Спартак(Роман)

Когда я уселся, чтобы приступить к долгой и трудной задаче написать первый проект «Спартака» — это было более сорока лет назад — я только что был освобожден из тюрьмы. В то время, когда я все еще сидел в тюрьме, я задумал книгу, которая бы отлично вписалась в контекст решения, стоящей передо мной задачи. Мое преступление тогда состояло в том, что я отказался передать Комитету палаты представителей по антиамериканской деятельности список сторонников Объединенного антифашистского комитета по делам беженцев.

С победой Франциско Франко над законно созданной Испанской Республикой тысячи республиканских солдат, их сторонников и их семей бежали через Пиренеи во Францию, и многие из них поселились в Тулузе, большое количество

из них больны или ранены. Их состояние было отчаянным. Группа антифашистов нашла деньги, чтобы купить старый монастырь и превратить его в больницу. Благотворительность Квакеров позволяла управлять больницей, если бы мы собрали деньги для продолжения работы больницы. В то время была огромная поддержка делу Республиканской Испании среди людей доброй воли, многие из которых были очень заметными. Именно список этих людей мы отказались передать Комитету палаты представителей, и, таким образом, все члены группы были определены как презренные и отправлены в тюрьму.

Это было плохое время, самое плохое время, в которое я и моя добрая жена когда-либо жили. Страна была как никогда близка к полицейскому государству, за все время ее существования. Дж. Эдгар Гувер, глава ФБР, взял на себя роль мелкого диктатора. Страх перед Гувером и его досье на тысячи либералов пропитал страну. Никто не осмеливался голосовать и выступать против нашего тюремного заключения. Но, как я уже сказал, это было не самое худшее время, чтобы написать такую книгу, как Спартак.

Когда рукопись была закончена, я отправил ее Ангусу Камерону, затем моему издателю в Little, Brown and Company. Ему очень понравилась эта книга и он писал, что опубликует ее с гордостью и удовольствием. Затем Дж. Эдгар Гувер отдал распоряжение Литтлу и Брауну, не публиковать книгу. Ангус Кэмерон подал в отставку в знак протеста, после чего рукопись досталась еще семи ведущим издателям. Все они отказались публиковать его. Последний из семи был Doubleday, и после собрания редакции Джордж Хехт, глава сети книжных магазинов Doubleday, вышел из комнаты в гневе и отвращении. Затем он позвонил мне и сказал, что никогда не видел такой трусости, как среди редакции Doubleday, и известил меня, что, если я сам опубликую книгу, он сделает мне заказ на 600 экземпляров. Я сам никогда не публиковал книгу, но была поддержка либерального сообщества, и я пошел вперед, вложил немного денег, которые были отложены у нас для работы, и как-то это было сделано.

К моему удивлению, он продал более 40000 экземпляров в твердом переплете, и еще несколько миллионов, несколько лет спустя, когда террор закончился. Роман был переведен на 56 языков, и, наконец, через десять лет после того, как я его написал, Кирк Дуглас убедил Universal Studios превратить его в фильм. На протяжении многих лет фильм был чрезвычайно успешным, все еще находясь в прокате, когда я пишу это.

Полагаю, что я должен что-то за то, что замысел книги появился во время моего тюремного заключения. Войну и тюрьму трудно описать писателю, не увидев что-то из этого. Я не знал латыни, поэтому изучение латыни, большую часть которой я забыл, также было частью процесса написания. Я никогда не сожалею о прошлом, и если мое собственное испытание помогло мне написать Спартака, я думаю, что это стоило того.

Говард Фаст, Олд Гринвич, Коннектикут, март 1996 г.

Записано, что уже в середине месяца марта, большая дорога из Вечного Города Рима, в несколько меньший, и чуть менее милый город Капую, был открыт для общественного движения еще раз; но это не значит сказать, что движение по этой дороге немедленно вернулось к нормальной жизни, Впрочем, в течении последних четырех лет дороги в Республике не были известны мирным и процветающим потоком торговли и людей, который должен ожидать римлянин от дороги. Большие или меньшие беспорядки возникали повсюду и не будет ошибкой сказать, что дорога между Римом и Капуей стала символом этого нарушения. Было также сказано, что, как дороги идут, так идет и Рим; Если дороги знают мир и процветание, так и город знает их.

Новость распространилась в городских окрестностях, что любой свободный гражданин, имеющий торговые дела в Капуе, мог путешествовать, чтобы там ими заниматься, но в настоящее время поездки для удовольствия на этот прекрасный курорт не поощряются. Однако, шло время, сладкий и нежный весенний дух обосновался на земле Италии, ограничения были сняты и вновь прекрасные здания и великолепные пейзажи Капуи зазывали Римлян.

