Спартак
Шрифт:
Рассуждение было немного странное и грешило против здравого умысла, так как тот факт, что он причинил зла меньше, чем другие, не доказывал доблесть Анфидия Ореста. Однако настроение умов в Риме по поводу войны с гладиаторами было столь удрученным, и недостаток в кандидатах на консульство был так велик, что на этот высокий пост на будущий год большинством были избраны Анфидий Орест и Публий Корнелий Лентул Фура.
Между тем Спартак не смог продолжать наступление на Рим из-за наглого поведения и неповиновения тех самых легионов, которые так шумно требовали этого похода; поэтому он задержался почти на месяц в Ариминуме. Отказавшись от командования, он на много дней заперся
Фракиец был очень бледен. Его благородное лицо носило следы страданий. Вид у него был изнуренный и разбитый, и веки красны от слез. При этом зрелище поднялись громкие крики, послышались уверения в любви и голоса раскаяния.
Он сделал знак, что желает говорить. Когда воцарилась глубокая тишина, он заговорил суровым и проникновенным голосом. Резко порицая поведение легионов, доказывая, что своими гнусными поступками они стали похожи не на людей, добивающихся свободы, а на самых подлых разбойников, он заявил, что остается непреклонным в своем решении не идти с ними дальше, если только они не предоставят ему неограниченное право подвергнуть примерному наказанию подстрекателей к грабежам.
Легионы единодушно согласились на его требование. Спартак принял снова командование над армией и начал самыми суровыми мерами воскрешать в гладиаторах угасшее чувство долга и снова вводить строжайшую дисциплину.
Он присудил к смертной казни самого дикого среди начальников легионов, нумидийца Орцила, запятнавшего себя гнусным преступлением в Бертиноруме, и в присутствии всех легионов приказал самим же нумидийцам распять Орцила на кресте; по его указу побили палками и выгнали из лагеря двух начальников легионов — галла Арвиния и самнита Кая Ганника и распяли свыше двухсот гладиаторов, которые во время грабежей выказали особенное зверство.
Затем Спартак перестроил все легионы. Вместо прежних, построенных по национальностям, он создал новые, вливая в каждую манипулу и в каждую когорту соразмерное число солдат, принадлежащих к разным народностям. Теперь каждая манипула в сто двадцать человек составлялась из сорока галлов-, тридцати фракийцев, двадцати самнитов и из десяти иллирийцев, греков и африканцев Реорганизованное войско было разделено на четырнадцать легионов, которые Спартак распределил по трем корпусам: первый, состоявший из шести легионов, он поставил под команду Крикса, второй, из четырех легионов, имел командиром Граника; третий образованный из четырех последних легионов, был поставлен под начальство Арторикса.
Начальником кавалерии, состоявшей из восьми тысяч человек, остался Мамилий.
Производя это переустройство войска, Спартак увидел необходимость сплотить новые легионы, прежде чем идти на Рим, и поэтому, уйдя из Ариминума, он пришел, делая небольшие переходы, в Умбрию, с целью дать время солдатам узнать и оценить друг друга и освоиться с новыми начальниками.
Когда в Рим пришли вести о совершенных гладиаторами грабежах среди сеннонов, преувеличенные и раздутые молвою, римлян охватил ужас. Народные трибуны стали во всеуслышание кричать на Форуме, что пришло время позаботиться о спасении отечества, находящегося в опасности.
Собрался Сенат. Одни сожалели, что отцы-сенаторы из-за неспособности посланных раньше для ликвидации этого дела полководцев вынуждены серьезно обсуждать вопрос о смехотворном сначала мятеже гладиаторов, превратившемся в страшную войну и в тягчайшую угрозу для самого Рима; другие кричали, что пришло, наконец, время подняться против гладиатора
Сенат, учтя, что оба тогдашних консула были позорно разбиты Спартаком, а из двух назначенных на будущий год один тоже потерпел поражение от восставших, а другой, вследствие своей неспособности к военному делу, не подавал никаких надежд, решил специальным декретом поручить ведение этой войны не консулам, а опытному полководцу, дав ему сильное войско и самые неограниченные полномочия.
Было решено, что поход против Спартака будет доверен претору Сицилии, которого как раз в эти дни предстояло избрать.
При известии о решении Сената все кандидаты на должность претора Сицилии исчезли, испугавшись тяжести этой войны.
Друзья Юлия Цезаря побуждали его предложить свою кандидатуру, обещая исходатайствовать для него у Сената и народа войско из восьми легионов. Они доказывали ему, что с сорока восемью тысячами легионеров и двадцатью двумя тысячами легковооруженных и кавалеристов ему легко будет одержать победу над гладиаторами, Но Цезарь, которому мешали спать триумф и победы Помпея, решительно отказался от ведения этой войны Она была не менее трудной, чем та, за которую Кней Помпей получил триумф, но победа над Спартаком не дала бы победителю не только триумфа, но даже оваций, гак как нельзя было допустить, чтобы римская гордость оказала презренным гладиаторам честь считать их настоящей воюющей стороной.
— Если я приму на себя ведение войны, то только такой, за счастливое окончание которой я мог бы получить триумф, — триумф должен послужить мне ступенью к консульству.
Так Цезарь говорил друзьям. Но возможно, что он имел и другие, более веские соображения и что именно они побуждали его к отказу. Цезарь прекрасно понимал, что взявшиеся за оружие гладиаторы, несчастные рабы, приставшие к ним, и жалкие пастухи Самниума, последовавшие за их знаменами, представляли как раз те три класса из неимущих и угнетенных, страсти и силы которых он хотел использовать с целью сломить навсегда тираническую власть олигархов. Он понимал, что он не привлечет симпатии этих обездоленных классов тем, что предстанет перед ними б качестве карателя, покрытого кровью несчастных гладиаторов.
В день комиций на Форум явился в белоснежной тоге Марк Лициний Красе, выставивший свою кандидатуру на должность претора Сицилии; к этому шагу его побудили наиболее влиятельные сенаторы, бесчисленные его клиенты, а больше всего — его собственное честолюбие: ему было мало богатства и влияния, ему страстно хотелось добиться и военных лавров, которые так быстро возвеличили и прославили Помпея.
Марку Лицинию Крассу в это время было около сорока лет. Он уже сражался в разное время под начальством Суллы — в войне с италийцами, во время гражданских мятежей — и показал в этой войне не только твердость духа и необыкновенную доблесть, но также проницательность и способность вести значительные военные предприятия.
Поэтому, когда народ увидел, что он появился в одежде кандидата на должность претора, продолжительные и шумные рукоплескания встретили его. Они доказывали, как велико было доверие к нему в этот момент трепета и страха и как велики были надежды, возлагаемые на него в будущей войне против гладиаторов..
Красе был единогласно избран претором Сицилии. Ему было предоставлено право набрать шесть легионов с соответствующим количеством вспомогательных войск и разрешено из остатков армий Лентула и Геллия составить еще четыре легиона. Таким образом Красе получал в свое распоряжение восемьдесят четыре тысячи человек — огромнейшее войско, больше которого не видали со времен войны Суллы с Митридатом.