Создатель меча
Шрифт:
А может и предупреждал, а я пропускал мимо ушей.
Пот заливал глаза. Я прищурился, наклонил голову к плечу, вытер мокрые волосы. В ноздри били острые запахи: пота, старой шерсти, грязи и резкая вонь страха.
Я захлебнулся воздухом.
— Что, в аиды, я…
Огонь озарил небо. Вернее я решил, что это огонь. Это было что-то яркое и слепящее. Что-то, что затмило луну и звезды, украсив небосвод яркими лентами. Такой красоты я никогда не видел. Такое и во сне не привидится. Стоя на коленях с мечом в руках — вернее мечом, цеплявшимся на меня — открыв рот и запрокинув голову, я не
Стали, прославленной песней. В небе дрожала сияющая завеса. Приглушенное великолепие цветов плавно переливалось и меняло оттенки. Они перетекали друг в друга. Разливались. Менялись местами. Встречались и таяли, превращаясь в другие цвета, яркие, горящие как огонь. И ночь ожила. В моей голову зазвучала песня. Новая, могущественная песня. Ее я не знал. Она шла не из моего меча, он был слишком молод, чтобы так петь. Эту песню создал меч постарше. Меч, который понимал суть силы, привык к ней и умел ею управлять. Меч, рожденный Севером, снегом и ветром, холодной зимой, познавшей яростную баньши-бурю. Меч, который знал мое имя, и чье имя я тоже знал. Самиэль выпал из моих рук.
— Аиды, — прохрипел я, — она жива.
4
Я отбросил эту мысль. Немедленно. Собрав все силы. Я не решался позволить себе поверить, что это может быть правдой. Я не мог снова разочароваться, это было бы слишком больно.
Ну баска, баска.
Я заставил себя не думать о ней. Из последних сил. Все дорогу вниз по склону, в темноте. Всю дорогу по завалам камней. Через тени неясно вырисовывающихся деревьев.
Захлебываясь болезненной уверенностью: Дел мертва, я убил ее.
Огонь заполнил весь небосвод. Чистые, живые цвета струились как Южные шелка на ветру. Ничто, кроме Бореал, не в силах был так раскрасить небо. Сталь расчеркивала ночную тьму. Такую красоту могла создать только магия.
Сомнения улетучились как дым, оставив меня без дыхания.
Делила жива.
Я остановился. Перестал скользил. Перестал проклинать себя за глупость. И неуклюже застыл, судорожно цепляясь за дерево. Пытаясь заставить себя дышать. Пытаясь постичь. Пытаясь рассортировать неразбериху чувств, слишком сложных чтобы их понять.
Делила жива.
Ладони сразу стали мокрыми. Я прислонился к дереву и зажмурился, дрожа и выдыхая наконец воздух, который захватил одним глотком. Потом снова вдохнул. Почти захлебываясь. Не обращая внимания на то, что в животе все завязалось узлом, а руки задрожали.
Пытаясь осознать.
Облегчение. Шок. Изумление. Радость. А с ними чувство вины и странный, нарастающий страх. Глубокое отчаяние.
Делила жива.
Боги валхайла, помогите мне. Цвета разлились по небу как полосы мятых шелков: розовый, красный, фиолетовый, изумрудный, были даже желтизна и янтарное золото Юга. И все оттенки синего, от бледно-голубого до почти черного.
Я вытер пот со лба. С трудом выровнял дыхание. Потом, уже немного успокоившись, проследил, где находится источник света, и вышел из деревьев и темноты в мороз, туман и радугу,
Делила жива.
Она стояла в хорошо знакомой мне позе, воздавая дань уважения то ли Северу, то ли самой яватме. Широко расставив ноги, твердо. Высоко подняв руки над головой. Удерживая клинок на вытянутых ладонях. Три фута смертоносной стали, ярко сияющей в ночи, фут витого серебра, мастерски превращенного в рукоять, изрезанную узорами и в то же время очень простую, изумительно правильной формы. Простота в обещанной силе, смерть в сдержанных обещаниях.
Вся в белом, Делила. Белая туника, штаны, волосы. Ленты сияния обвивали ее руки, лицо, одежду, пенились вокруг ее лодыжек и растекались по земле. Капли влаги блестели, отражая рожденные мечом яркие переливы. Вся в белом, Делила. Безупречно белая, как чистое, застывшее полотно. Позади нее была ночь, безупречно черная. А в небе горели все цвета мира, явившиеся по призыву магической стали.
Белое на черном и радуга над ними. Сияющий, слепящий свет, от которого хотелось прищуриться.
Привидение, подумал я, призрак. Дух, созданный тенями, которому одолжил свет игривый демон. Хитрая уловка или игра воображения. На самом деле это не Дел. Дел здесь быть не может.
Боги, пусть это действительно будет Дел.
Поднялся ветер. Он летел по открытому пространству, разрывая созданный мечом туман, и нежно прижимался к моему лицу. Как пальцы слепого, как руки любовника. Холодный, зимний ветер, превратившийся в баньши. Он показывал мне всю свою силу. Заставлял почувствовать ее.
Поверь, говорил он мне. Я рожден Бореал, а только один человек в мире управляет ею. Только один человек может вызывать эту силу. Призывать и контролировать ее. Создать меня. Дать мне жизнь в любое время года.
Весна не выдержала яростного натиска Северного ветра и сдалась. Уши и нос замерзали, застывали ноющие суставы. Ветер теребил полы моего плаща, пытаясь сорвать его, отбрасывал волосы с моего лица, забивал бороду инеем, а легкие холодным воздухом.
Дел запела. Тихую, нежную песню. Едва призывая силу.
Она продала свою душу за эту песню, а душой отдала и человечность.
Я повернулся к ней спиной. Я повернулся спиной к ней и к ее силе, к зиме и ветру. Думая о весне. О том, что будет, а не о том, что прошло.
Я вышел из ее света и вернулся в темноту. В мир, который понимал.
Теперь я знал: Делила жива.
А значит я мог разозлиться.
Так я и сделал, когда она наконец-то добралась до моего лагеря. Аиды, шесть недель. И все это время она была жива.
А я думал, что она умерла.
Я думал, что убил ее.
Все эти дни и ночи.
Делила жива.
Я сидел на корточках у огня и грел руки над углями. Мне не было холодно, вызванная Дел зима ушла, но это было хоть какое-то занятие. Мне нужно было смотреть на что угодно, только не на Дел, но я не выдержал и посмотрел на нее, и тяжело сглотнул. Но снова отвернулся со старательно разыгранным равнодушием и тупо уставился на свои руки, которые все время пытались задрожать и все мои силы уходили на то, чтобы эту дрожь не выдать.