Спасатели веера
Шрифт:
— Пойдемте в дом, — спохватилась Ксения, — вы, наверное, устали. Пообедаете и отдохнете, а потом поговорим о делах.
На Дадхикравана она почему-то не реагировала, то есть не удивилась его виду и не спросила, кто он такой, и подозрение снова зашевелилось в голове Такэды. И тотчас же словно сработал какой-то переключатель, все стало на свои места.
«Ну конечно, — успокоенно подумал Толя, — ведь она психически ущербна, душа ее „рассыпана“ по многим хронам, внедрена в тысячи женщин, а здесь осталось лишь тело… Но тогда непонятно, почему она реагирует на нас так по-человечески, — возразил Такэда
Что-то надвинулось на Толю сверху, некая черная мрачная туча. Сверкнула молния, молния угрозы и предупреждения, и Такэда потерял сознание.
Пришел в себя он в спальне, на мягкой и чистой, благоухающей накрахмаленным бельем кровати, сам такой же чистый, благоухающий травами, но слабый до потери пульса. Что-то творилось со зрением: Сухова, сидящего у постели на стуле, он еле узнал.
— Что… со мной?
— Не знаю, — помедлив, ответил Никита. — Похоже на шок от пси-удара… хотя я ничего не почувствовал. Разберемся. Лежи, пей медовый взвар и отдыхай, утром поговорим.
— Мне… непонятно… Ксения не должна… помнить…
— Разберемся. Не волнуйся, береги силы. Одежда твоя вот, на стуле. Дадхикраван будет в соседней комнате, так что не боись.
— Будь… осторожней. Добраться сюда… мы смогли, теперь бы убраться… подобру-поздорову.
Сухов погладил плечо Такэды и вышел. Толя задремал. Ему было хорошо и тревожно одновременно, однако ни сил, ни желания анализировать причины своего обморока и слабости у него не осталось.
Проснулся он внезапно: показалось, что кто-то кричит неподалеку. Прислушался. И облился холодным потом. В комнате никого не было, но стены ее серебрились от изморози, и холод в ней стоял собачий. Мало того, он усиливался, нарастал, одеяло уже не спасало больного, а температура продолжала падать быстрее, чем он успевал что-либо предпринять.
— Дадхи! — позвал Такэда слабым голосом.
Никто не отозвался.
— Дадхикраван, сюда!
Тишина. И холодный ветер в лицо. Толя понял, что, если немедленно не предпринять что-нибудь, он замерзнет. Чувствуя, как воздух застывает у него на губах, лопаются мышцы, останавливается сердце и меркнет сознание, он сполз с кровати, и, стараясь не дышать обжигающим холодом, добрался до стула с диморфантом. Если бы это был простой скафандр, инженер бы надеть не смог: руки превратились в коряги, ноги застыли, глаза ничего не видели, — но диморфант учуял желание хозяина и обнял его коконом высшей защиты, спасая от холода и потока пси-излучения, внушающего расслабленность и покой.
Через десять минут Такэда почти пришел в норму. Сознание пронзила мысль: что-то случилось! Дадхикраван не ответил на его призыв, а Сухов был недосягаем. И не его ли крик — телепатический — услышал он перед тем, как проснуться?
Такэда начал искать выход из комнаты, воздух которой уже собрался лужицей на полу — температура понизилась до точки сжижения кислорода и азота! — но дверь открыть не смог, как и окна, выходящие в сад. Тогда он достал шиххиртх, не заботясь о последствиях, и выстрелил в дверь.
Действие стрелы-ракеты демонического арбалета здесь получилось несравненно слабее, нежели в других местах их применения, тем не менее взрыв разнес дверь в пыль. Такэда, не пострадавший ни
Интуиция его не подвела.
Он ворвался в спальню в тот момент, когда обнаженная Ксения, смеясь и кривляясь, гоняла по комнате Никиту, играя его мечом. Сухов был ловок и быстр, но вряд ли долго мог бы уворачиваться от Финиста, такого же смертельно опасного в руках женщины, как в его собственных. На лице танцора застыло выражение бессильного гнева, но глаза смотрели холодно, прицеливающе, сурово.
— Стоять! — выговорил Такэда, поднимая шиххиртх.
Ксения обернулась, улыбка на ее губах погасла.
— Ах, вот это кто шумит в моем доме! Оямович, это невежливо, ты мне мешаешь.
Толя приготовился пустить стрелу между Ксений и Суховым, зная, что тот защитит себя от любого взрыва, но шиххиртх в его руке вдруг сделался жидким и пролился на пол струей смолы.
Ксения засмеялась.
— Как видишь, здесь я хозяйка, все вещи подчиняются мне, так что иди досыпай, самурай. Я еще не наигралась и хочу получить все, что получают многие.
— И эта штука подчиняется? — Такэда направил на девушку ствол инферно, выданного диморфантом по мысленному приказу прямо в руку.
Ксения опустила тускло блеснувший меч, глаза ее расширились.
— Умертвие?! Но…
— Вот именно, — тихо сказал Никита. Подошел к девушке, протянул руку, и меч, вырвавшись из ее руки, прыгнул к нему.
— Не все вещи в этом доме подчиняются вам, Гиибель. Кстати, настоящая Ксения не знает, что такое умертвие. Где она?
Псевдо-Ксения рассмеялась и, проделав быструю множественную трансформацию, сменив сотню разных обликов — мужчин и женщин, гуманоидов и существ, далеких от хомо, — превратилась в Заавель, одетую в монашеский наряд с капюшоном. Ум, сверкнувший в ее глазах, заставил Такэду поежиться.
— Я еще не Гиибель, вернее, не вся Гиибель…
— Я знаю, — кивнул Никита, опоясываясь ножнами с мечом, взял из рук Толи инферно. — Где Ксения?
— Везде. — Заавель-Гиибель больше не улыбалась. — Я имею в виду психику. Ее частица есть и во мне. Она мне нравится. Или вы имеете в виду физическое тело?
— Именно.
— Но вам не удастся уйти отсюда. Не только из хрона, но даже из замка.
— Это мои заботы. — Сухов поднял черный, похожий на громадный «маузер», инферно. — Извините, я буду вынужден привести его в действие, в результате чего возвращение Гиибели в полном «объеме», так сказать, станет весьма проблематичным.
Заавель покачала головой.
— Боюсь, вы не правильно оцениваете свое положение. Даже с помощью умертвия вам не удастся уйти из Гашшарвы, Посланник. Но вы меня заинтересовали, право слово. Никогда не думала, что такой слабак, каким я вас знала, способен решиться на поступок. Я не имею в виду подход в Гашшарву, я имею в виду Путь.
Никита поклонился.
— Польщен. И все же не тяните время, мадам.
Заавель несколько секунд молчала, не сводя темного взгляда с лица Сухова, пробормотала: