Спартак

Джованьоли Рафаэлло

— Кто из вас хочет быть свободным и предпочитает жалкой жизни раба почетную смерть на поле битвы, с оружием в руках, кто из вас чувствует себя смелым, сильным и готовым вынести все тяготы и опасности войны, поднятой против угнетателей, кто из вас чувствует весь позор ненавистных цепей, — пусть возьмет в руки любое оружие и последует за нами.

Прочувствованная убедительная речь Спартака произвела необыкновенное впечатление на этих несчастных, еще не совсем обессиленных и отупевших в рабстве. Свыше восьмидесяти рабов Долабеллы захватили топоры, косы и трезубцы и вступили тут же в Союз угнетенных.

Немногими мечами и копьями, найденными

на вилле, вооружились Спартак, Борторикс и наиболее храбрые из гладиаторов. Фракиец мудро разместил рабов Долабеллы среди гладиаторов для того, чтобы они влили в новичков силу и мужество. Расположив в строгом порядке свою маленькую когорту, насчитывающую уже свыше ста пятидесяти человек, Спартак за два часа до полудня вышел из виллы Долабеллы через поля и виноградники по глухим тропинкам, направляясь к Неаполю.

После быстрого перехода, не нарушенного никакими особенными происшествиями, отряд гладиаторов к ночи подошел к Неаполю, на расстоянии нескольких миль от города, и по приказу Спартака сделал остановку возле виллы одного патриция. Фракиец, строго запретив чинить какие бы то ни было насилия и хищения, отдал приказ запастись продовольствием еще на три дня и унести с собой все оружие, которое они найдут здесь.

Отсюда он ушел через два часа в сопровождении еще пятидесяти рабов и гладиаторов, которые покинули тюрьму и свои комнатушки на вилле патриция, для того, чтобы вместе со Спартаком вести благородную борьбу за свободу.

В течение ночи Спартак продолжал свой поход с ловкостью и осторожностью искуснейшего полководца, совершая его по извилистым дорогам, через живописные благоухающие поля и холмы, тянувшиеся между Неаполем и Ателлой. Он останавливался у всех вилл, встречавшихся на пути, лишь столько времени, сколько было нужно, чтобы запастись оружием и призвать рабов к восстанию. Таким образом, он дошел на рассвете к подошве Везувия, на дорогу, которая вела по краю этой горы от Помпей к дачам и местам развлечений патрициев.

Приблизительно в двух милях от Помпей Спартак остановился и, заняв несколько садов, лежавших по бокам дороги, укрыл за рядами душистых акаций, мирт и кустов розмарина своих товарищей, число которых перевалило за триста. Здесь он решил дождаться восхода солнца.

Вскоре на вершине горы, которая, казалось, достигала своей верхушкой голубого свода небес и как бы терялась в нем, начали появляться сероватые и беловатые тучки; они, постепенно светлея, напоминали легкие волны дыма, носящиеся над пожаром, внезапно возникшим на склонах соседних Апеннин и на другой стороне самого Везувия.

Тучки из белых стали розовыми, из розовых превратились в пурпурные. Затем появилась тончайшая пленка сверкающего золота, и на гору, которая до того представляла собой огромную черную и наводящую ужас массу гранита, внезапно пролились потоки яркого света, открывшие ее величественные контуры: и вершины, покрытые темными, очень густыми лесами, и мрачные пропасти, зиявшие меж пластов серовато-пепельной лавы, и освещенные солнцем цветущие склоны, которые, сбегая на много миль кругом, казалось, расстилали у подошвы гордого гиганта чудесный разноцветный ковер, сотканный из цветов и зелени.

В то время Везувий имел форму, сильно отличающуюся от теперешней, и не был, как ныне, бушующим и грозным. Вулканические извержения происходили в отдаленнейшие времена, но даже и памяти о них не сохранилось в эпоху, описываемую в нашем рассказе. О них свидетельствовали только слоистые отложения лавы, на которых были построены

города Стабия, Геркуланум и Помпея.

С давних времен огонь, клокочущий в жерле вулкана, не возмущал райского блаженства этих чудных мест. Жители этих счастливейших мест были прославлены поэтами как обитатели преддверия Элизиума. Действительно, ни в каком другом месте на земле поэты не могли найти большей прелести и в свободном полете своей фантазии не могли вообразить более привлекательных и чарующих картин, достойных преддверия Элизиума.

Единственно, что нарушало счастье жителей Кампаньи, — это были подземные раскаты и землетрясения, — но эти толчки случались так часто и в то же время они были настолько безвредны, что к ним здесь привыкли и о них мало думали. И вследствие этого вся нижняя часть Везувия была сплошь покрыта садами, виноградниками, рощами, виллами, дворцами, и представляла собой как бы один огромный сад, один огромный город.

Зрелище, которое представляли в это утро под лучами восходящего солнца Везувий и весь Байский, или Неаполитанский залив, было так великолепно, что возгласы восхищения раздались из уст гладиаторов и их вождя; а затем все они умолкли, созерцая в изумлении эту чарующую панораму. Они увидели точно погруженную в морские волны Помпею, стены которой, лишенные укреплений, напоминали об участии ее обитателей восемнадцать лет тому назад, в гражданской войне против римлян:

Сулла из милосердия разрушил только ее стены.

Однако Спартак очень скоро освободился от чар волшебницы-зари, Рассматривая вершину горы, он старался определить, как далеко мощенная лавой дорога, на которой он находился со своими товарищами, тянется вверх и доходит ли она до самой верхушки горы. Но страшно густые леса, покрывавшие вершину, лишали Спартака всякой возможности удостовериться, где оканчивалась эта дорога. Поэтому, после краткого размышления, он решил отправить Борторикса с тридцатью наиболее проворными людьми на разведку дороги; сам он, с главной частью отряда, задумал обойти соседние виллы и дворцы, поискать оружия и освободить рабов.

Собрав еще некоторое количество оружия и увеличив свой отряд приблизительно двумястами рабов и гладиаторов из соседних вилл, Спартак составил из своих пятисот человек одну когорту в пять манипул. Одну из этих манипул, состоявшую только из восьмидесяти самых молодых и сильных гладиаторов, которых он мог вооружить таким же количеством пик и копий, он назвал, следуя римскому строю, «гастатами», то есть копьеносцами, и начальство над ними поручил Борториксу. На каждые десять человек он назначил декана, а на каждую манипулу — двух центурионов; тех и других он выбрал из семидесяти восьми гладиаторов, бежавших с ним из Капуи, так как он знал их отвагу и мог на них поэтому вполне положиться.

Из сведений, доставленных Борториксом, Спартак узнал, что дорога, на которой они находились, шла еще приблизительно только на две мили, а потом переходила в обрывистую узенькую тропинку, ведущую через леса к вершине; дойдя до определенной высоты, она пропадала совершенно среди скал и пропастей, благодаря чему доступ к вершине был весьма затруднителен.

— О, наконец, после стольких неудач, — воскликнул Спартак, сияя от радости, — высшие боги начинают помогать нашему делу! Там, наверху, среди этой лесной глуши, где свивает себе гнездо орел, и где дикие звери находят убежище от преследований людей, — там мы водрузим наше знамя освобождения. Более удобного места судьба не могла нам предоставить. Идем!