Спасение Романовых
Шрифт:
– А что это ты, будто не участвуешь? – заметила Анастасия.
– Не участвую. Мне никто не нравится.
– Ну-ну, – сказала Татьяна. – Оставляешь за собой свободу выбора?
Конечно, это была игра, во всяком случае – до поры.
– Павлик мой! Только суньтесь! – сказала Татьяна.
У меня заныло сердце. Если бы Татьяна так сказала обо мне! И хотя я уже был избран и приближен самой юной и горячей из Принцесс,
– Твой, твой, – сказала Ольга. – Вылечила, выходила – забирай.
– А тебе – двое на выбор, – сказала Мария, – раз я не участвую.
– Я – тоже не участвую, – сказала Ольга.
– А вот они, те двое, вас уже поделили, – сказала Анастасия ехидно. – Что тебе, Оленька, не нравится в Александр Иваныче? Умен, красив, герой. Староват, правда… Но и ты уже взрослая. Он лед, ты пламень, вернее – наоборот. Идеальная пара.
Все рассмеялись, кроме Ольги.
– Перестань! – сказала Ольга сердито.
Вот – началось.
– Ну, что ты! Что! – заворковала Анастасия. – Александр Иваныч и правда очень мил. Если бы только он был бы хоть лет на пять помоложе, я бы поменялась с тобой. А хочешь, прямо сейчас поменяемся? Забирай Леонидика. Для любимой сестры ничего не жалко.
Явственно я представил чертей в ее глазах, знакомых мне еще с детства. Все опять тихо смеялись.
– Поди от меня, сестричка, – сказала Ольга беззлобно.
– Ну Олик, Олик, – заскулила щеночком Настя.
Судя по шороху платья, она полезла к Ольге обниматься.
– Поди прочь, гадкий Швыбз!
Так неблагозвучно в Семье дразнили шкодливую Настю.
– Ну Олюшка, будь ангелом! Не сердись.
– Ладно, Ладно, отстань, – оборонялась Ольга.
– Леонидик, конечно, мой, но, если ты, Олюшка, оставишь Александра Иваныча, я и над ним возьму шефство, – резюмировала Анастасия.
Я был уязвлен – поменять меня на Бреннера! Вот Татьяна даже в шутку не подумала отказаться от своего Павлика.
– Бедный, бедный ротмистр Каракоев, – сказала Настя. – Неужели тебе не стыдно, Маша?
– Мне не стыдно.
– У него такие усы! И голос бархатный. Чего же еще, Маш? – не унималась Настя.
– Хватит мне его навешивать! С чего это вдруг?
– Да ведь так выпадает. Леонидик и Павлик мне и Тане – это уж определенно. Александр Иваныч – Оле, ведь он ни о ком другом и думать не может. Так вот и выпадает тебе ротмистр. Больше ведь нет никого.
–
Неизвестно, чем бы все кончилось, но вдруг я услышал и похолодел.
– Смотрите, дверь открыта, – прошептала Татьяна.
– Господи, они все слышали? – сказала Ольга.
Я быстро отвернулся к стене и укрылся одеялом на своем диване. Они заспорили и совсем перешли на шепот, так что я уже ничего не мог разобрать. Потом замолчали и притиснулись к щели. Мне казалось, я чувствую затылком их дыхание.
– Здесь только Леонидик. Спит, – прошептала Настя.
– Или притворяется, – возразила Татьяна.
– Леонидик не умеет притворяться, – прошептала Анастасия, – если бы он не спал, это было бы видно по затылку. Идите! Идите!
– А ты?
– Я еще посмотрю на него. Просто посмотрю, – сказала Настя.
Засмеялись шепотом, зашелестели, удаляясь. Дыхание одной осталось. Я чувствовал затылком, что она через щель смотрит на меня. Ушла… Я уже хотел сесть, чтобы отдышаться, потому что сдерживал дыхание, будто ныряльщик на глубине, но тут снова услышал быстрые шаги. Опять она стояла за дверью и смотрел на меня. Которая? Вернулась Настя, или… И тут я ощутил прохладную ладонь на моей шее. Сердце чуть не выпрыгнуло и застучало, перекрывая стук колес. Мне удалось не вскрикнуть и не вздрогнуть. Ладошка с шеи поднялась чуть выше, на затылок, взъерошила волосы и упорхнула.
– Леонидик, – услышал я тихий-тихий голос. – Леонидик…
Она вздохнула и исчезла. Не слышал ни шагов, ни шороха платья, но знал – ее больше нет рядом. Сел на диване. Я узнал голос. Это была Татьяна. Татьяна!!! В груди что-то теплилось и щекотало… Татьяна… Что это? А как же Павел?
В эти несколько дней мы словно забыли, что едем через войну. То есть, конечно, мы помнили об этом и соблюдали все меры предосторожности, и все же… казалось, все невзгоды и опасности позади. Ощущение свободы и счастья пьянило и юных Принцесс, и нас четверых – рыцарей Их Высочеств. Государь и Государыня тоже пребывали в благостном настроении, но редко показывались из своего купе. Конечно, им хотелось, наконец, уединения – недоступного в застенках Ипатьевского дома.
Играли с Принцессами в карты в их купе.
Невозможное счастье – сидеть с ними в тесноте всемером (один из нас всегда был на посту). Рассаживались каждый раз в другом порядке, и я оказывался то между Ольгой и Татьяной, то между Анастасией и Марией, то … и далее – волнующее богатство вариантов. Можно было прижиматься плечами, локтями; невзначай соприкасаться пальцами, собирая карты; можно было даже почувствовать горячее бедро своим бедром! Их глаза, волосы – так близко! Заходил Алексей, ему, разумеется, давали место, и тогда, к общему удовольствию, становилось еще теснее. Ехал бы и ехал в этом поезде на край света.