Спартак. Бунт непокорных
Шрифт:
— Никто из нас не выживет! — сказала Аполлония.
Она вышла на свет, ухватила Крикса и Эномая за шею и взобралась к ним на плечи.
— Дионис сказал мне, что нужно бежать этой ночью. Шакалы Батиата изуродуют нас, потому что так решил ланиста. Вакерре приказано очистить школу. Потом они бросят наши тела на арену и выпустят животных. Так откроются новые игры в Капуе. Крови и резни хватит на всех. А потом на арену вытолкнут Курия и нескольких шакалов. Им тоже придется сражаться!
Опираясь
— Нужно бежать этой ночью, прямо сейчас!
Она соскользнула вниз. Наступила тишина, потом раздался голос Виндекса:
— Куда бежать? Мы безоружны. Они схватят нас, и счастлив будет тот, кто погибнет сразу! С других бичами сдерут кожу и распнут.
Спартак тряхнул Виндекса за плечи.
— Тот, кто хочет, чтобы ему перерезали горло, останется здесь, — сказал он. — Тот, кто не боится умереть, как волк, пойдет со мной!
Он подтолкнул Виндекса, Крикса, Эномая. Одни последовали за ними, другие расступались, пропуская их, прижимались к стенам и, понурившись, возвращались в свои каморки. Некоторые спохватившись, передумав, оборачивались и присоединялись к отряду, который дошел до ворот школы, выходящих на берег Вольтурно.
Они толкали створки дверей плечами и ногами, приподнимали балки, которые блокировали дверь, наконец вышибли их, и свежий ветер лунной ночи ворвался в школу вместе с ревом Вольтурно, протекавшего внизу, под холмом.
Внезапно какой-то человек преградил дорогу Спартаку.
Он кричал, что гладиаторы должны вернуться в школу, что они смогут еще остаться в живых, что он, Курий, ничего не скажет Лентулу Батиату об их попытке бежать, о мятеже, и еще не поздно отступить, а побег лишь ускорит их гибель.
Спартак схватил Курия за плечи. Луна освещала лишь силуэт оружейника, но он узнал его по голосу.
— Дай нам пройти! — сказал он, оттолкнув Курия. — Мы хотим сражаться и погибнуть свободными, и не желаем, чтобы нас резали, как скот на бойне.
Курий не сопротивлялся. Он шел рядом со Спартаком, твердил, что и он свободный человек, гладиатор, который заключил договор с Лентулом Батиатом. Он не палач и не мясник — он много раз говорил это Аполлонии — и не даст Вакерре выполнить приказ.
— Пойдем с нами, — сказал Спартак. — Лентул Батиат уже завтра бросит тебя зверям, если ты останешься.
Он остановился и пристально посмотрел на Курия.
— Ты не шакал, — сказал он. — Мы все станем свободными!
Спартак шагал по извилистому пологому берегу реки, спускавшемуся к Вольтурно.
Капуя представляла собой мрачное скопление громоздких домов, теснившихся на левом берегу реки.
Спартак
— Лентул Батиат обратится к магистратам, и за тобой отправят армию Капуи, — снова заговорил Курий. — Они не умеют драться, но у вас ведь вообще нет оружия.
— Мы будем сражаться палками и камнями, — ответил Спартак. — Мы не сдадимся!
Они прошли вдоль излучины Вольтурно, протекавшего вокруг города, затем перешли через мост, камни которого казались белыми в свете луны.
На другом берегу виднелась деревня, сады, виноградники и поля. До рассвета еще оставалось несколько часов, и дорога была пустынна.
— Претор Клавдий Глабр в Капуе, — сказал Курий. — Если ты ускользнешь от этой армии, Глабр вызовет из Рима подкрепление, и легионеры будет преследовать тебя по пятам. Куда ты пойдешь, Спартак?
Фракиец указал на черную вершину Везувия, словно копье пронзавшую светлевшее небо.
ЧАСТЬ III
22
— Эти собаки сбежали ночью! — воскликнул Гней Лентул Батиат.
Он сидел на своей вилле в Капуе и, подняв голову, внимательно разглядывал фрески на стенах и своде колоннады внутреннего сада.
Сквозь анфиладу комнат виднелась аллея раскидистых сосен, ведущая к Вольтурно. К берегу причаливали лодки.
— Сколько их? — спросил претор Клавдий Глабр, сидевший в кожаном кресле.
Его руки лежали на резных подлокотниках, а пальцы сжимали головы деревянных львов с глазами из голубых камней.
Лентул Батиат, не поворачивая головы, медленно крутил большими пальцами рук.
— Больше семидесяти. Может, семьдесят пять, не считая служителей и моего оружейника Курия. Люди видели, как он шел рядом с фракийцем, которого ты продал мне, Пакий.
Торговец рабами приехал утром из Рима вместе с Посидионом и двумя юношами, повсюду сопровождавшими греческого ритора. Сейчас они стояли на пороге виллы. Их тела были прекрасны, как статуи.
— Ты продал мне фракийца, еврея-целителя и жрицу Диониса за пятьдесят талантов.
— Ты сам предложил эту цену, — заметил Пакий.
Он сидел, сгорбившись, в маленьком кресле с крестообразными ножками. Под его белой туникой угадывался выпуклый живот.
— Это ты, Посидион, — сказал Лентул Батиат, обращаясь к греку, — хотел положить себе в постель этого фракийца. И теперь ты здесь…
— Я бы хотел увидеть его в бою, я бы даже согласился перекупить его у тебя.