Создатель звезд (другой перевод)
Шрифт:
Если бы туманности были способны к телепатическому общению, то «расширение» вселенной не вызвало бы среди них никакой паники. Но эти существа были слишком примитивны, чтобы поддерживать друг с другом непосредственный умственный контакт. И потому обнаружили, что обречены на одиночество. И поскольку темп жизни был очень медленным, то им казалось, что, едва обретя друг друга, они уже вынуждены расставаться. С горечью они сожалели о своем детском невежестве. Ибо, достигнув зрелости, они не только познали страсть взаимного наслаждения, которую мы называем любовью, но и убежденность в том, что путь к общему источнику лежит через единение их разумов. Когда неизбежность одиночества стала очевидной, когда с таким трудом созданное сообщество этих наивных существ уже разваливалось из-за нарастающих трудностей в общении, когда наиболее удаленные туманности на большой скорости исчезали в пространстве, – каждая туманность была вынуждена приготовиться к тому, чтобы остаться с загадкой существования наедине.
Далее
Но сейчас возникла новая проблема. Некоторые из наиболее старых туманностей стали жаловаться на странную болезнь, которая мешала им медитировать. Внешние края их тонкой плоти начали завязываться в маленькие узелки, которые, в свою очередь, превратились в плотные яркие огненные зернышки. Между ними было лишь пустое пространство, если не считать нескольких заблудившихся атомов. Поначалу это заболевание вызывало не больше опасений, чем у человека вызывает сыпь на коже. Но со временем оно проникло в более глубоко расположенные ткани туманности и вызвало серьезное умственное заболевание. Напрасно обреченные существа пытались использовать болезнь во благо, восприняв ее, как посланное свыше испытание духа. На какое-то время они могли преодолеть болезнь, относясь к ней с героическим презрением. В итоге, она все равно сокрушала их волю. Теперь космос казался им царством бесполезных усилий и ужаса.
Теперь молодые туманности наблюдали, как, один за другим, их старшие товарищи утрачивали ясность мышления и физическое здоровье, что неизбежно заканчивалось погружением в сон, который люди называют смертью. Вскоре даже самым жизнерадостным созданиям стало ясно, что эта болезнь была не случайной, а изначально присущей природе туманностей.
Один за другим, небесные мегатерии гибли, уступая место звездам.
Глядя на эти события из своего далекого будущего, Я, рудиментарный космический разум, пытался дать знать умирающим туманностям далекого прошлого, что их смерть не только не была концом света, а, наоборот, являлась начальной стадией жизни космоса. Я надеялся утешить их, дав им определённое представление о большом и сложном будущем, о моем собственном окончательном пробуждении. Но общение с ними оказалось невозможным. Хотя в пределах своих примитивных ощущений они были способны на определенное мышление, в остальном они были практически идиотами. С таким же успехом человек мог пытаться успокоить умирающую зародышевую клетку, давшую ему жизнь, рассказом о своей будущей успешной карьере.
Поскольку попытка утешения оказалась тщетной, Я отбросил сострадание и удовлетворился наблюдением за окончательной гибелью сообщества туманностей. По человеческим меркам его агония была невероятно долгой. Она началась с распада самой первой туманности на звезды и закончилась (или закончится) спустя много времени после гибели последней человеческой расы, населявшей Нептун. Действительно, последняя туманность полностью утратила сознание только тогда, когда многие трупы ее собратьев уже превратились в симбиотические сообщества разумных звезд и миров. Для самих медленно живущих туманностей болезнь протекала невероятно быстро. Одно за другим, эти огромные религиозные создания оказывались лицом к лицу с коварным врагом и мужественно вели безнадежную борьбу до тех пор, пока смерть не одолевала их. Они так и не узнали, что их распадающаяся плоть давала начало более быстрой жизни мириадов звезд, что в разных местах космоса такие создания, как люди, вели свои несравненно маленькие, несравненное быстрые и несравненно богатые жизни, и что вся насыщенная событиями история этих существ уместилась в несколько последних беспокойных моментов жизни первобытных чудовищ.
2. Близится момент истины
Знакомство с жизнью туманностей глубоко тронуло ту начальную форму космического разума, которой я стал. Я терпеливо изучал эти почти бесформенные мегатерии, впитывая своим многослойным существом страсть их простой, но глубокой натуры. Ибо те целеустремленность и страсть, с которыми эти простые создания шли к своей цели, превосходили целеустремленность и страсть всех миров и звезд, вместе взятых. Я погрузился в их историю с таким живым воображением, что мысли этих существ обо Мне – космическом разуме – в определенном смысле изменили и меня самого. Рассматривая с точки зрения туманностей многосложность и запутанность живых миров, Я начал задумываться над тем, не были ли их бесконечные метания результатом как насыщенности существования, так и слабости духовного восприятия, как безмерной разнообразности потенциальных возможностей их природы, так и полного отсутствия какого-либо острого контролирующего ощущения. Если стрелка компаса слабо намагничена, она прыгает между западом и востоком, и требуется очень много времени, чтобы определить ее правильное направление. Более чувствительная стрелка сразу же указывает на север. Может быть, просто сама сложность любого разумного мира, состоящего из огромного количества маленьких и не менее сложных существ,
Нет! Каким бы великолепным не был образ мышления туманностей, мышление звезд и планет имело свои, присущие только ему, достоинства. И из всех трех вышеупомянутых типов мышления наибольшую ценность имеет именно он, поскольку ему одному доступно понимание двух других типов мышления.
