Созвездие Стрельца, или Слишком много женщин
Шрифт:
Ну, в общем, я ее отмолил. «Под свою ответственность». Воспользовавшись личным обаянием, которого – чего уж тут скромничать и отворачиваться к стене, застенчиво ковыряя пальчиком известку, – у меня всегда полны закрома. Ну вот таким я уродился на свет – высоким-красивым-длинноногим-политически грамотным молодым человеком с искренней улыбкой во всю ширь и таким же искренним желанием, чтобы у всех все было хорошо.
– Ладно, зови ее, – откинулся на спинку своего огромного кресла шеф после того, как я завершил свою короткую речь призывом к «человечности»
Я открыл дверь приемной и поманил Риту пальцем.
Она вошла, ее колени заметно дрожали:
– Игорь Павлыч, можно?
– А-а-а, это вы! – съязвил шеф, но я видел, что он сделал это вполне добродушно. – Новоявленная целительница – куда там Джуне! Бывает же такое – тридцать лет молчал мужик, как рыба, а у тебя в статье вдруг ап! – и заговорил. Да это же сенсация! Знаешь, Мурашко, мы тут о тебе решили специальный репортаж на разворот сделать. «Известная целительница Маргарита Мурашко! Новое российское чудо! В перьях!» И подзаголовок: «Слепые прозревают, глухие слышат, немые говорят!» Это я тебе рабочее название сказал, потом сократим.
Юмор у главреда был, как всегда, тяжеловесный и кондовый, но сообразительная Рита дипломатично улыбнулась одними уголками губ, одновременно опустив очи долу как бы в немом раскаянье и безусловном признании своей вины.
– Ладно, иди, – махнул рукой начальник. – Уволил бы тебя, к чертовой матери, давно руки чешутся – да Любшин вот, добрая душа, взял на поруки. Только никак понять не могу, зачем ему это понадобилось, не иначе как он в пацифисты подался. Но только учти, Мурашко, держу я тебя теперь уже до самого-самого первого предупреждения! Еще раз – и покатишься вниз по лестнице колбаской! Лично спущу!
– Спасибо, Игорь Павлыч… Я исправлюсь, Игорь Павлыч… Я все-все понимаю, Игорь Павлыч, честное слово…
Шеф снова махнул здоровенной ручищей и уткнулся в бумаги. Глубоко вздохнув и постаравшись выдохнуть как можно тише, Рита нащупала за спиной ручку, повернула ее и, пьяная от счастья, выскочила за дверь.
Я вышел следом.
– Ну что, Марго? Кстати, будем знакомы: меня зовут Стас. Можно просто так, без отчества.
– Ой, спасибо вам… то есть тебе… Спасибо вам, Стас, огромное! Катастрофически повезло! Простил! Оставил! Просто не верится!
– Здорово! Теперь тебе надо отыскать какой-нибудь особенный материал! Нет, ты просто обязана это сделать! Прямо сейчас же и беги, может, чего и нароешь. Типа – «Потомок Малевича нарисовал картину «Черный треугольник!» А? Как? Слабо?
Она выпучила на меня глаза, я слегка передразнил ее (не обидно), и вышел из «предбанника».
Она зачем-то последовала за мной.
Пришлось завести дурочку в свой кабинет и налить ей чашку крепкого кофе.
– Ну, что? Есть что рассказать?
– Нет… Я только хотела сказать спасибо…
– Мгкхм… Как журналист, я, конечно, хотя бы для поддержания профессиональной чести должен бы «разговорить» тебя любой ценой и повытаскивать на свет
– Я тоже, – вдруг вырвалось у Риты. Чашка с кофе задрожала в ее руке, и девушка поспешно поставила ее на столик.
– Что ты – тоже?
– Я тоже плохой журналист. Очень, очень плохой. Наверное, мне вообще не стоит этим заниматься. Но я… но мне так нравится!
Я не удержался и приподнял брови. Я искренне удивился и теперь смотрел на Риту так, как будто она была восьмым чудом света.
– Да-а… Не часто приходится такое слышать от нашего брата. Журналисты всегда ругают друг друга, но себя самого каждый из них считает непогрешимым… А почему ты так строга к себе, а, Рита? Может, все же ошибаешься?
– Нет, – мрачно ответила она.
– Но почему?
– Потому!
– Это не ответ.
– Господи ты боже мой! Ну потому, что я глупая, понятно? Потому, что я совершаю идиотские ошибки! Потому, что не могу самостоятельно сделать ни одного стоящего сюжета!
– У каждого бывают неудачи. Не надо к ним так серьезно относится.
– Это не неудача. Я просто бездарна, вот и все.
Она отвернулась, пряча навернувшиеся на глаза слезы. В кабинете повисла тишина.
– Знаешь что? – наконец осторожно сказал я. – Я пока еще мало видел твоих работ и не могу судить со всей определенностью. Но мне кажется, ты ошибаешься.
– Ну и думайте себе на здоровье, – буркнула она, не поворачиваясь.
– Тебе просто не хватает самостоятельности. Поменьше слушай других и побольше прислушивайся к себе – вот мой совет. И еще… напрасно ты начинаешь профессиональную карьеру в незавидной роли «девочки на побегушках». Так никогда не научишься уважать себя. Тебе надо найти свою, настоящую, – понимаешь? – только одной тебе принадлежащую тему и разрабатывать ее, несмотря ни на что.
– Как это?
– Ну… Как бы это тебе объяснить… сидеть в редакции под теплым крылом начальства – дело, конечно, хорошее. И удобное. Но оно – бесперспективное. Ничего не дает ни уму, ни сердцу. А пробовала ли ты освободиться от всего этого – от страха быть непонятой начальством, от боязни не угодить публике, от шаблонных фраз, от заезженных приемов? Пробовала ли ты хотя бы на время бросить свою Москву и уехать далеко-далеко, пусть на время – допустим, в экспедицию, с настоящими, нормальными ребятами, истинными творцами своей биографии?
– Я не понимаю…
– Да ты только представь, Марго, – говорил я, все больше и больше воодушевляясь, – настоящий Русский Север, суровый край, первозданная природа… Ты когда-нибудь пробовала вступить в противоборство с холодным пронизывающим ветром, дождем, от которого не укроешься за зонтиком, с землей, которую тысячи лет покоряли, и до сих пор так и не смогли покорить настоящие мужчины? Ты когда-нибудь пила воду из ручья? А еду в котелке варить пробовала? А ездила в кузове открытого грузовика, и чтобы снег в лицо и радость от того, что ты все это испытала?