913] . В частности, Сталин действовал через своего доверенного лица советского торгового представителя в Берлине Д. Канделаки, неоднократно передававшего Я. Шахту, Г. Герингу и другим высокопоставленным немцам сигналы о готовности Кремля вступить в переговоры об улучшении взаимных отношений [914] . Все это находит подтверждение в воспоминаниях резидента советской разведки в Западной Европе В. Кривицкого [915] .

912

Геллер М., Некрич А. Утопия у власти. История Советского Союза с 1917 года до наших дней. Лондон, 1989. С. 350.

913

Черняев А.С. Шесть лет с Горбачевым. По дневниковым записям. М., 1993. С. 225.

914

Там же. С. 352–354. См. также: Особая миссия Давида Канделаки // Вопросы истории. 1991. № 4–5; Roberts G.A. Soviet Bid for Coexistence with Nazi Germany, 1935–1937: The Kandelaki Affair // The International History Review. 1994. August.

915

См.: Кривицкий В. «Я был агентом Сталина»: Записки советского разведчика. М., 1991. С. 91.

Сведения и слухи о тайных советско-германских контактах умножились в послемюнхенский период. Так, в последних числах ноября 1938 г. посольство США в Варшаве и их миссия в Бухаресте одновременно сообщили в Вашингтон о тайном немецком предложении Советскому Союзу, переданному по частному каналу, заключить пакт о ненападении, а в первом сообщении речь шла также о предложении договориться о разделе сфер влияния [916] . В опубликованных по окончании войны мемуарах государственного секретаря США К. Хэлла подтверждается, что американцы обладали этой информацией с конца 1938 г. [917] В начале следующего года французский посол в Берлине Р. Кулондр (переведенный туда из Москвы) спрашивал у А.Ф. Мерекалова, действительно ли имеют место признаки сближения СССР с Германией, как об этом пишет за последнее время печать [918] .

916

A. Biddle to С. Hull. Warsaw, November 28, 1938; F. Ganther to C. Hull. Bucharest. November 30 1938 // USA NAMP. T 1247. Roll 3. Target 1. Эту информацию добыли американские корреспонденты в Европе Г.Л. Никербокер (Прага) и М.У. Фоудор (страны Центральной Европы). См. также: Memorandum by V. Fodor. 1939. January // Ibid. M 982. Roll 1.

917

The Memoirs of Cordell Hull. Vol. 1–2. New York, 1948. Vol. 1. P. 655–656.

918

Дневник полпреда СССР в Германии Мерекалова А.Ф. 28 января 1939 г. // Архив внешней политики Российской Федерации (АВП РФ). Ф. 082. Оп. 4. П. 27. Д. 60. Лл. 25–26.

Во всем этом мало удивительного, учитывая постоянные советские заявления на самом высоком уровне о готовности к урегулированию отношений с Германией. После заключения пакта В.М. Молотов не скрыл того, что советское правительство «и раньше» считало желательным улучшить советско-германские политические отношения [919] . Но Гитлер не спешил, впрочем, как и Сталин. До поры до времени ему было выгодно разыгрывать антисоветскую карту так, как он это сделал в Мюнхене.

919

Речь председателя Совета народных комиссаров, народного комиссара иностранных дел СССР В.М. Молотова на сессии Верховного Совета СССР. 31 августа 1939 г. // Год кризиса. 1939–1939. Т. 2. С. 350.

Одно из проявлений тайны, окружавшей советско-германские отношения, немецкий историк И. Фляйшхауэр усматривает в том, что Сталин лично контролировал вопросы этих отношений. При этом она ссылается на «псевдомемуары Литвинова» — Notes for a Journal (Записки для дневника), в которых говорится, что с января 1939 г. М.М. Литвинова лишили прямого доступа к советскому представительству в Берлине, потребовав от полпреда докладывать непосредственно Сталину [920] .

920

Фляйшхауэр И. Пакт. С. 80–81.