Спаси меня, мой талисман!

Шатрова Наталья

Потом она узнала, что племянница ранила бека. Известие это чуть саму Недвигу не лишило жизни. Она порывалась проникнуть в царскую часть дворца, но безуспешно.

А утром Недвигу отправили к дворовым рабыням, и она вновь стала одной из уборщиц. Участь Занифы долго была неизвестна, пока не поползли среди рабов слухи, что в поварне работает дочь покойного кагана.

Недвига и верить в это не хотела, но однажды, придя в поварню на ужин, увидела хрупкую фигурку, склонившуюся над огромным прокопченным котлом, и сердце екнуло. Занифа старательно

мыла в котле посуду, не поднимая от работы глаз.

Сердце Недвиги затопила жалость. Бедная девочка, как она справляется? Хуже, чем работа в поварне, для рабыни не придумаешь. Вечный пар, жар, копоть быстро подрывают здоровье женщин. К тому же рабынь в поварне кормят так же, как и остальных, а быть вечно голодной рядом с едой не назовешь сладкой жизнью.

Впервые Недвига позабыла о еде, лежащей перед ней на столе, и неотрывно смотрела на Занифу. Та почувствовала, напряглась, медленно повернулась. Увидев Недвигу, печально улыбнулась, подошла, села рядом.

Недвига молча протянула ей лепешку. Занифа благодарно кивнула и с жадностью впилась в лепешку крепкими белыми зубами. Только проглотив ее, сказала:

– Вот и я теперь знаю, что такое настоящее рабство.

Недвига еле сдержала слезы.

– Ты жива, я рада. Я эти дни любой слух ловила, хотела узнать о тебе, но никто ничего не знал. Тетушка твоя померла…

– Да, знаю, – девушка поникла.

– Как ты решилась на такое, Занифа? Ведь тебя могли убить!

– А я сама хотела умереть, выпила яд, который мне мама когда-то в тайник положила. Но почему-то осталась жива, только болела долго, рвало меня, все нутро наизнанку вывернуло. Наверное, мама что-то перепутала, не то мне оставила.

– Или яд за эти годы свое действие потерял. В любом случае я рада, что ты жива.

– Не знаю, зачем мне жить? – пожала плечами девушка, и в ее словах действительно чувствовалась тоска безысходная. – Не могу больше терпеть.

– Нет, Занифа, – огорчилась Недвига, – нельзя так говорить о жизни. Все пройдет, поверь мне. Хоть и говорят разные боги, что жизнь по ту сторону света есть, а мало в это верится. Жить сейчас надо. И принимать ее такой, какая она есть. Не бежать, не прятаться, понимаешь? Гордо принимать.

– Тебе нравится рабская жизнь? – презрительно осведомилась Занифа.

Недвига стушевалась, но лишь на миг.

– Я не всегда рабой была, да и не в любой неволе так плохо, как здесь. Но ведь не одни мы с тобой такие, рабов – тьма, не сосчитать. Раз так мир устроен – одни властвуют, другие подчиняются, – то не нам с тобой его изменять. А судьба ведь переменчива. Сегодня тебе плохо, а завтра придет другой день и, может, подарит тебе счастье. Только руки опускать не надо…

Они не заметили, как все рабы поели и начали вставать из-за стола.

– Ой, посуду не вымыла, – опомнилась Занифа, – меня же старшая накажет, ужина не даст. Прощай, Недвига.

Она метнулась к котлу, затравленно оглядываясь по сторонам. Недвига посмотрела на свою тарелку. Она была пуста. Занифа машинально уплела весь

Недвигин ужин.

Но женщина не обращала внимания на урчание в животе и не жалела о еде. Теперь она успокоилась: девочка жива, – и пусть будет, что будет.

Но не так все просто в жизни, как хотела внушить Недвига племяннице. Занифу невзлюбила Жоха. Скорее всего, просто за то, что дочь кагана хоть и родилась рабыней, а нежилась когда-то во дворце, в то время как Жоха была дочерью посудомойки и родилась на той же самой кухне, где теперь трудилась Занифа. Да, теперь Жоха здесь властвует, и пусть дочь кагана поймет, что жизнь ее сладкая закончилась, пусть хлебнет горечи, как нахлебалась ее в свое время она сама.

Жоха, очевидно, всегда не любила Занифу, но теперь, когда та оказалась в ее власти, почувствовала удовлетворение и всячески изводила бедную девушку.

Долгое время Недвига ничего не подозревала, поскольку случая увидеться снова не предоставлялось. Но как-то раз она столкнулась с племянницей во дворе и едва узнала осунувшееся лицо и согнутую фигурку в грязном рваном платье. Занифа несла тяжелые ведра с водой, направляясь в сторону поварни.

– Занифа, девочка моя! – воскликнула потрясенная Недвига. – Ты болела?

Девушка молча покачала головой и даже не остановилась. Недвига пошла рядом.

– Дай, помогу, – предложила она.

– Ой, что ты! Увидит Жоха, убьет, – испугалась девушка. – Она, знаешь, какая злющая?

Девушка остановилась, поставила ведро и подняла рукав платья, оголив руки в кровоподтеках и красных полосах, на которых запеклась кровь.

– И ноги у меня такие же, и спина, – Занифа снова подхватила ведра и засеменила к поварне.

Недвига так и осталась стоять: слова застряли в горле. Да ведь Жоха медленно уничтожает девушку. За что такая несправедливость?

Ночью, несмотря на запрет, Недвига прокралась к лачуге, где спали поварские работники, с опаской оглядываясь по сторонам, приоткрыла дверь и позвала Занифу.

Девушка вышла. Недвига обняла ее, сунула в руку лепешки, которые собирала несколько дней в надежде когда-нибудь отдать их племяннице.

– Ешь.

Занифа с жадностью набросилась на еду. Недвига еле сдерживала слезы жалости, глядя на нее. Насытившись, девушка вытерла рот и вдруг расплакалась.

– Ну, ну, – Недвига не знала, что сказать, – будет…

– Разве ж могла я догадаться, что придется так унижаться? – всхлипывая, говорила девушка и вытирала слезы рукавом рубахи.

Недвига с жалостью смотрела на натруженные, заскорузлые руки племянницы. А когда-то они были белыми, с чистыми розовыми ноготками. На пальце так великолепно красовалось кольцо Тенгизы.

– А где кольцо, которое мать тебе дала? – тут же вспомнила она. – Отняли?

Занифа покачала головой:

– Потеряла.

– Как ты могла?

– Не ругайся, оно закатилось под кровать бека, когда я яд доставала. Наверное, его уже нашли. Я так переживаю… Единственную память о матери не уберегла…