Созвездие эмигранта
Шрифт:
– Я честный человек, на благородную цель прошу, – сказал дебютант-попрошайка с остекленевшими голубыми глазами, крепко удерживая двумя руками картонку с надписью, и попытался привлечь взгляд прохожего к тексту.
Металлические тарелки соседей-христарадников трещали от прибывающих с каждым часом монет. Новичок терпеливо ждал.
– Ну как вы не понимаете? Человек должен быть честен в любом вопросе! Я искренне влюбился, искренне женился, честно признался жене, что люблю другую, развёлся, потом второй жене сказал, что у меня есть любовница, и она ждёт от меня ребёнка. Надо было – послал шефа на х…, швырнул пепельницу ему в лицо
– Ах ты, ленивый паршивец! И не стыдно?! Никто тебе и гроша не даст. Я таких, как ты, за версту чую и с детства смертным боем бью, чтобы людьми стали, уроки учили. Дабы потом так не паясничали.
– Вы кто, девушка?
– Я – заслуженный педагог, урод, – гордо представилась и демонстративно раздала другим попрошайкам оставшуюся после покупок мелочь похожая на пережившую листопад берёзку женщина. – Подобные тексты свойственны идиотам, двоечник несчастный!
– Это наш новенький, зачем вы его обижаете, – решил защитить «коллегу» от бичующего языка учительницы один из попрошаек, а потом вполголоса посоветовал последовать его примеру:
– Напиши, что голоден, болен, просто напиши – помогите! Но не так, не так… Так тебе никто не поверит, никто не уважит, братан…
На самом деле надпись, красующаяся на груди попрошайки с остекленевшими глазами, была более чем откровенна, а замысел совершенно ясен.
Надпись гласила: «Подайте на бухло!».
Новичок ни гроша не заработал, но неустанно пополнял запасы иронических замечаний и советов набраться ума-разума на протяжении трёх дней. На четвёртый день он «на работу» не вышел. Люди, как обычно, носились взад-вперёд мимо попрошаек, а те – прибывали и убывали, благодарили за щедрость или провожали укоризненным взглядом тех, кто ни гроша не подал. Про новичка никто не говорил, и его, наверное, забыли бы совсем, если бы на седьмой или восьмой день он не появился на территории ещё более мрачный, безучастный, с налитыми кровью белками стеклянных глаз.
На этот раз никто не остался равнодушен к нему. Двуглавые металлические орлы, испуская металлический крик, водворялись в маленькой коробочке. Те, кто ещё недавно одёргивал его, в особенности – хрупкие женщины, теперь с сочувствием подавали монеты. На обратной стороне той самой картонки попрошайка вывел новую надпись: «Люди добрые, помогите доехать домой!»
Перевод с армянского Анны Варданян
Огни большого города
Из горизонтального положения смотрю вверх. Наверху мерцают звёзды. В школе пытались донести до наших маленьких умов, как можно найти Орион, Большую Медведицу, Стрелу, Лиру и другие созвездия, о которых сейчас и не вспомню, но вдруг на ум приходит Малая Медведица – её легко можно было найти по характерной форме ковша. Сейчас сверкающие у меня над изголовьем небесные светила – фосфорные звёзды, собственноручно приклеенные к потолку хозяином квартиры, мудрым евреем. При мысли о звёздном ковше вспоминаю историю «бумажного черпака».
Она имеет свойство повторяться, как самовращающаяся мелодия из шарманки, оказывающейся из раза в раз в руках нового исполнителя. Ловлю слёзы кончиком языка, помня, что это дело бессмысленное и неблагодарное, ведь этот город слезам не верит…
День начинается, день заканчивается:
– Мам, как только упадёт звезда, мы станем счастливыми.
– Солнышко моё, мы и сейчас счастливы.
– Нет, мама… если упадёт звезда, то исполнится моя мечта, и мы уедем домой, в Ереван.
Мама шерстит сайты объявлений о работе. Брат нитями собственных нервов сшивает бесконечно скапливающиеся на столе «Дома быта» блузки и брюки.
День пятый, десятый, пятнадцатый, сороковой. Отец пошёл освещать московские здания, мама нашла просвет в своей горестной жизни в стенах кондитерской «Сладкая жизнь». Брат сегодня вернулся с работы немного печальный, но счастливый. Получил первую зарплату. Во фруктово-овощном ларьке азербайджанца купил армянские абрикосы. Я ем и плачу. Сын просит деда закопать абрикосовые косточки в землю во дворе дома, чтобы рядом с рябинами выросли абрикосовые деревья. Всхлипываю, тихо напевая под нос грустные народные песни, а на подоконнике, между уместившимся в глиняном горшке «Денежным деревом» и цветущей орхидеей, печально улыбается примостившаяся на маленькой деревянной досочке Матрона, надписью подсказывая:
«Да любите друг друга»…
Ночь. Все спят. Небо покрыто тёмной бархатной завесой. Я снова поднимаю голову. Фосфорные звёзды смотрят на меня жёлто-зелёными глазами. Пытаюсь мысленно воспроизвести Орион. В старину армяне называли его созвездием Айка – в честь давшего нам имя праотца…
Перевод с армянского Анны Варданян
Любовь
Всё началось со сна: мышь бежала, ржавая мышеловка, скрежеща отвратительными зубами, гонялась за ней, потом показался Помпей и в ту же секунду наполнился кроваво-красным соусом вулкана. Открыла глаза и не поняла: кто кого ловил, что исчезало? Было ясно одно: потолок тревожно громыхал.
С этого дня веки мои растеряли сны, время моё встревожилось, а спальня превратилась в магнит. В какой бы части дома я ни находилась, в эту секунду непременно оказывалась в моей фантастической спальне.
Зырк-зырк… буква «з» скрежетала, как слоёное тесто от суматошных движений скалки, падала в объятия задыхающегося «ы», чтобы всё наконец завершилось мажорным рыком «р-к» и снова началась – зырк-зырк – ловкая, бунтующая, ритмичная мелодия…
Рай расположился на восьмом этаже восьмого подъезда. Там двое, и им с лёгкостью удаётся всполошить безмятежность спокойного дня. Пол их спальни и потолок моей – в неистовом диалоге, а я только сейчас это замечаю.
– Ну? Чего опять лицо опухшее? Снова соседи не дали…
– Да, Нушик, да! Они сумасшедшие, ненормальные! В 8 утра, в полдень, днём, вечером и ночью – несколько раз!
– Ты считала? Вернее, ты уверена, что… – багровое от стыда и любопытства лицо подруги окрасило розовым экран моего телефона.
– Слышишь, да? Ну ладно, извини… мне пора, позже поговорим.
Видеозвонок прерывается, я быстро достаю из чемодана белый, купленный по поводу второго замужества, да так и не использованный по назначению кривошеий халат, заворачиваюсь в тёплую ткань, устраиваюсь на нулевом меридиане своей постели…