Спасатели планеты

Брэдли Мэрион Зиммер

Но перед рассветом я проснулся при отблесках огня, и в темноте вокруг моей шеи были руки Килы, тело ее было прижато к моему, сотрясаемое конвульсиями плача.

— Я не могу убедить себя, — плакала она. — И я не могу изменить тебе — и не стала бы, если бы могла. Но я могу, пока могу — я буду твоей.

Я прижал ее к себе. И на мгновение мой страх перед завтрашним днем, ненависть к человеку, который играл моей жизнью, были смыты сладостью ее рта, теплого и жадного. В свете умирающего дня, в отчаянии, зная, что я все забуду, я ее взял. Чьим бы я ни стал завтра, сегодня я был ее.

И я понял

теперь, что чувствует человек, когда любит в тени смерти хуже, чем смерти, потому что мне предстояло жить холодным призраком в себе самом, жить холодными днями и ночами. Время текло в жару и отчаянии — мы пытались уместить целую жизнь в несколько украденных часов. Но когда я посмотрел в мокрое лицо Килы в свете зарождающейся зари, моя горечь исчезла.

Я могу исчезнуть навсегда, стать призраком, ничем, быть унесенным ветром человеческой памяти. Но в этой последней гаснущей искре воспоминаний я буду навсегда благодарен, если призраки имеют благодарность, тем, кто вызвал меня из ниоткуда и дал познать это: дни борьбы и дружбы, чистые ветры гор, вновь дующие в лицо, последнее приключение, теплые губы женщины в моих руках.

За эти немногие дни я прожил больше, чем мог бы прожить Джей Элисон за все эти белые стерильные годы. Я прожил жизнь. Я не буду больше винить его.

На следующее утро, войдя в пределы небольшой деревни, где нас должен встречать самолет, мы обнаружили, что жилища полностью опустели: ни одна женщина не ходила по улица, ни один мужчина не вышел на обочину, ни один ребенок не играл на пыльных площадках.

— Началось, — сухо сказал Регис и вышел из ряда, направляясь к дверям безмолвной хижины. Через минуту он позвал меня, и я заглянул внутрь.

Лучше бы я не делал этого. Картина могла свести с ума.

Там лежали старик, две молодые женщины и дюжина детей от четырех до пятнадцати лет. Старец, один из детей и молодая женщина были совершенно мертвы, лица по дарковерскому обычаю закрыты зелеными ветвями. Другая молодая женщина скорчилась у очага, платье ее было забрызгано смертельной рвотой. Дети… Даже теперь я не могу вспомнить об этих детях без стона. Один, очень маленький, был на руках женщины, когда она упала; позже он выполз на свободу. Остальные были в неописуемом состоянии, и самое худшее было, что один из них был еще жив и слабо шевелился. Регис слепо отвернулся от двери и прислонился к стене. Плечи его вздымались — нет, не от отвращения, понял я, от горя. Слезы текли по рукам и капали на землю, и когда я взял его за руку и отвел в сторону, он упал на меня.

Он произнес надломленным, убитым голосом:

— О Боги, Джейсон, эти дети. Если бы вы когда-либо сомневались в том, что делали, что делаете, подумайте о них, о том, что вы спасаете от этого целый мир, о том, что вы делаете то, что не под силу даже Хастурам.

Мое горло сжалось от чего-то иного, чем сочувствие.

— Лучше подождите, пока мы не выясним, могут ли терранцы справиться с этим, и уйдите от этой двери. У меня иммунитет, но у вас его нет.

Я должен был оттащить его, как ребенка, от дома. Он взглянул мне в лицо и сказал совершенно зловеще: — Не знаю поверите ли вы, но я отдал бы свою жизнь двенадцать раз, лишь бы этого не было.

Это было странное выражение благодарности.

Но меня оно почему-то устроило. И затем, когда мы ехали через деревню, я потерялся или попытался потеряться в попытках успокоить следопытов, которые никогда не видели города на земле, не видели и не слышали самолета. Я избегал Килу.

Мне не хотелось последних слов прощаний. Мы с ней уже попрощались.

Форс провел замечательную работу по подготовке квартир для Следопытов и, после того, как они были с удобствами размещены и успокоены, я опустился усталый и одетый в форму Джея Элисона. Я посмотрел в окно на далекие горы и на ряд книг о восхождениях, которые я в молодости покупал в чужом мире, а Джей при этом удерживал шальной осколок личности, который вступал в неистовый конфликт с моим разумом:

— Что-то спрятано — поди и разыщи" — Что-то потерялось за горами…" Я только начал жить. Разумеется, я заслуживал лучшей участи, нежели исчезновение после того, как открыл жизнь.

Можно ли человека, не знающего, как надо жить, вовсе лишать жизни? Джей Элксон, этот холодный человек, который никогда не заглядывал за горы должен ли я потеряться в нем?

Что-то потерялось за горами… Да нет, не что-то, потеряться мог лишь я сам. Я начал испытывать всепоглощающее чувство долга, которое привело меня сюда. Сейчас слишком поздно, и я горько сожалел — Кила предлагала мне жизнь. Конечно же, я никогда ее больше не увижу.

Стоит ли сожалеть о том, чего я уже никогда не вспомню? Я вошел в офис Форса, как если бы входил в свой дом.

Я был…

Форс тепло приветствовал меня.

— Сядьте и расскажите обо всем, — настаивал он.

Я бы предпочел не говорить, но вместо этого, повинуясь какому-то порыву, я сделал полный доклад. По ходу его непонятные вспышки озаряли сознание и гасли. К тому времени, когда я понял, что среагировал на постгипнотический приказ и сейчас вновь нахожусь под гипнозом, было слишком поздно, и я мог лишь думать, что это хуже, чем смерть, потому что в этом случае я жив.

Джей Элисон выпрямился в кресле и педантично застегнул манжетку, прежде чем сжать рот в некое подобие улыбки.

— Итак, я могу предполагать, что эксперимент увенчался успехом?

— Полным успехом, — голос Форса отчего-то был слегка хриплым и раздраженным, но Джея это не интересовало; за эти годы он усвоил, что большинство его начальников и подчиненных недолюбливает его, и давно уже перестал беспокоиться по этому поводу.

— Следопыты согласились?

— Согласились, — сказал Форс удивленно. — Вы разве помните что-то?

— Кусками. Обрывки кошмара, — Джей Элисон опустил взгляд на тыльную сторону кисти, сжав заболевшие пальцы и прикоснулся к зудящему красному шраму. Форс проследил за направлением его взгляда и сказал не без симпатии: — Не беспокойтесь насчет руки, я ее как следует осмотрел. Она полиостью в порядке.

Джей сказал натянуто: — Похоже, в этом деле присутствовал очень серьезный риск. Не могли бы вы подумать о том, что это для меня значило, если бы я перестал ею владеть?

— Это был определенный риск, если он и был, — сухо сказал Форс. Джей, вся эта история записана на пленку, так, как вы мне ее рассказали. Хотите послушать, что сделало ваше "второе я"?