Спальня королевы
Шрифт:
— Какая нечаянная радость! Мадемуазель де Лиль.
— Что еще за мадемуазель де Лиль? — спросил кардинал.
— Самая юная из фрейлин королевы, ваше высокопреосвященство. Она совсем недавно появилась при дворе. Мы познакомились несколько дней назад на площади Тратуарского креста. Я уже рассказывал эту историю вашему высокопреосвященству. Прелестной барышне не нравится, как я творю правосудие от имени его величества короля.
Этого оказалось достаточно, чтобы Сильви немедленно взвилась. Она почтительно опустилась в глубоком реверансе, но, покраснев от гнева, воскликнула:
— Ребенок,
Глубокий, суровый голос произнес:
— Его отец заслужил свою участь. Мальчику следовало это знать.
— Он знал только одно. Это его отец, и он его любит.
Ришелье взглядом заставил замолчать Лафма, собравшегося было возразить.
— Я согласен допустить, что ребенок не заслуживал такого жестокого обращения, но очень трудно требовать мягкости от того, кто должен привести наказание в исполнение. Вы видите, мадемуазель, я с вами согласен. Могу ли я в ответ просить вас об услуге? Простите господина де Лафма. Это один из моих хороших помощников…
Произнося эти слова, Ришелье протянул Сильви руку, чтобы помочь подняться. Она охотно приняла помощь. Потом произнесла, вздохнув, без всякого энтузиазма:
— Если это доставит удовольствие вашему высокопреосвященству, я прощаю господина де Лафма… Но при условии, что он не примется за старое!
Неожиданная, и оттого еще более очаровательная улыбка, осветила строгое лицо кардинала:
— Поверьте мне, он поостережется… Из любви к вам. Вы смелы, мадемуазель де Лиль, а это качество я ценю высоко. Посмотрим, насколько далеко заходит ваша храбрость!
Сильви вопросительно взглянула на Ришелье.
— Очень многие меня боятся, — продолжал он. — Я вас пугаю?
— Нет, — без колебаний ответила юная фрейлина. — Ваше высокопреосвященство князь католической церкви, следовательно, слуга господа. Никогда не следует бояться слуг божьих.
— Вот это ваше суждение следует во весь голос сообщить всему королевству. Этим бы вы оказали мне большую услугу… Кстати, что касается голоса, до меня дошли слухи, что вы прелестно поете… Не удивляйтесь. При дворе новости распространяются быстро. Вы споете для меня?
— Я служу королеве, монсеньор…
— Тогда я попрошу ее доставить мне такое удовольствие. Мы еще с вами увидимся, мадемуазель де Лиль. Идемте, Лафма, мы возвращаемся!
Сильви еще только опускалась в реверансе, а кардинал уже уходил. Высокий, прямой, как палка, силуэт в пурпурной накидке, подбитой куницей. Из-за этого человек в черном, шагающий рядом с ним, казался почти карликом. Он весь согнулся в угодливом, мерзком поклоне. У Сильви перевернулось сердце. Ей непременно надо будет исповедаться, ведь она простила Лафма только на словах. Душа ее молчала. Более того, гражданский судья Парижа вызывал у нее страх и глубокое отвращение.
Бросив взгляд на неподвижные кусты остролиста, где теперь царила тишина,
Сильви была настолько погружена в свои мысли, что не заметила мадемуазель де Отфор. Прекрасная Мария, укутанная в потрясающие меха, бежала к ней.
— И где же вы были? — воскликнула камер-фрау. — Вас повсюду ищут!
— Кто же может меня искать? Кроме вас и фрейлин королевы — я больше никого не знаю…
— А почему бы вас не искать ее величеству?
— Боже, если это так, бежим!
Сильви уже собралась и вправду пуститься бегом, но мадемуазель де Отфор ее удержала:
— Минуточку, постойте, прошу вас! Дайте мне перевести дух… Уф! Я спешила, как сумасшедшая, когда господин де Нанжи сказал мне, что видел, как вы направились в парк. На самом деле королева вас вовсе не ищет. Это я хотела удержать вас, чтобы вы не натворили глупостей. Совсем ни к чему было идти в парк сегодня утром!
— Почему же? Вместо ответа Мария задала следующий вопрос:
— Вы никого не встретили? — с подозрением поинтересовалась она.
— Нет… А впрочем, да. Я выходила из того лесочка и, споткнувшись обо что-то, упала прямо под ноги кардиналу. Его высокопреосвященство прогуливался там вместе с господином де Лафма…
— Какое несчастье! Ришелье был там? Но куда же он шел?
— Это мне неизвестно. Мы обменялись несколькими словами, а потом его высокопреосвященство вернулся во дворец вместе со своим спутником. Вы ведь все знаете, мадемуазель. Скажите мне, что делает здесь парижский гражданский судья?
— Если вы полагаете, что он проводит все свое время в одной из крепостей Шатле — тюрьме на левом берегу Сены — или в своем кабинете в здании суда на правом берегу, то вы ошибаетесь. Вы должны усвоить, что прежде всего этот господин служит «Красному герцогу» и выполняет всякие отвратительные поручения за пределами Парижа. В конце концов, дурочка вы этакая, вы не так плохо сделали, что пошли гулять в этот уголок парка. Шум, произведенный вами, должны были услышать, и это позволило голубкам улететь.
— Да о ком вы говорите?
— О короле, конечно. Десятки пар глаз видели, как он повел мадемуазель де Лафайет именно туда, где вы гуляли.
Кардинал не брезгует ничем и порой сам выполняет работу своих шпионов. Благодаря вам он не услышал ни слова из того разговора, что так его интересовал… На этот раз Сильви начала смеяться:
— Голубки, как вы их называете, были совсем близко, уверяю вас. Прямо за большим кустом остролиста!…
— Вы видели их?
— Нет, но я слышала голоса и узнала говоривших. Я не хотела быть нескромной… Я вас чем-то огорчила? — поинтересовалась Сильви, увидев что на лице подруги появилось удрученное выражение.