Созидая на краю рая
Шрифт:
– Представляешь, Тони потерял свою игрушку. Того кролика, что ты ему подарил. Никак не может найти. Очень расстроился, – шепчу я, пытаясь отвлечься от накатывающих воспоминаний. – Говорит, что ты знаешь, где он. Не скажешь нам?
Снова тишина.
И снова ком рыданий поднимается в моём горле.
– Ладно, мы найдём сами, главное, выздоравливай, родной, пожалуйста, – прошу тем же тоном, что когда-то меня просил он. Встаю и целую его лоб. Кожа слишком гладкая, непохожая на ту, что раньше.
Ещё секунду
Теперь кошмары ему не снятся. Он спит, не просыпаясь.
Мне огромного труда стоит смотреть на него и не думать, что он больше не проснётся.
– Ты не можешь оставить меня, мой хороший, – легонько сжимаю его ладонь, стараясь не затронуть трубки на запястье. – Ты мне обещал. Помнишь?
Шумно сглатываю, когда глаза начинают болеть от пересыхания. Мне как никогда нужны слёзы, которых нет.
– Энтони очень скучает. Он хочет, чтобы ты поскорее вернулся и поиграл с ним, – вспоминая про слабость Эдварда перед просьбами малыша, произношу я.
Писк прибора становится для меня самым громким звуком в комнате. Больше ничего не слышно.
– Возвращайся к нам, – умоляю напоследок, наклоняясь к его губам. Они сухие, уже не такие как раньше. Впрочем, целовать их по-прежнему моё любимое занятие. Он это знает. Надеюсь, и чувствует тоже.
С этим поцелуем почему-то в моей голове появляется полный кавардак. Мысли, как в цветном калейдоскопе, начинают свой безумный танец, перенося меня на бесконечные просторы воспоминаний.
Я помню всё. Каждый вздох, каждый шаг, каждое слово.
Всё, что связано с Эдвардом Калленом известно мне лучше, чем кому-либо.
Наверное, это всё потому, что я безумно люблю его. И это безумство накрывает меня с головой, выуживая из дебрей мозга то, о чём полагалось бы не помнить вовсе.
Столько времени я боролась с желанием всё обдумать. Вспомнить всё до мелочей. Боялась, что мне будет слишком больно.
Но теперь я понимаю, что больнее уже не будет.
А может, что-то свыше подталкивает меня, наконец, исполнить своё заветное желание, обещая, что что-то изменится?
Не знаю.
Просто опускаюсь обратно на неудобное кресло, опускаю голову на Его кровать, прикладывая к губам Его ладони, и пускаюсь в воспоминания.
Приятные и нет. Мифические и настоящие. Страшные и весёлые. Трагические и романтичные.
Наши воспоминания.
Те, что позволили нам созидать собственный рай.
Этот чертов поток воспоминаний обрывается на самом тяжёлом. После ночи, когда Эдварда едва не застрелили, вспоминать нечего.
И я ждала.
Мне казалось, самым сложным периодом были те три дня, когда Каллен боролся за свою жизнь в реанимационном блоке, но как оказалось, те три дня ничто по сравнению с шестью месяцами, которые будто нарочно проходили слишком медленно.
Где я сейчас? В Аду?
Ответ не совсем точный. Ведь Энтони и Эдвард пока что живы.
А Рай? Как же наш Рай?
Ведь вместе с этим человеком – моим Эдвардом – я поняла, что живу по-настоящему.
С ним я увидела жизнь с другой стороны. Благодаря ему мой ребёнок – наш ребёнок – обрёл второй шанс на счастливую жизнь, обрел семью и отца.
Эдвард и Тони – мой рай. Без них я не смогу и не захочу жить.
Но сейчас один из них на краю. Над пропастью, так сказать. Внизу острые скалы, а он стоит, покоряясь судьбе. И я на этом краю вместе с ним.
Мы вдвоём над пропастью. И здесь уж либо шаг вперед, либо назад. Я тяну его, упираюсь, прошу остаться, а он не отвечает. Молча ждёт, что будет дальше.
Получается, что я тоже жду. Стою и жду рядом с ним.
Мы стоим на краю собственного рая. Собрав его по щепкам, словно сложнейшую головоломку, мы рискуем потерять его. Только был сложен последний пазл, как всё снова растопчут и расшвыряют.
Одной мне это не собрать.
А может быть, поддаться? Позволить Эдварду самому сделать выбор, перестать держать его, не позволяя упасть? Может быть, он хочет иной участи, заслуживает иного, а я лишь мешаю?
Отрываю голову от его рук, когда очередная мысль врезается в измученное сознание, и смотрю на прекрасное лицо.
– Ты хочешь, чтобы я тебя отпустила? – спрашиваю почти шёпотом. Словно боюсь, что кто-то услышит. Настолько невероятный вывод, что по спине бегут мурашки.
В ответ всё такая же тишина. Но в моей голове зреет решение.
Подавляя рыдания, встаю с неудобного диванчика и на ватных ногах бреду к двери. Выхожу в коридор и делаю глубокий вдох. Я должна решиться.
Проходящая мимо медсестра с удивлением смотрит на меня.
– Позовите доктора Плэтта, – вспоминая фамилию Карлайла, прошу я. Девушка кивает и исчезает в дверном проёме.
Держусь для опоры за дверную ручку. Боюсь войти внутрь. Боюсь струсить, едва увижу Эдварда снова.
Мне нужно попытаться смириться с тем, что его больше нет. Незачем мучить меня и его. Он много пережил, и я дала ему все шансы. К сожалению, Всевышним было решено иначе.
Счастье, данное нам, продлилось всего несколько месяцев.
Эти его слова, про то, что эти месяцы были лучшими в его жизни, и он готов проститься с тридцатью восьмью годами прежнего существования, дают мне уверенность в правильности своего поступка.