Теперь я позволил себе поверить, что ввиду глубокого познания не только множества галактик, но и первой фазы жизни космоса. Я имею определенные основания считать себя начальной формой разума всего космоса.
Но «составляющие» меня пробудившиеся галактики по-прежнему были всего лишь ничтожным меньшинством от их общей численности. Посредством телепатии я помогал тем многочисленным галактикам, которые стояли на пороге умственной зрелости. Если бы я смог расширить космическое сообщество пробудившихся галактик с нескольких десятков до несколько сотен, тогда бы Я, коллективный разум, мог обрести такую силу, которая подняла бы меня с моего детского уровня умственного развития на уровень, близкий к уровню зрелости. Даже в моем нынешнем зачаточном состоянии мне было ясно, что Я созреваю для нового просветления; и что при определенном везении Я еще смогу добраться до того, что в этой книге получило название Создателя Звезд.
К этому времени, мое желание добраться до этой цели стало всепоглощающей страстью. Мне казалось, что я вот-вот сорву покров с источника и цели всех туманностей, звезд и миров, что сила, которой поклонялось столько мириадов существ, но которая не открылась ни одному из них, сила, к познанию которой слепо стремились все существа, представляя ее себе в образах бесчисленных божеств, – сейчас была почти готова открыться мне, чахлому, но набирающему силу духу космоса.
Я, сам являвшийся объектом поклонения сонмов моих маленьких составных частей, достигший высот, о которых они даже и мечтать не могли, сейчас был полностью подавлен ощущением своей ничтожности и своего несовершенства. Но неодолимая сила скрытого присутствия Создателя Звезд уже полностью подчинила меня себе. Чем выше я поднимался по тропе духа, тем более величественные вершины открывались передо мной. Ибо то, что сначала казалось мне высочайшей вершиной, оказывалось всего лишь ее подножием, за которым начинался настоящий подъем, круто уходящий в туман, покрытый льдом и ощетинившийся утесами. Мне ни за что не взобраться по этому отвесному склону, но я все же должен идти вперед. Неодолимое желание преодолело страх.
Тем временем, под моим воздействием незрелые галактики, одна за другой, достигли того уровня ясности мышления, который позволил им присоединиться к космическому сообществу и обогатить меня своими особенными впечатлениями. Но физическое одряхление космоса продолжалось. К тому времени, как половина галактик достигла зрелости, стало ясно, что очень немногим из оставшейся половины удастся добиться того же.
В каждой галактике осталось очень немного живых звезд. Что касается мертвых звезд, то некоторые из них использовались в качестве искусственных солнц и были окружены многими тысячами искусственных планет. Но большинство звезд покрылось твердой коркой и было заселено. Потом возникла необходимость эвакуации всех планет, поскольку искусственные солнца были слишком дорогостоящим источником энергии. Поэтому расы, населявшие эти планеты, одна за другой уничтожили сами себя, завещав материал своих миров и всю свою мудрость обитателям погасших звезд. Теперь космос, переполненный когда-то сверкающими галактиками, каждая из которых кишела сверкающими звездами, полностью состоял из трупов звезд. Эти темные зерна плыли в черной пустоте, словно тончайший дымок, поднимающийся над потухшим костром. Эти пылинки, эти огромные миры излучали слабое сияние искусственного освещения, созданного их последними обитателями, невидимое даже с ближайшей из безжизненных планет.
Самым распространенным из всех населявших звезды существ, был разумный «рой» микроскопических червей или насекомоподобных. Но существовало немало рас более крупных и очень любопытных созданий, адаптировавшихся к ужасной гравитации этих гигантских небесных тел. Каждое такое создание напоминало живое одеяло. Двигалось оно с помощью множества маленьких ножек, каждая их которых выполняла также функции рта. Эти ножки поддерживали тело, толщина которого не превышала двух с половиной сантиметров, хотя ширина его могла достигать двадцати метров, а длина – ста. Передняя часть тела была снабжена «руками» – манипуляторами, которые двигались с помощью собственных ног. Верхняя поверхность тела вся была изрешечена дыхательными порами. На ней же располагались и органы чувств. Между верхней и нижней поверхностями были зажаты органы обмена веществ и большой мозг. По сравнению с роями червей и насекомых эти, смахивавшие на требуху существа имели определенные преимущества: более прочное единство разума и более определенную специализацию органов. Но они были неуклюжими и менее приспособленными к подземной жизни, к которой, впоследствии, были вынуждены перейти все обитатели погасших звезд.