Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи
Шрифт:
— Ой! Ну тебя. Пусти.
— Слушай, — выдохнул Джимми. — Если ты хоть пикнешь про то, что подслушала, я тебя убью. Накрою и убью. Говоришь, я Скотта убил? Раз я убийца, значит, и еще могу убить.
— Мне больно, ты мне сломаешь ру…
— И тебе все равно не поверят. Ты говоришь одно, я другое, а в бумажке той не сказано, за что деньги, и ты ничего не докажешь. Но я тебя все равно убью, убью, убью.
Он не выпускал запястья Агнес и другой рукой схватил ее за плечо. Он прижал ее к ограде кладбища и больно
И он тут же отпустил ее, как будто его током дернуло. Она плакала, но тихонько.
— Это тебе тоже зачтется, — зашептала она. — Жестокое обращение с малолетними. Мне всего десять.
Джимми посмотрел на свои руки. И подумал: как будто руки убийцы. Как же это получилось? Что же это со мной?
Все лето, все лето до самых этих пор он был чист душой, как чайка морская.
Он еще отступил назад, подальше от Агнес, наверное, чтоб она видела, что он больше не собирается ее трогать.
— Слушай, — сказал он. — Это я так. Не стану я тебя убивать. Расскажи им все, поняла? Я даже не обижусь. Мне теперь все равно. Пускай отправляют куда хотят!
Он не мог объяснить, слов таких не мог подобрать, чтоб рассказать, как он теперь сам себе непонятен и противен; она тоже молчала. Джимми молча слушал, как шипят и бьются о берег волны. Он отвернулся от их шума и быстро зашагал к поселку. Теперь будь что будет, здесь ему все равно не жить.
Рафферти
(Перевод Р. Райт-Ковалевой)
Он все время пытался взять ее под руку в этот душный летний вечер, когда они возвращались домой из кино. Домой к ней, не к нему, не к ним, а к ней. Он только провожал ее до дома.
— Ах, Уолтер, перестань, — сказала она наконец.
— Ну детка…
— Нет, пожалуйста, не надо, — сказала она.
Несколько шагов он прошел молча и вдруг взорвался:
— Слушай, долго еще так будет?
— Пока я не решу окончательно.
— Да или нет?
— Вот именно — да или нет.
Он застонал:
— Да так сто лет пройдет.
— Нет, Уолтер, я ведь тебе объясняла, вовсе не сто лет. Я тебя просила: подожди еще немножко. Ты же мне сделал предложение, когда мы с тобой всего в третий раз пошли в кино.
— Но ведь тогда мы с тобой были знакомы одиннадцать дней, — сказал он тихо.
— Да, и ты видел, в каком я была состоянии.
На улице не было ни души, и никто не испугался, когда он разразился диким смехом.
— Перестань, — сказала она обиженно. — Да, я знаю, ты не любишь про это вспоминать. Но надо смотреть правде в глаза.
— Хорошо. Буду смотреть
— Перестань говорить глупости.
— Правда номер один, — сказал он громко, — я с тобой познакомился, когда тебя бросил этот Рафферти.
— Спасибо за напоминание, очень мило с твоей стороны.
— Да. Бросил. Вышвырнул. Выгнал на пенсию, только без пенсии. Тот самый Рафферти, который все время тебе вкручивал, что хочет на тебе жениться.
— Ничего подобного, — торопливо сказала она.
— Ладно, заступайся за него. Да, может быть, он ничего и не говорил такого. Просто подавал надежду: будешь с ним спать — он к тебе попривыкнет и захочет, чтобы ты всегда была у него под боком.
— Ошибаешься, очень ошибаешься. Я знала, что он на мне не женится. Он никогда не женится на своих девчонках.
— А, черт, допустим, ты права. Тебе до зарезу нужен был твой Рафферти, вот ты и не хотела думать, надолго ли вы вместе и что с тобой будет потом.
— Я была в него влюблена и не собираюсь ничего скрывать. Но ты сам про это начал, не я завела этот разговор.
— Да, завел разговор я и буду говорить, все равно буду, как ни крути.
— Но я и не думаю ничего отрицать, я тебе уже сто раз говорила.
— Я об этом и не прошу. Да, ты была влюблена в Рафферти, а когда он тебя бросил, все провалилось в тартарары. И когда до тебя, наконец, дошло, что все кончено, что он тебя назад не позовет, тогда мы с тобой и встретились.
— И на одиннадцатый день ты мне сделал предложение, — сказала она. Они свернули на ее улицу. Тонкий лунный серп ласково светил над путаницей узких кенсингтонских улочек, в которых терялся дальний гул машин.
— Да, сделал тебе предложение. И с того дня прошло три месяца.
— Три месяца! — Она вдруг остановилась. — А ты понимаешь, что, если мы поженимся, нам с тобой жить вместе лет сорок пять?
— Ну понимаю, — сказал он, — понимаю.
— Видишь, как долго.
— Но послушай, Изобел, теперь ты пойми меня… — Они шли дальше. — Долго, недолго — время тут вообще ни при чем, во всяком случае, все это не так. И хоть брак — это действительно надолго, как ты говоришь, но ведь это вовсе не значит, что до этого нужно много времени, чтобы хорошо узнать человека.
— Разве нет?
— Конечно, нет. Вот, скажем, я: только хотел с тобой познакомиться и сразу решил — хочу на ней жениться. Конечно, я не был в таком жутком состоянии, как ты, не было у меня до нашей встречи потрясающего романа, когда сначала тебя возносят до небес, а потом разбивают тебе сердце.
— Никогда я не говорила, что у меня сердце разбито.
— Ладно. Пусть так. Ты мне никогда ничего не говорила.
Они подошли к дверям ее дома, и она открыла сумочку, чтобы достать ключ.