Спаси моего сына

Рей Полина

Он подаётся ко мне. Хватает за предплечье. Ещё несколько дней назад я была бы в восторге от такого проявления заботы, сейчас же пытаюсь в ужасе отпрянуть.

– Ты о Саше, что ли?

Саша. Александр Дарьялов. Спасатель. Боже, почему же сейчас мне кажется, что я бы предпочла остаться с ним в его машине? Смотреть на то, как он курит, как уверенно сжимает пальцами руль… Хочу быть рядом с ним, а не со своим мужем, предавшим меня, себя и нашу семью.

Верниковская, ты просто сошла с ума. Вот и всё.

– Ах, Саша, – хмыкает муж.

– Да,

представь себе, он назвал своё имя. Так делают культурные люди. Не знал?

В памяти сразу Марк всплывает. «Папа учил меня, что так нужно знакомиться». Господи, кажется бы всё отдала, чтобы это наш сын на руках Даниила в тот момент сидел и говорил эти слова.

– Я хочу всё обсудить, – тихо говорит муж, стоит мне только высвободиться и направиться в сторону подъезда.

– А нечего обсуждать, Верниковский, – откликаюсь я. – Нечего. Я уже сказала, что дико от тебя устала. Марк твой найден – на этом всё.

– Я тебя не отпущу.

Что? Я не ослышалась? Он меня… не отпустит? Брови помимо воли взлетают вверх. Поворачиваюсь к Дане и смотрю на него с удивлением.

– Ты меня не отпустишь? А что сделаешь? Привяжешь к батарее? – смеюсь коротко и зло. – Или, подожди-ка… дай подумать. Может, у нас с тобой есть общее что-то? Ребёнок там, квартира, на худой конец?

– Сонь…

– Хватит. Я хочу побыть одна. Что ты хотел от меня – выполнила? Выполнила. Теперь, будь добр, свали в туман, Верниковский. Обстоятельства развода обсудим позже.

Уже почти добираюсь до подъезда, когда слышу позади себя тихое:

– Я очень виноват перед тобой, Соня. И я это знаю. Просто мысли до этого все Марк затмил. А он убежал потому, что плохо ему. Я бы всё отдал, чтобы он нашим сыном был. Твоим и моим.

Застыв на крыльце, я закрываю глаза и пытаюсь досчитать до пяти. Что он от меня хочет? Почему продолжает мучить? Уверен в том, что всё можно исправить этими его признаниями?

– А нет у нас сына, Верниковский. – Развернувшись, цежу эти слова сквозь зубы. – Нет, как ты помнишь. Ведь ты его на потом оставлял. И не будет. Никогда. Я бы тоже всё отдала, чтобы тебе ребёнка родить. Но это в прошлом. Сейчас ты для меня – чужой. Даже не думала, что родной человек таковым может стать за считанные секунды.

Приложив ключ к домофону, отпираю дверь и быстро скрываюсь за её преградой. Когда еду в лифте, размышляю о том, почему, например, до сих пор не придуман какой-нибудь виртуальный развод. Хотя, надо будет погуглить об этом хоть что-то, ведь я напрочь не интересовалась данной темой. Всё казалось, что она меня не коснётся… и вот теперь…

Спрятавшись дома, я запираю дверь на все замки. Теперь снаружи ко мне не попадут. Но всё же знаю – я опрометчиво решила, что хочу быть одна. И отдаю себе отчёт в том, кому позвоню, как только у меня будет уверенность, что Верниковский отбыл и не станет ломиться в нашу квартиру.

– Мда, Сонь, вот это история. Ужас! – Юлька растирает лицо и смотрит на меня так, будто я только что рассказала ей главу из

фэнтези-романа.

– Сама в ужасе. – Опускаю голову на сложенные на столе руки и повторяю: – Ты не представляешь, в каком я ужасе.

Мы молчим. Я думаю о том, как же хорошо, что всё же за десять лет брака я не родила ребёнка мужу. Не представляю, что сейчас бы он чувствовал, и как бы стала объяснять ему, почему мы с папой разводимся.

И вообще, почему я так уверена была, что наш брак с Верниковским идеален? Наверное, слишком рано он меня себе забрал. Именно себе – я ведь считала с восемнадцати лет, что он центр всего. Теперь же мне очень многое нужно переосмыслить. Передумать. Перекроить.

– А Свету эту его не видела? – спрашивает Юлька.

Тут же отрицательно мотаю головой.

– Нет, и видеть не хочу. Ещё не хватало на неё нервы тратить.

– Это верно. Ну вообще, какая же он скотина. У меня просто цензурных выражений нет!

Юлька хватает бутылку мартини, которую принесла с собой. Льёт нам по щедрой порции. Я совсем не против – хочется забыться. Затуманить свой мозг хоть чем-то помимо мыслей о том, как докатилась до жизни такой.

– А родители его? Вроде же у вас отношения прекрасные. Ты с ними не говорила? – спрашивает Юля после того, как мы опустошаем бокалы.

– Нет, конечно. Это его дело – сообщить им радостную весть о внуке и о новой… жене.

– Если они ничего не знали до этого, – мрачно комментирует подруга.

Я застываю, так и не донеся стакан до столика. Об этом я, чёрт бы всё побрал, не подумала…

– Если они знали и не говорили – я не переживу.

Я и вправду это не перенесу. С Викторией Павловной у меня отношения, пожалуй, даже лучше, чем с моей матерью. Нет, она не могла знать. Сколько раз намекала, что ей хочется увидеть внуков… И если всё это время она не только знала о Марке, но ещё с ним и встречалась…

Поставив стакан на столик, я кошусь на телефон. Дурман в голове затмевает всё, кроме одной мысли – позвонить свекрови и спросить у неё напрямую.

– Тебе вообще во всей этой истории нужно разобраться. Для себя самой – в первую очередь. Всё понять.

– А что тут понимать? – вскинув взгляд на Юльку, хмыкаю я. – Он переспал с первой встречной после ссоры. Уже этого я бы не простила. А если бы простила – сама бы себя и извела. Но он ещё и скрывал ребёнка. Ребёнка, понимаешь? Шесть лет он знал о нём, ездил к нему, звонил. Жил второй жизнью.

Отмахиваюсь, не желая продолжать. Чувствую на кончике языка такую горечь, которую не перебить ничем.

– Я понимаю. – Юлька опускает голову и вздыхает. – Насколько могу – понимаю. Правда.

Беру телефон в руки и верчу его в пальцах. От бывшего – почему-то хочется сейчас думать о Верниковском именно так – никаких новостей. Но это и ожидаемо, наверное. Сейчас он с сыном. Пытается восполнить те пробелы, которые так или иначе появились в их общении с Марком.

– Знаешь, наверное сейчас свекрови позвоню.