Помимо природных достопримечательностей сельской

местности Кампании, те, кто пользовался тонкими духами, но не купившие их из-за завышенных цен, нашли прибыль, а также удовольствие в Капуе. Там были расположены большие парфюмерные фабрики, несравненные во всем мире; в Капую завозились редкие эссенции и масла со всей земли, экзотические и изысканные ароматы, египетские масла розы, эссенции из лилий Шеба, маки Галилеи, масло амбры и кожуру лимона и апельсина, листья шалфея и мяты, розового дерева и сандалового дерева, и так далее и так далее почти без конца. Духи в Капуе можно приобрести менее чем за половину цены запрашиваемой в Риме, а если принять во внимание растущую популярность парфюма в то время, как у мужчин, так и у женщин — и необходимость в них, как хорошо можно понять, то поездка в Капую именно для этого, если ни по какой — то другой причине, также могла быть предпринята.

Дорога была открыта в марте, а два месяца спустя, в середине мая, Гай Красс, его сестра, Елена, и ее подруга, Клавдия Мария, отправились провести неделю с родственниками в Капуе. Они покинули Рим утром в яркий, ясный и прохладный день, идеальный день для путешествий, все они молоды и яркоглазы, полны восторга и предвкушения приключений в поездке, которые, конечно, их постигнут. Гай Красс, молодой человек двадцати пяти лет, чьи темные волосы струились изобильными и мягкими локонами а правильные черты лица стяжали ему репутацию красавчика из хорошей семьи, ехал на красивой белой арабской лошади, подарке на день рождения от его отца в прошлом году, а две девушки путешествовали в открытых носилках. Каждый паланкин несли четверо рабов, привычные к разбитым дорогам и которые могли бы сделать десять миль плавным ходом без отдыха. Они планировали провести пять дней в дороге, делая остановки каждый вечер на загородной вилле друга или родственника, и таким образом, легкими и приятными переходами добраться до Капуи. Они знали, прежде чем отправиться в путь, что вдоль дороги были выставлены казненные, но они не думали, что этого было бы достаточно, чтобы нарушить их планы. В самом деле, девушки были весьма взволнованы слышанными ими описаниями, что же до Гая, он всегда испытывал приятную и в некоторой степени чувственную реакцию на такие вещи, он также был горд своим желудком, так что такие достопримечательности не слишком его беспокоили.

— В конце концов, — рассуждал он с девушками, — лучше смотреть на распятие, чем оказаться одним из распятых.

— Мы будем смотреть вперед, — сказала Елена. Она выглядела лучше, чем Клавдия, которая был блондинкой, но вялой, с бледной кожей, бледными глазами и легкой усталостью, которую она лелеяла. Ее тело было полным и привлекательным, но Гай находил ее довольно глупой, и спрашивал, что его сестра увидела в ней — загадка, которую он был преисполнен решимости разгадать в этой поездке. Он задавался этим вопросом несколько раз перед тем, как решил соблазнить подругу своей сестры, и всегда его решимость ломалась перед ее вялым безразличием, отсутствием интереса не только к нему самому, но вообще. Она скучала, и Гай был уверен, что только ее вялая скука предохраняла ее от беспросветной скуки. Его сестра была чем-то другим. Его сестра волновала его так, что это беспокоило его; Она была также высока, как и он, очень похожа на него внешне — выглядела красивее, и если кого-нибудь и считать красивым, то вряд ли можно отмахнуться от ее предназначения и силы. Его сестра возбуждала его, и он осознавал, планируя поездку в Капую, надеялся на какое — то разрешение этого возбуждения. Его сестра и Клавдия составляли странную но такую аппетитную комбинацию и Гай надеялся на компенсацию всех неудобств путешествия.

В нескольких милях от Рима, знаки наказаний начались. Было место, где дорога пересекала небольшой пустырь из камней и песка, всего несколько акров, и лицо, ответственное за исполнение наказания, рассчитывая на видимый глазу эффект, выбрало именно эту точку для первого распятия. Крест был вырезан из свежего нового дерева, кровоточащей смолой сосны, и так как земля отпадала за ним, он встал резко, голый и угловатый на фоне утреннего неба, такой огромный и впечатляющий — слишком большой, что сперва вряд ли можно было заметить голое тело человека, который висел на нем. Он стоял немного криво, как это часто бывает с высоким распятием, и это добавляло ему извращенного, нечеловеческого вида. Гай повернул свою лошадь, а затем направил животное в сторону распятия; легким взмахом хлыста, Елена приказала рабам — носильщикам идти.

— Может мы отдохнем, о госпожа, о госпожа? — прошептал распорядитель носильщиков Елены, когда они пришли к остановке перед распятием. Он был Испанец, и его Латинский был ломаный и осторожный.

— Конечно, — сказала Елена. Ей было всего двадцать три года, но у нее были твердые убеждения, как и у всех женщин ее семьи, и она презирала бессмысленную жестокость по отношению к животным, будь то раб или зверь. Тогда рабы — носильщики мягко опустили носилки, и благодарно уселись на корточках рядом с ними.