Спартак
Шрифт:
И в то время как когорта гладиаторов двинулась в путь по направлению к вершине Везувия, Спартак снабдил большими суммами денег девять гладиаторов из школы Лентула и приказал им быстро отправиться в разные стороны по-трое в Рим, в Равенну и в Капую. Он велел предупредить товарищей, находящихся в школах этих трех городов, о том, что Спартак с пятью сотнями гладиаторов стоит лагерем на Везувии и чтобы они — в одиночку, манипулами или легионами, как им удобнее — все явились к нему принять участие в борьбе за свободу.
Направляя по-трое гонцов в каждый из указанных городов, Спартак рассудил, что если некоторые из них будут
Очень скоро когорта гладиаторов оставила дорогу, по бокам которой тянулись сады, домики и виноградники, и добралась до лесистой части горы; чем круче становился подъем, тем уединеннее становились места и глуше тишина, царившая в этих лесах. Постепенно, по мере подъема, кустарники и низкорослые деревья сменялись терновником, падубами, вязами, вековыми дубами и высокими тополями.
В начале подъема гладиаторы встречали много земледельцев и крестьян, доставлявших на осликах зелень и фрукты на рынки Помпей, Неаполя и Геркуланума; они с изумлением и страхом смотрели на этот отряд вооруженных людей. Когда же гладиаторы углубились в леса, им стали встречаться только одинокие пастухи, овцы да козы, которые паслись среди кустарников, на скалах; девственное эхо печально повторяло от времени до времени грустное блеяние этих жалких стад.
После двух часов тяжелого подъема, когорта Спартака достигла широкой площадки, расположенной на вулканической скале, на несколько сот шагов ниже главной вершины Везувия, покрытой точно огромной простыней широким слоем вечного снега.
Здесь Спартак остановил своих солдат и, в то время как они отдыхали, обошел площадку. С одной стороны ее находилась крутая и скалистая тропинка, по которой гладиаторы пришли сюда; с другой — высокие и неприступные скалы; с третьей — противоположный склон горы. Спуск и подъем с этой стороны были еще круче, чем со стороны Помпей, что делало это место почти недоступным для какого-либо нападения.
Наконец, с юга, со стороны Салернума, место, выбранное Спартаком для разбивки лагеря, было безопасно и неприступно. С южной стороны скала, на которой находилась площадка, оканчивалась глубокой, страшной пропастью, окруженной почти со всех сторон огромными обвалами. Эти обвалы придавали пропасти вид колодца, по внутренним стенам которого не только людям, но даже козам не было возможности вскарабкаться.
В пропасть через расщелины скал проникал скудный свет. Она оканчивалась пещерой, неожиданно дававшей выход на ту цветущую часть склона горы, которая тянулась на много миль, вплоть до равнины.
После внимательного обследования площадки, Спартак убедился, что более подходящего места для лагеря нельзя было бы и придумать. Он приказал одной из манипул, вооруженной топорами и секирами, пойти в ближайший лес нарубить дров, чтобы зажечь костры: они должны были защитить гладиаторов от резкого холода ночных заморозков, которые на этой высоте в середине февраля были очень ощутительны. В то же время, он поставил небольшую охрану с почти неприступной стороны площадки, выходившей на восточный склон горы, и другой сторожевой отряд, — со стороны Помпей; с тех пор это место получило название
Посланные в лес, кроме дров для костров, принесли ветвей и хвороста, чтобы соорудить палатки и заграждения. Гладиаторы, под руководством самого Спартака, накидали поперек тропинки, по которой они пришли сюда, большие стволы деревьев и тяжелые камни и, вырыв позади них широкий ров, забросали эти стволы и камни землей. Таким образом, они в несколько часов соорудили земляную насыпь, чем сильно укрепили свой лагерь с единственной стороны, откуда он мог быть атакован. Позади этого заграждения разместилась половина манипулы, назначенная нести охрану, и от нее, на некотором расстоянии друг от друга, поставлены были часовые, так что наиболее отдаленный находился в полумиле от лагеря гладиаторов.
Вскоре гладиаторы, усталые от трудов и забот, погрузились в сон. Спокойно и тихо было на площадке. Извивающиеся огни костров, еще горевших и трещавших, освещали неподвижные фигуры гладиаторов и свинцовые скалы, которые служили фоном для этой фантастической картины.
Один только Спартак бодрствовал; его атлетическая фигура, прямая я неподвижная, полуосвещенная огнями костров, рельефно выделялась в сумраке, точно призрак одного из гигантов, которые, по мифическим сказаниям, объявили войну Юпитеру и разбили лагерь на Флегрейских полях возле Везувия, чтобы здесь взгромоздить горы на горы и штурмовать небо.
Среди этой торжественной всеобъемлющей тишины Спартак, положив правую руку под левую, висевшую на перевязи, слегка склонив голову к лежавшему внизу морю, смотрел, не отрываясь, на свет, который сиял на одном из кораблей, находившихся в гавани Помпей.
Но между тем как его глаза были поглощены этим созерцанием, он сам был погружен в размышления, отвлекшие его постепенно очень далеко от места, где он находился. Переходя от одной мысли к другой, от одного воспоминания к другому, он перенесся в родные горы своей Фракии, к первым годам своего детства. И его лицо, ставшее сперва при этих воспоминаниях тихим и ясным, снова затуманилось, он вспомнил нашествие римлян, кровопролитные сражения, поражение фракийцев, уничтожение его стад и домов, рабство его родных и…
Внезапно Спартак, более двух часов погруженный в эти волны воспоминаний и мыслей, вздрогнул, насторожился и повернул голову в сторону тропинки, как будто услышал что-то. Но все было тихо, и кроме легких порывов ветра, шевеливших по временам ветви в лесу, ничего не было слышно.
Поэтому Спартак намеревался пойти лечь под навес, устроенный для него товарищами. Но сделав несколько шагов, Спартак снова остановился, еще раз прислушался и прошептал:
— Однако… На гору поднимаются солдаты… И, вернувшись назад, к сооруженной в этот вечер земляной насыпи, он прибавил вполголоса, как бы говоря сам с собой:
— Уже?.. Не думал я, что так скоро…
Спартак еще не дошел до поста, у которого бодрствовала на страже половина манипулы гладиаторов, как в тишине ночи послышался громкий и ясный голос стоявшего первым часового:
— Кто идет?..
И затем возглас еще более громкий:
— К оружию!..
За насыпью был очень короткий момент замешательства: гладиаторы вооружались и выстраивались в боевой порядок позади прикрытия.
В этот момент подошел к сторожевому посту Спартак с мечом в руке и сказал довольно спокойно: