Спасай и женись
Шрифт:
— Александра Петровна, ведь ты Лизу знаешь с рождения.
— Ну?
— Скажи, разве эта маленькая избалованная девочка пойдет жить в обычную однокомнатную квартиру, станет готовить обеды и ужины, ждать Георгия с работы, жить на одну зарплату — разве она на все это согласится?
— А ты ее спрашивал?
— Сейчас она скажет «да». Завтра она скажет «да». Но уже послезавтра она скажет «наверное», а еще через неделю будет держаться исключительно на одном упрямстве. Они из разных миров, баба Шура. Георгий — отличный мужик, профессионал,
Баба Шура мрачно посмотрела на Волынского и вдруг негромко произнесла:
— Не бойтесь чумы, не бойтесь сумы, не бойтесь горящего ада, а бойтесь того, да, бойтесь того, кто скажет: Я знаю, КАК НАДО… Решая за нее, ты обижаешь свою дочь, Игорь. Она сильная и умная девочка, она заслуживает счастья…
Интересно, что до этого момента он был совершенно уверен в своей правоте. Не сомневался в ней ни на секундочку. Шел сюда, уверенный, что все сделал правильно.
Но вот сейчас на него смотрел серыми огромными глазищами пацан с седыми висками, пацан с мускулатурой тигра, пацан, влюбленный в его дочь, и Игорю Васильевичу предстояло посмотреть в эти честные, перепуганные глаза и опять выстрелить Жорке Волкову в спину…
От этого было не просто мерзко, плохо или как-то там еще. От этого не хотелось жить.
— Жора… Георгий… В общем… Ты все равно должен все знать, и нам с тобой… в любом случае нужно было поговорить. Короче говоря, Лиза сейчас в Швейцарии, проходит курс реабилитации. Я… мы не думаем, что вам с ней стоит встречаться. Она пережила тяжелую психологическую травму, и напоминание о ней…
— Она… не приходила сюда?
— Нет, с чего ты… Понимаешь, я ей сказал, что…
— Мне снилось, что она пришла. И я начал выздоравливать. Я был уверен, что она приходила.
— Георгий. Я сказал Лизе. Что ты. Умер.
И ничего не случилось, просто тишина стала чуточку раскаленнее. А потом капитан спецназа Георгий Степанович Волков совершенно спокойно произнес:
— Значит, все-таки Принцесса и Свинопас? Знаете, Игорь Васильевич, а ведь по законам жанра все должно сложиться вполне приемлемо. Хотите — расскажу. Вы говорите, что нам не надо встречаться, призываете меня быть мужественным и мудрым, я соглашаюсь, потому что хочу Лизе только добра. Оставляю ее в покое, сам медленно спиваюсь в своем Марьино. Лиза гуляет по Швейцарии, тихо-мирно забывает меня, потом через годик выходит замуж за приличного человека из вашего круга… Вам не кажется, что это на редкость пошлая история, Игорь Васильевич?
Волынский почувствовал некоторое раздражение.
— А вы, Георгий, считаете, что вариант «принцесса вышла за свинопаса и уехала с ним в свинарник, где они и прожили долго и счастливо» менее пошл и избит? Уж на эту-то тему Голливуд снял не одну сотню фильмов.
Жора расслабленно улыбнулся, глядя куда-то мимо Игоря Васильевича.
— Во-первых, сказочные сюжеты всегда предпочтительнее, а во-вторых — в таких случаях
— Георгий, вы бредите? Какое дерево?
— Вероятно, тополь. Тут у нас все больше тополя. Вы не приоткроете окошечко, а? Что-то душновато.
Ошеломленный, раздосадованный Игорь Васильевич поднялся и пошел к окну. Открыл его и повернулся обратно. Лишь небольшая часть его сознания отметила нечто неестественное, то, чего никак не могло быть, но тем не менее было…
Игорь Васильевич снял очки, протер их, снова надел, а потом тихо спросил Жору:
— Георгий, скажите, ведь Лизонька никак не может оказаться сейчас здесь, тем более — на дереве, напротив окна вашей палаты?
Жора только широко ухмыльнулся, потом с кряхтением сполз с кровати и пошел к окну. Игорь Васильевич осторожно повернулся туда же.
Лиза сидела на толстой и широкой ветке тополя, обняв ствол руками и счастливо улыбаясь. Ее зеленые глаза сияли, золотые кудри были прихвачены в хвост резинкой, а на загорелом хорошеньком личике не было видно ни единого намека на депрессию и последствия психологической травмы. Смотрела она только на Волкова и разговаривала только с ним.
— Жор… У тебя очень красивая пижама.
— Лизка, ты чокнутая.
— Неправда. Меня подлечили в Швейцарии-то.
— Так ты прям оттуда?
— Не совсем. Я оттуда вчера. Сначала я разговаривала по телефону с бабой Шурой, и она сказала, что я дура и что в ее время такими мужиками не разбрасывались. А я сказала, какая же я дура, если тебя больше нет. А она сказала, что типун мне на язык. И тогда я поняла — прямо посреди Швейцарии — что целый месяц у нас с тобой украли из жизни. По-настоящему, Волков! Как кошельки крадут или… бриллианты. Потому что я целый месяц считала, что тебя вообще нет на земле, а ты целый месяц думал, что я тебя разлюбила.
— Лиз…
— Что?
— Повтори еще разок насчет последнего слова…
— Разлюбила? А зачем?
— Сейчас мой могучий мозг построит логическую связь. Если разлюбила — значит сначала любила?
— Волков, ты дурак. Я тебя люблю! Люблю, понял? И я хочу от тебя детей, и я их тебе рожу, а одного рожу уже совсем скоро, потому что я беременная, Волков! От тебя, дубина стоеросовая. Дай мне немедленно руку или хоть костыль, иначе я упаду с этого проклятого дерева…
— А как ты туда вообще залезла?
— Меня подсадили Ляля, Петечка и Лесик.
— Лесик?
— Лесик Пеночкин — это тот террорист, который должен был похитить меня, а вместо этого похитил Лялю, потому что проспал…
В этом месте Игорь Васильевич Волынский осторожно взялся за голову и на цыпочках покинул палату Георгия Волкова. Ясно и несомненно было одно: отношения с родной дочерью придется налаживать заново. И в таком деле лучше заручиться поддержкой союзников. Если они, конечно, не отоварят вас предварительно сковородкой по башке…