Создатели двигателей
Шрифт:
Лавалевский паровой котел, выставленный в Стокгольме, вместе с обслуживавшимся им турбогенератором, дававшим ток для освещения выставки, представлял собой единственную в своем роде установку, являющуюся прототипом самых больших и экономичных современных установок.
Этот котел, высотой около трех метров, состоял из одной длинной спиральной трубки небольшого сечения, свернутой во множество витков, обогреваемых газами из топки. Вода накачивалась насосом с одного конца змеевика, а пар отбирался с другого его конца. Установка представляла собой органическое целое. Топливо и питательная вода подавались автоматически, так же автоматически регулировалось давление пара
Турбина, выставленная в Стокгольме, отличалась от прежних турбин тем, что имела два ряда лопаток. Это был новый тип турбины, с двумя ступенями скорости. Отработавший в первом ряду лопаток пар направлялся на второй, сидящий на том же диске. Таким образом, его энергия использовалась на двух рядах лопаток, благодаря чему вдвое уменьшалась скорость колеса. Ступени скорости позволили снизить в самой турбине число оборотов до тринадцати тысяч в минуту. Турбина вращала динамо-машину и приводила в действие автоматические устройства котла. Отработавший в турбине пар шел в конденсатор. Вся установка занимала площадь в 20 квадратных метров и отличалась компактностью, изяществом и простотой.
Котел работал, к полному удовольствию устроителей, но по ночам Лавалю частенько приходилось возиться с починкой змеевика, который не выдерживал длительной эксплуатации из-за несовершенства примененного материала. Лаваль понимал, конечно, что для практического успеха котла понадобится еще немало времени, труда, опытов и терпения, но заниматься им он уже больше не мог.
Этот человек, очень мало заботившийся о своем деловом достоинстве, без сомнений и колебаний отдававшийся во власть бесчисленного множества охватывавших его идей, предоставлял другим доделывать то, что он начинал. Сам он спешил идти дальше, к разрешению новых задач.
Живая фантазия изобретателя охватывала все области техники и науки. В различные периоды своей жизни он интересовался самолетами и извлечением золота из морской воды, сепарированием газов и ферросплавами; он конструировал доильные машины и электрические печи для выплавки чугуна, построил воздухообволакиваемое судно и установку для обезвоживания торфа. Он занимался, множеством других вещей, о чем говорят заметки в его записных книжках и сломанные модели в пыльных складах мастерских на Пильгатане. Но ни одно из его предприятий не было, в сущности, доведено до окончательного практического успеха.
Этот год от году толстевший добродушный, веселый, проворный человек, теперь внешне походивший на пастора, при всех достоинствах имел в глазах предпринимателей один поистине все убивающий недостаток: он совершенно не умел устраивать свои материальные дела и все чаще и чаще стоял на краю банкротства.
Когда ему советовали сократить расходы на опыты, он резко отвечал:
— Мои эксперименты стоят тех средств, которые я на них трачу!
На эту самоуверенность Лаваль, конечно, имел право. Турбина Лаваля, правда, оказалась сама по себе неспособной к дальнейшему развитию и скоро была вытеснена из крупной промышленности турбинами других систем. Но только благодаря практическому разрешению Лавалем основных вопросов турбостроения оно достигло теперь своего блестящего развития. Десятки ученых разрабатывали в технической литературе вопросы о расширяющемся сопле Лаваля, о гибкой оси его турбин, о форме дисков. Эти исследования повели к созданию метода расчетов отдельных частей турбин и положили начало созданию теории паровой турбины.
Такое же следствие имели другие работы Лаваля как в области
В то время как Лаваль, вспоминая свою молодость, снова рассчитывал, можно ли ему взять извозчика или придется идти пешком, выросшее из организованного им товарищества акционерное общество «Сепаратор» скупало за бесценок развалины заводов «Лактатор», производивших доильные машины Лаваля, и начинало производство собственных доильных машин.
В то время как Лаваль закрывал свои мастерские и распускал штат инженеров, «Акционерное общество паровых турбин Лаваля», выросшее из собственного турбостроительного завода Лаваля, переходило на строительство многоступенчатых турбин и распространяло свою деятельность на всю Европу.
На базе акционерного общества «Электросила Трольхеттан», организованного Лавалем для эксплуатации водопровода, решением королевского суда отнятого у общества, выросла правительственная гидростанция, являющаяся крупнейшей теперь в Швеции.
Даже капиталистические дельцы и воротилы, руководившие обществами, выросшими из лавалевских предприятий, были смущены тем, что ко дню двадцатипятилетнего существования «Сепаратора» у Лаваля не оказалось ни одной акции общества. А при основании его он имел половину всех паев. Этот случай ярко и отчетливо характеризует положение изобретателя в том самом капиталистическом хозяйстве, которое эксплуатировало его гений. Правление «Сепаратора» назначило Лавалю пожизненную пенсию, но пенсия не могла уже устроить его дел, обеспечить существование лабораторий и мастерских, производство экспериментов.
К тому же, хотя беспокойное воображение Лаваля по-прежнему перерабатывало тысячи разнообразных идей, физические силы оставляли изобретателя и приступы усталости охватывали его все чаще и чаще.
Дело заключалось не только в переутомлении и приближающейся старости, не только в неудачах последних лет и материальных затруднениях: Лаваль был тяжело болен, сам того не замечая.
За всю свою жизнь он, кажется, всего только однажды имел дело с врачами, после того как во время аварии сепаратора его с окровавленной рукой отправили в больницу. От природы наделенный прекрасным здоровьем, закаленный в суровой Далекарлии, много времени уделявший лыжному спорту, Лаваль и не нуждался в медиках. Ему, пожалуй, никогда и в голову не приходило, что он может стать жертвой какой-нибудь жестокой болезни. Он долго высмеивал советы жены обратиться к врачам по поводу своего странного состояния.
— Если бы они могли прописать мне вместо порошков и пилюль сто тысяч крон, — говорил он, — то я, наверное, почувствовал бы себя лучше. Микстура же мне никак не может помочь.
Однако в конце концов врачи явились, обследовали больного и определили у него наличие раковой опухоли в кишечнике. Диагноз произвел ошеломляющее впечатление на окружающих, но не на больного. Смеясь над грустным заключением врачей и над испугом жены, Лаваль в январе 1913 года уехал в Англию. Он повез туда свою последнюю работу: модель новой доильной машины, представлявшей собой остроумный, удобный аппарат, который быстро и легко раскрывался, устанавливался и затем так же легко складывался после работы. На родине эта машина не вызывала ни у кого доверия, так как самая идея ее уже была скомпрометирована прежней неудачей Лаваля.