Созвездие Антура
Шрифт:
«Так вот как птицы отдают лишнее тепло?! Вот почему у них не бывает теплового удара, хотя тело покрыто густым пухом и толстым слоем жира!..»
Свою догадку тут же решил проверить. Налил в стакан воды, опустил в него лапки конюги, замерил температуру. Потом выпустил птицу и стал гонять по каюте. Поймал, снова опустил ее лапки в стакан с водой и второй раз замерил. Температура поднялась.
— Все правильно! — обрадовался Алексей. — Тепло уходит через лапки. Как просто!..
В эту ночь он больше не спал: в мельчайших подробностях описывал опыты с конюгой в дневник.
Глава 12
„У МЕНЯ — СЫН!..“
«21 марта 1959 года
Из дома от Людмилушки нет ничего. Вот что значит дороги жизни. Ведь только были вместе. Пришел день — и одна осталась в Сибири, другой
Стармех сидит около «Балтики», старательно ловит звуки родной речи. Но больше говорят японцы. Их речь сопровождается какой-то заунывной мелодией.
23 марта
Самое знаменательное событие за день — утром с боцмановским вареньем выпил кружку чаю и проглотил пару ломтиков хлеба.
Сегодня день солнечный, хотя и облака. Сильный ветер — семь-восемь баллов, отсюда — качка. Ночью так бросало, что просыпались. И сейчас ходят горы-волны, ветер ворует у них барашки, подымает, рассыпает разноцветной радугой. Носятся чайки, морские голуби-глупыши, альбатросы.
В обед съел второе — картофельное пюре с соленой горбушей, выпил кружку компота. Немного полегчало. Думал, меня одного забирает, как новичка. Но, оказывается, даже бывалые моряки при такой качке сдали: стармех, Кузнецов, а моторист прямо из-за стола бегал «травить».
К вечеру ветер усилился, пошел дождь. Судно кинет то в одну, то в другую сторону, а то вдруг провалится в какую-то яму, чтобы сейчас же взлететь носом к солнцу. В каютах слетела с вешалок одежда, стулья опрокинуты, и никто не пытается их поставить. В кают-компании почти невозможно пить чай — ноги задираются.
24 марта
Погода пасмурная, волнение меньше. Чувствую себя лучше, даже моей женушке пропел пару песенок. Когда же дождусь от нее весточки?
Идем на север. Кажется, намечается встреча с «Лахтаком». Может, Гена что привезет от родных?
25 марта
Из дома по-прежнему ничего.
Людмилушка! Прошел месяц, как мы с тобой расстались. Уже месяц!.. Очень часто вижу тебя на вокзале — тихую, внешне спокойную, только со слезинками.
Почему, почему, родная, молчишь? Неужели что-нибудь случилось? Милая подруженька, мы все должны пережить. Пусть идут эти долгие месяцы, все равно я приеду к тебе, и мы снова будем вместе.
Порой так много думается про нашу жизнь. Все-таки как хорошо с тобой!
26 марта
Милая девчонка, почему же молчишь?
Утром, когда помогал коку чистить картошку, уборщица Лина рассказала мне, что роды бывают разные. В душе начинаю каяться, что ушел в экспедицию, оставив одну свою подружку.
Сегодня выходил с первым ботом, на борту его нарисована морда тюленя. Добыли молодую «котиху». С эмбрионом — детенышем.
Зыбь хоть и большая, но охотиться можно. Здорово же «летать» на боте по волнам, прыгать с одной на другую! Впервые испытал вкус морской водицы. И вправду соленая. Даже за воротник попала, промокли.
Любопытные вещи рассказал радист Василий Михайлович Гилен. Моржи не оставляют раненого товарища в беде — сталкивают со льдины и уводят с собой. Чудо, да и только!..
Снова дал телеграмму, теперь уже теще. «Почему молчите?» Действительно, что там у них, когда кончится эта игра в «молчанку»?
27 марта
«ЛЮДА СЕРДЕЧНО БЛАГОДАРЮ СЫНА ОТМЕТИЛ РОЖДЕНИЕ ТИХОМ ОКЕАНЕ ЖЕЛАЮ ЗДОРОВЬЯ ПРИВЕТ ВОЛОДЬКЕ ЦЕЛУЮ ЛЕША»
Эта радиограмма уже в Иркутске.
Вечером, когда мы с боцманом разговорились (у меня весь день было почему-то прекрасное настроение), открывается дверь, радист, Василий Михайлович, улыбаясь, подает мне в руки телеграмму, поздравляет. Читаю и глазам не верю. Сын! Боже мой! Володька, мой Володька! У меня — сын, свой сын! Не верится до сих пор.
Достал с великих радостей 0,8 «Вермута», «тряхнули» мы ее, и пошли разговоры до самого утра.
В честь такого события установилась штилевая погода. Ночь была тихой.
Люда, родная! Теперь у нас с тобой семья из трех «бельчат». Меня не так, наверное, будешь любить. Ну, и ладно. Я не стану очень ревновать тебя к сыну…»
Глава 13
ПЛЯСКА СОЛНЦА
На четвертом курсе Белкин и Косыгин снова прибыли в ТИНРО — на преддипломную практику.
