Спасение Романовых
Шрифт:
– Еще нет, но если вы не оставите меня в покое…
– Вам нужно исчезнуть. Вас тоже арестуют.
– За что?
– А за что – брата и отца?
– Ни за что! Они ни в чем не виноваты!
Кривошеин смотрел на Нину, давая возможность сделать выводы самостоятельно.
– Но почему? Какой в этом смысл?
– Муж ушел от вас. Возможно, это его спасет, но не факт. И вам осталось гулять на свободе недели, а может и дни.
– Вы провокатор? Я буду жаловаться!
– Донос на меня напишете? – усмехнулся Кривошеин.
Она бессильно помотала головой.
– Через
Нина помолчала, соображая.
– И вы это можете на самом деле?
– Могу. Вы говорите по-немецки?
– Учила в университете.
– Хорошо. Паспорт швейцарский.
– Почему вы хотите сделать это для меня?
– Вы все равно не поверите.
– Неужели все ради того, чтобы переспать со мной?
Не получив ответа, Нина заговорила торопливо:
– Если вы все можете, спасите брата! Вытащите его! Сделайте ему новые документы! А я буду спасть с вами… хоть всю жизнь, пока не стану старухой. Спасите брата…
Кривошеин покачал головой.
– Ваш брат мертв. Я могу спасти вас.
Нина брезгливо cкривила губы, будто Кривошеин плюнул на ковер.
– Меня не от чего спасать! Хватит! Не смейте!
Кривошеин другой реакции и не ждал: советская принцесса. Идейная. Честная. Ее вера неколебима – даже при том, что отец и брат мертвы.
– Ну, что ж, если вам так удобнее…
Кривошеин достал из внутреннего кармана пиджака удостоверение.
– Гражданка Шагаева, пройдемте.
– Что?
– Я, капитан госбезопасности. Вы арестованы. Собирайтесь. Вы же приготовили чемоданчик на случай ареста?
Нина медлила.
– Гражданка Шагаева, не заставляйте меня применить силу.
Нина пошла, опрокинула стул, и скрылась в глубине квартиры.
Кривошеин сел в кресло. Разглядывал фотографии на стенах. Вот комдив Шагаев со взрослыми детьми: дочь Нина и старший сын Андрей в белом с теннисными ракетками в руках. И сам комдив тоже в белом. Если не знать, что это советские люди, то можно принять их за английских, французских, или каких угодно аристократов. Кривошеин перевел взгляд на соседнюю фотографию Шагаева в буденовке. Стрелял и рубил русских аристократов, чтобы занять их место? Нет, конечно. Тогда это ему и в голову не могло прийти, но со временем все как-то само собой пришло именно к этому – не в том старорежимном виде, конечно. А что это за строение позади теннисистов? Высокие окна, мраморные колонны, пальма – советский санаторий на юге. И Кривошеин узнал эти окна и колонны – Ливадия! Царский дворец! Конечно, после революции его отдали под дом отдыха.
Что-то ее долго нет. Телефон здесь, в гостиной, но, может, в спальне второй аппарат? Или припрятан отцовский револьвер? На всякий случай Кривошеин встал и занял позицию в дверном проеме прихожей.
– Нина! Не делайте глупостей!
Послышались шаги. Нина вышла в сером закрытом платье с тем самым светлым плащом на сгибе локтя, и с небольшим чемоданом. Револьвера, конечно, не было никакого. Глаза заплаканные, но Кривошеин съязвил, не удержался:
– Значит, все-таки готов чемоданчик?
На площадке Нина заперла дверь и сделала шаг вниз по лестнице, но Кривошеин ее остановил.
– Наверх!
На
– Кто вы такой? Я никуда с вами не пойду!
– Сопротивление при аресте?
Он крепко сжал ее локоть. В пыльной полутьме чердака они дошли до слухового окна, Кривошеин вылез первым.
– Вы с ума сошли! Я туда не полезу!
Но он выдернул ее на себя через слуховое окно. Вокруг рыжими крышами распласталась Москва. Они пошли на полусогнутых по жестяному скату. Железо грохотало под ногами на весь город.
Вышли на другую улицу из подъезда соседнего дома. Кривошеин нес чемодан, держал Нину под руку. Страх отпустил ее немного: если Кривошеин не изнасиловал и не убил ее на чердаке, то этого, по крайней мере, можно не бояться. Она снова стала задавать вопросы:
– Вы похитили меня?
– Поедем на моторе. Молчите. Таксисты из отрывочных замечаний понимают больше, чем может показаться.
У тротуара стоял таксомотор.
Полчаса ехали через деревни и дачные поселки, пока Кривошеин не остановил шофера на лесной дороге. Отпустил мотор и повел Нину по тропинке в елки. Она снова заволновалась. Кривошеин остановился, прислушался и повернул обратно.
– Следы путаете?
– Именно. Если водителя будут допрашивать, он покажет направление, куда мы пошли.
Нина решила поддерживать разговор. Ей казалось, так безопаснее.
– Вашему начальству не известно о ваших авантюрах?
– Верно.
– Вы женаты?
– Нет.
– Один живете?
– Один.
– Так вы… вы меня к себе ведете?
– Поживете у меня пока, – сказал Кривошеин невозмутимо, будто и не чувствуя ее страха.
Они вышли к домику на небольшом участке. За деревьями угадывались соседние дачи, проступавшие сквозь сосны лишь фрагментами.
– Это ваша дача?
– Моя.
– Вам на службе дали?
– Нет. К счастью для вас, на службе никто о ней не знает.
– Купили? Откуда у вас такие деньги?
Кривошеин пошел к дому с чемоданом. Нина с тоской огляделась по сторонам – закричать?
– Не советую кричать, – сказал Кривошеин. – Вызовут милицию – и нас обоих арестуют. Как раз от этого я вас спасаю, поймите.
Старая деревянная дача, запущенная и неуютная. Два этажа. Мебель затаилась по углам еще со времен царизма.
– Вы здесь нечасто бываете… – заключила Нина.
– Нечасто. Работы много.
Он отодвинул вытертый ковер с середины просторной гостиной и открыл дощатый люк подпола. Лицо Нины некрасиво скривилось, она попятилась. Кривошеин стволом револьвера указал ей на темный квадрат в полу.
– Не бойтесь. Так будет лучше.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ТАТЬЯНА
Из записок мичмана Анненкова.
21 июля 1918 года.
Татьяна вошла в тамбур, улыбнулась мне и взялась за ручку двери, будто собиралась пройти дальше. Я испугался и схватил ее за локоть.