Спасенная с «Титаника»
Шрифт:
– Простите, кто вы?
– Селеста, твоя подруга. Я писала тебе из Америки.
– Дочка появилась на пороге без всякого предупреждения. Мы столько лет были в разлуке, и вот она опять дома. Правда, она у меня красавица? А еще у меня есть внук, он уже совсем большой. – Каноник Форестер приставил руку к груди, показывая рост Родди, однако Селеста видела, что Мэй его не слушает.
В ее чертах сквозила какая-то отстраненность, на лбу пролегли глубокие морщины. Неужели это та самая Мэй, которая писала письма, полные жизни, и отвесила оплеуху Флорри Джессоп? Что нанесло ей такой тяжелый удар, превратило в старуху?
Мэй переводила взгляд с каноника
– Это было очень давно. У меня плохая память. Сожалею, что вам напрасно пришлось проделать долгий путь, – безжизненным голосом ответила она и опять склонилась над кружевом и коклюшками, как будто напрочь забыла о присутствии посетителей.
– Нет-нет, я просто обязана поблагодарить тебя за все, что ты для меня делала. – Селеста присела на стул, заставляя Мэй обратить на себя внимание. – Ты пересылала мои письма, поддерживала меня, когда мне было тяжело. Теперь я здесь, чтобы помочь тебе выздороветь. Нам столько нужно наверстать!
– Я – плохая собеседница, мэм. И не заслуживаю выздоровления.
Мэй опять отвернулась, но Селеста не намерена была сдаваться.
– Тогда позволь помочь тебе. Мы принесем все, что ты пожелаешь. Насчет дочери не волнуйся, о ней хорошо заботятся. Я виделась с ней только вчера. Настоящее сокровище. Мы хотим пригласить ее в гости на денек-другой, пусть пообщается с моим Родди. Сын очень хочет с ней познакомиться.
– Она не моя дочь.
– Разумеется, твоя. С чего вдруг тебе в голову пришла эта мысль?
– Я ей не настоящая мать и вообще не гожусь в матери.
Мэй начала плакать. К ним подошла сестра.
– Ну вот, я предупреждала. Сегодня у нее скверное настроение. Она иногда воображает себе разные вещи и расстраивается. Врачи делают все возможное…
– Вздор какой-то. Я своими глазами видела младенца у нее на руках, когда мы сидели в спасательной шлюпке. Мы вместе попали в кораблекрушение, так и познакомились. Я стольким обязана миссис Смит. Кроме того, она прекрасная мать. Все это просто ужасно… Чем мы можем помочь?
При виде этой несчастной женщины у Селесты на глаза наворачивались слезы. Сейчас Мэй напоминала одну из суфражисток, попавших в тюрьму, где они устраивали голодовки, а их кормили насильно, – сломленных пытками и осознанием провала, который они потерпели, будучи вынуждены глотать пищу, чтобы не умереть.
– Ее вылечит только время, Селеста. – Каноник положил руку на плечо дочери. – Мэй нужен покой. Человеческий разум – это загадка. Многие студенты нашего колледжа сильно изменились после войны: одни утратили веру в Бога, другие искали забвения в алкоголе и наркотиках и теперь пытаются освободиться от своего пристрастия. Война – это не только разрушенные здания, разбитая техника и покалеченные люди. Уверен, Мэй скоро поправится. Я молюсь о ней каждый вечер. Идем, Селеста. Кажется, мы ее только огорчаем.
Селеста, однако, задержалась еще на минуту.
– Скажите, она виделась с дочерью? Уверена, эта встреча поможет ей встряхнуться и вернет к реальности.
– Детей сюда не пускают. По своему опыту могу сказать, пациенты только расстраиваются, – резко ответила сестра.
Шагая по длинному, выложенному плиткой коридору, Селеста невольно ежилась при виде множества самых разных людей, затерянных в лабиринтах собственных миров. Она слыхала про подобные лечебницы, и эта гораздо лучше многих – просторная, светлая, чистая. Тем не менее в ней все равно царят холод и больничная атмосфера; огромное здание начисто лишено домашнего уюта.
Неужели Мэй пережила жестокое испытание на «Титанике» для того, чтобы превратиться в эту бледную тень и сделать дочь сиротой? Должно быть что-нибудь такое, с помощью чего Селеста сможет вернуть Мэй в настоящий мир, вернуть ей смысл существования.
Она вспомнила рассказ Арчи Макадама о том, как они выжили после удара торпеды, уничтожившей корабль. Зная, что им осталось всего несколько часов на этом свете, он и другие члены экипажа старались держаться на плаву, вцепившись в спасательный буй. Арчи заставлял товарищей петь песни и церковные гимны, рассказывать о своих семьях, сам шутил и сыпал историями, убеждал остальных, что они обязаны выжить. «Я просто не желал сдаваться», – сказал он тогда Селесте, улыбаясь своей мягкой, усталой улыбкой. Она и Родди получили письмо с новым адресом Арчи, и, едва вскрыв конверт, Селеста уже знала, что непременно ответит.
Жизнь всегда идет вперед, а не назад. Она больше не хочет думать о прежних днях в Акроне. Не сбеги Селеста от Гровера, возможно, она закончила бы свои дни в заведении, подобном этому. Тем не менее она не опускала руки и теперь счастлива снова быть дома, в родном окружении. Нужно обязательно вытащить Мэй из ее черного, глубокого колодца, наполненного мраком и отчаянием. Что же за всем этим кроется? Селеста обязательно выяснит.
Они с Родди переселились к Селвину в Ред-хаус, большой, но ветхий дом неподалеку от Стритэя, набитый старинной мебелью и прочими ненужными вещами. Временная экономка подала на расчет, поскольку работы оказалось слишком много. Миссис Аллен, приходящая прислуга, вынуждена была справляться в одиночку, так что присутствие Селесты пришлось весьма кстати.
Их жилище представляло собой причудливое трехэтажное здание из красного кирпича с восемью спальнями. Старый фермерский коттедж в стороне от заброшенной дороги к Бертону-на-Тренте действительно нуждался в ремонте. Снаружи он походил на кукольный домик, однако был слишком большим для одного человека и давно не видел хорошей уборки.
Селвин понимал, что сестре и племяннику нужна крыша над головой, не проявлял излишнего любопытства и не расспрашивал Селесту, почему распался ее брак. Что ж, уже легче. Селесте стыдно рассказывать свою историю кому бы то ни было, включая отца, хоть она и постоянно ловит на себе его озабоченные взгляды.
– Как ты, дитя мое? Боюсь, недуг Мэй гораздо серьезнее, чем я предполагал, – вздохнул каноник. – Прискорбно… А ее дочь, бедняжка, совсем одна на белом свете.
Хотя отец слаб и рассеян, своих детей он по-прежнему понимает как никто другой. Каноник Форестер отказался переехать обратно к Селвину, сознавая, что им нужно отдельное жилье.
– Сожалею, что тебе пришлось смотреть на все это. Прости, – вздохнул он, сидя на лавочке и обводя взором сад вокруг лечебницы.
– За что? Мэй много лет поддерживала меня, и я не допущу, чтобы она сгнила в этих стенах, – ответила Селеста. – Она поправится, правда?