Спартак(Роман)
Шрифт:
Вариния была счастлива. Это не было тем счастьем, которое она знала со Спартаком; но он завещал ей знание жизни и щедрое воздаяние от бытия. Она была жива и свободна, и ее ребенок был жив и свободен; поэтому она была довольна тем, как сложилось все, и с надеждой и ожиданием смотрела в будущее.
II
Вот что произошло с Варинией. Женщина не может жить одна, а в деревне, в которую она пришла, в деревне простых галльских крестьян, она нашла приют у мужчины, чья жена
Человек, с которым она сошлась, был простым крестьянином, человеком, который не умел читать и писать, и знал только уроки труда. Он не был Спартаком, но не так уж сильно отличался от Спартака. В жизни он был таким же терпеливым. Он был не в силах гневаться и очень любил своих детей — своего и ребенка, которого Вариния привела ему.
Самой Варинии, он поклонялся, — потому что она пришла к нему издалека и с ее приходом, к нему вернулась жизнь. И со временем она узнала его и вернулись некоторые из ее чувств. Она довольно легко выучила его язык, на Латинской основе со множеством смешанных с ней Галльских слов; она познала их жизнь, которая не так уж отличалась от жизни ее родного племени. Они обрабатывали землю и выращивали урожай. Они предлагали часть урожая своим деревенским богам, а другую часть отдавали сборщику налогов и Риму. Они жили и умирали; они танцевали и пели, плакали и заключали браки, а их жизни соответствовали обычным циклам времен года.
В мире происходили большие перемены, но среди них произошедшие перемены ощущались так медленно, что еще ничего не было разрушено.
Вариния была плодовитой. Каждый год приносил из ее чресл очередного ребенка и у нее было семь детей от мужчины, за которого она вышла замуж, прежде чем она перестала рожать. Молодой Спартак вырос с ними, высокий, сильный и честный, и когда ему было семь лет, она рассказала ему в первый раз о том, кто был его отец, и что совершил его отец. Ее удивило, что он так хорошо понимал. Никто в этой деревне, никогда не слышал имени Спартака. Великие события потрясали землю и проходили мимо этой деревни. И, когда выросли другие дети, три девочки и пятеро мальчиков, Вариния много раз рассказывала историю, — рассказывала, как обычный человек, который был рабом, встал грудью против тирании и угнетения, и как в течение четырех лет могучий Рим дрожал при самом упоминании его имени. Она рассказала им о мрачной шахте, в которой трудился Спартак, она рассказала им о том, как он сражался на Римской арене с ножом в своей руке. Она рассказала им, каким он был нежным, хорошим и добрым, и она никогда не отличала его от простых людей, среди которых она жила. Действительно, когда она рассказала о товарищах Спартака, она выделила бы в качестве примера жителей этой, или одной из таких же деревень. И когда она рассказывала
У Варинии не было легкой жизни. От рассвета до наступления темноты она трудилась, прополка, окучивание мотыгой, уборка, прядение, ткачество. Ее светлая кожа стала коричневой от солнца, и ее красота исчезла; но ее красота никогда не была чем-то, что она ставила превыше всего. Всякий раз, когда она переставала думать и созерцать прошлое, она была благодарна за то, что ей дала жизнь. Она больше не оплакивала Спартака. Ее жизнь со Спартаком была теперь как сон.
Когда ее первому сыну исполнилось двадцать лет, у нее приключилась лихорадка, и через три дня, она умерла. Ее смерть была быстрой и безболезненной, тогда ее муж, ее сыновья и ее дочери оплакали ее, они завернули ее саван и погребли. После ее смерти, перемены достигли деревни. Налоги начали увеличиваться, их рост был бесконечным. Засушливым летом, большая часть урожая погибла, а затем пришли Римские солдаты. Те семьи, которые не могли платить налоги, были изгнаны из своих домов и со своей земли, скованы шея к шее, и отправлены на продажу за долги в Рим.
Но не все, чей урожай погиб, смиренно приняли эту долю. Спартак, его братья и сестры и некоторые другие жители деревни бежали в леса, которые произрастали к северу от них, леса, которые простирались в дикие Альпы. Там они жили бедной и жалкой жизнью на желудях и орехах, и мясом той немногой дичи, которую они смогли убить; но когда большая вилла была построена на землях, что когда-то принадлежали им, они спустились и сожгли эту виллу и взяли все, что смогли унести.
Затем, в леса вошли солдаты, и крестьяне присоединились к горным племенам, чтобы сражаться с солдатами. К ним присоединились беглые рабы, и год за годом бушевала война обездоленных. Иногда их силы терпели поражение от солдат, а иногда силы повстанцев были такими, что они могли спуститься на равнины, и жгли и грызли и грабили.
Таким был образ жизни сына Спартака, он жил и умер, умер в борьбе и насилии, как и его отец. Истории, которые он рассказывал своим сыновьям, были менее ясными, менее фактическими. Истории стали легендами, а легенды стали символами, но война угнетенных против тех, кто их угнетал продолжалась. Это было пламя, которое пылало сильнее или слабее, но никогда не гасло — и имя Спартака не погибло. Это был не вопрос наследования по крови, а наследование через обычную борьбу.
Придет время, когда Рим будет растерзан — не только рабами, но рабами, крепостными, крестьянами и свободными варварами, которые присоединились к ним.
И до тех пор, пока люди трудились, а другие люди брали и использовали плод того, кто трудился, имя Спартака вспоминалось, временами шепотом, а в иные времена выкрикивалось громко и ясно.
New York City
June 1951