Спартанец
Шрифт:
— Я понимаю. Но ты знаешь, что любые отношения между спартанцами и илотами, которые точно не являются… традиционными, рассматриваются с большим подозрением.
— Клейдемос не илот.
— Никто и не говорит этого. Но он жил вместе с ними в течение двадцати лет, фактически, он не знал своих настоящих родителей. Ты предупрежден, теперь ты знаешь, в какой ты опасности.
— Благодарю тебя, Эписфен, я не забуду этого, — сказал царь, поднимаясь на ноги. — Сейчас я должен идти. Не хочу, чтобы в городе заметили мое отсутствие.
— Прощай, — ответил эфор. — И будь бдителен.
Павсаний ушел, внимательно осматриваясь по сторонам. Он подождал, пока крестьянин с охапкой сена исчезнет за поворотом дороги, затем вскочил в седло и галопом понесся по равнине…
Клейдемос добрался до Византия незадолго до Павсания, который прибыл на борту военного судна. Царь немедленно принял его и тепло встретил.
— Очень рад видеть тебя, — сказал Павсаний, обнимая его.
— Как и я, — отвечал Клейдемос, также обнимая Павсания.
— Как твое путешествие? Встречались ли тебе какие-нибудь трудности?
— Нет, путешествие прошло хорошо, и я смог выполнить свою миссию.
— Полностью? — спросил царь, глядя в сторону.
— Полностью, — холодно ответил Клейдемос.
— Не суди меня слишком сурово и строго, — сказал царь. — Слуга, которого я послал с тобой, был мне очень дорог, но у меня не было выбора. Я должен был послать кого-нибудь, кому я мог полностью доверять, но все же я не мог позволить остаться ему живым. Ставки настолько велики, что нельзя допустить никакого риска. — Царь помолчал немного и затем спросил с оттенком смущения: — Он понимал, что должен умереть?
— Нет, — ответил Клейдемос. — Он ничего не понял.
— Так лучше. Я любил его.
— Я понимаю, — ответил Клейдемос, тоном, который подчеркивал, что вопрос закрыт.
— А теперь передай мне, — продолжал Павсаний, — что сказал Артабаз?
— Великий царь глубоко признателен за ту милость, которую ты проявил к нему, освободив неких особ… ты знаешь, о ком идет речь. Он считает этот жест доказательством твоей искренности. Он также готов удовлетворить твою… просьбу относительно руки его дочери.
— Прекрасно, прекрасно, — сказал царь, изображая безразличие. — И это все?
— Нет, есть еще кое-что. Я долго разговаривал с Артабазом, и, наконец, понял точку зрения персов относительно этого дела. Они полагают, что пришло время действовать. Они понимают, что ты на взлете своей власти именно сейчас, но не знают, будет ли такое положение продолжаться долго. Они знают, что флотоводец Фемистокл изгнан из Афин, и у меня сложилось впечатление, что они были бы рады приветствовать его в своих рядах. Начиная с этого момента, ты будешь докладывать сатрапу в Даскилее.
— Мы будем докладывать ему, — сказал царь. — Я прав, Клейдемос?
— Безусловно, владыка, — ответил Клейдемос.
— Ты, кажется, не полностью убежден в том, что говоришь. Но, возможно, ты, как Великий царь, требуешь
Клейдемос не выдержал:
— Кто? Скажи мне, пожалуйста!
— Бородатый гигант.
— Карас!
— Да, точно.
— Как ты разыскал его? — задрожал Клейдемос, потрясенный своими чувствами.
— Не очень сложно, — ответил царь. — Я дал знать горному илоту, что у меня новость от Талоса, что я хочу поговорить с преданным другом. Прошло шесть недель, я уже подумал, что из этого ничего не получится. Потом, однажды ночью, возвращаясь домой, я услышал голос сзади меня:
— Друг Талоса здесь.
Я выдержал искушение и не повернулся, но ответил:
— Следуй за мной на расстоянии четырех шагов.
Я знал, что кто-то следит за мной, и не хотел вызывать никаких подозрений. Не оборачиваясь и не замедляя шаг, я умудрился сообщить ему время и место нашей встречи. Затем я услышал, как он уходит.
Встретились мы несколько дней спустя в заброшенной хижине на моей собственной земле. Разговор наш был длинный и трудный; он чрезвычайно недоверчивый человек. Он хотел, чтобы я представил ему доказательства того, что ты жив и доверяешь мне. Я это сделал и сказал ему, что скоро ты снова будешь здесь, чтобы осуществить наш план.
— Но как ты понял, что можешь доверять ему? — спросил Клейдемос.
— Этот человек был с тобой при Платеях, — спокойно ответил Павсаний, — и мне известно, что он заглядывает к женщине, которую ты считаешь своей матерью, в домик на горе Тайгет. Когда я упомянул о нем в нашу последнюю встречу, ты не мог скрыть свои чувства. Этот человек очень дорог тебе, разве не так?
— Да, он мне дорог, — согласился Клейдемос.
— Скажи мне, кто он на самом деле?
— Я и сам не знаю, кто он в действительности, — ответил Клейдемос. — Он появился, когда умер мой дедушка Критолаос. При нашей встрече из его слов я понял, что он появился, чтобы помочь мне и защищать меня, что я могу доверять ему. Он знал тайну великого лука.
— Лука, украшенного головой волка Мессении?
— Да, но не только. Здесь кроется нечто значительно большее, больше того, что я могу понять. Но, поведай мне, что сказал Карас?
— Что он готов присоединиться к нам, но не сделает ни единого движения, пока ты не вернешься сам, чтобы подтвердить каждое мое слово.
— Он не сказал ничего больше?
— Нет. Когда мы закончили нашу беседу, он встал и исчез. Я не виделся с ним больше.
Пока царь говорил, Клейдемос вспоминал свое прошлое. Глаза своей матери, наполненные печалью, бычью голову Караса, его низкий голос… Он понял, как ужасно он хотел вернуться обратно.