В первый же вечер они сидели в комнате общежития за бутылкой болгарского вина. Молча слушали Аркадия Снегирева, старшего научного сотрудника института, пришедшего к студентам в гости.
Долговязый, всегда до голубизны выбритый и по-парадному отутюженный, он почему-то вызывал у Алексея чувство неприязни. Коллеги по институту говорили Аркадию в лицо: «С тобой лучше не ходить на охоту — всегда забегаешь вперед, не думаешь, как друзья». Тот лишь
И сегодня Снегирев старался выглядеть перед практикантами незаурядной личностью. Около часа рассказывал о том, какая гиблая дыра — этот Дальний Восток. Говорил неторопливо, покровительственно, любуясь своим красноречием.
— В Белом море, на Байкале учет тюленей уже давно ведется авиацией. С самолетов, вертолетов считают их в Норвегии и Нидерландах. И только здесь, на Дальнем Востоке, где самый большой объем промысла, мы не можем сказать ничего вразумительного об их запасах. Нам, у-че-ным, нужен самолет, но товарищ Госплан, видите ли, не предусмотрел это. А методами, какими работаем сейчас, будем вести исследования еще не одно десятилетие…
— Так уж и десятилетия? — выразил сомнение Алексей. — Ну, а то, что на Дальнем Востоке еще не все тюлени учтены, вполне естественно. Тихий — не Белое море и не Байкал. А для нас с Косыгиным так даже лучше — иначе нечего было бы здесь делать.
— Вижу, Белкин, в оптимистах ходишь. Имей в виду: океан не любит липовых оптимистов — быстро отрезвляет.
— Кого как.
— Поживем — увидим.
— Действительно, поживем — увидим, — согласился Алексей, давая понять задержавшемуся гостю, что разговор окончен.
…Утром практиканты пришли в ТИНРО. Кузнецов встретил их «прохладно». Считавший себя чуть ли не единственным здесь специалистом по ластоногим, он никак не мог примириться, что прошлогодний отчет лаборанта Белкина оказался сильнее, чем его собственный (на прощанье директор даже подарил студентам книгу «Китообразные Дальнего Востока»). И когда Белкин с Косыгиным попросили Кузнецова снова поставить их на должность лаборантов, тот категорически отказал.
— Тебе жалко, что ли? — с недоумением спросил его коллега Выставкин. — Пусть ребята немного заработают. Сам был студентом. Наверно, еще не забыл, как жить на стипендию.
— Чего за них плачешься? Да, я тоже жил на студенческие гроши. И ничего, как видишь, не пропал. Пусть и они привыкают. А то слишком рано почувствуют запах денег, — отрезал Кузнецов.
Непонятно, почему выразил недоверие студентам и руководитель практики. Он не разрешил им браться за изучение морских котиков. На просьбу ребят объяснить, почему не дают эту тему, ответил уклончиво: «А вы уверены, что справитесь?»
Белкин пошел к директору.
— Кирилл Иванович! Что же получается? — начал с возмущением. — Научно-исследовательский институт, а ни разработки тем, ни методики…
— Ишь куда занесло! — остановил практиканта Панин. — Ты не горячись. Давай обо всем по порядку.
Разговор был недолгим. Алексей вышел из кабинета директора удовлетворенным — получено разрешение на изучение котиков.
Отплытие «Крылатки» назначили в ночь с 21 на 22 марта.
— Опять ночью? — удивился Алексей.
— Второй раз — в плаванье, а до сих пор не знаете, что в понедельник моряки не выходят в море, — заметил капитан.
— Сегодня же понедельник! — спохватился Белкин. — Ну и везет нам, Сергей Аполлинарьевич. Прошлой весной выходили тринадцатого, нынче — в понедельник.
— Не волнуйтесь, Алексей Никифорович, — улыбнулся Политовский. — Живы будем — не умрем…
Белкин опустился в каюту. В ней было все, как обычно, и еще — балалайка!
«Вот хохма! — удивился Алексей. — Теперь доведу боцмана до белого каления. Но откуда балалайка? Впрочем, не проделки ли это самого боцмана? Во время прошлой экспедиции я рассказывал, кажется, о нашем семейном оркестре…»
Алексей снял со стены балалайку, тронул пальцами струны.
…В полночь «Крылатка» отошла от причала. В мартовской тишине одиноко прозвучали три традиционных гудка. Курс взяли на Курильские острова.
Шхуна, похожая с воздуха на черного жука, то взбиралась на вершины океанских гор, то скатывалась к их подножию. К вечеру шторм постепенно унялся. Дул легкий прохладный сиверок. Назавтра синоптики обещали промысловую погоду.
Белкин стоял возле борта и неожиданно увидел, что над горизонтом как бы поднимается второй океан. По нему ходила крупная зыбь и плавали рыболовные суда. Они словно повисли в воздухе. Нижний край солнца окунулся в волны, тут же сплющился и расплылся — у него вырастала ножка-подставка. Вскоре солнце стало похожим на большой огненный гриб.