Спаси моего сына
Шрифт:
Я едва успеваю произнести эти слова, как сотовый разрывается мелодией входящего звонка. И я с удивлением смотрю на Юльку.
– Виктория Павловна, – растерянно объявляю подруге, после чего решительно отвечаю на звонок.
Свекровь приезжает на следующее утро. Эту ночь почти не сплю, благо Юлька рядом, иначе бы я просто свела с ума сама себя. Она тихо дремлет, я же просто сижу, уставившись в одну точку.
Виктория Павловна сказала, что все знает, но это не телефонный разговор. Сил на то, чтобы спросить, как давно она в курсе, у меня не было. Наверное,
– Ты не одна? – тихо говорит свекровь, когда встречаю её в прихожей.
– Юля у меня. Спит. Заходите.
Виктория Павловна поджимает губы, смотрит на меня так, что мгновенно читаю её мысли. В них – в основном тревога. Надеюсь, за меня, а не за то, приму ли я назад её сына или нет.
– Ой, доченька. Что же это случилось-то? – шепчет свекровь дрожащим голосом.
– Идёмте на кухню, там поговорим.
Она устраивается за столом, терпеливо ждёт кофе, который я начинаю готовить. А мысли у меня в голове – такие полярные, что хоть стреляйся. От желания закрыться, не заводить разговора, чтобы не узнать тех подробностей, которые нанесут мне лишь новые раны, до потребности бросить кофе к чертям и потребовать у свекрови ответов на все мучившие меня вопросы.
– Вы знали о ребёнке? – спрашиваю, садясь напротив Виктории Павловны и поставив перед ней чашку с ароматным напитком.
– Нет! Нет, ты что… Даня вчера позвонил… и всё рассказал.
Облегчение накатывает волной. Верю свекрови безоговорочно. Хотя бы с этой стороны – никакого предательства.
– А Алексей Дмитриевич?
Виктория Павловна потупляет взгляд. У меня всё внутри холодеет. Свекор знал! Знал и всё это время смотрел мне в глаза, поддерживал разговоры о внуках… будучи осведомлённым, что этот самый внук уже есть? Они встречались по выходным? Даня обещал когда-нибудь рассказать и матери эту сакральную тайну? Просил молчать отца?
– Я ему уже устроила! Знаешь, какой у нас ночью скандал был?
Виктория Павловна закрывает лицо руками и качает головой. Вспомнить бы, есть ли дома корвалол, или сразу браться за коньяк…
– Что вам рассказал Даниил? – переключаю и своё, и свекровино внимание на то, что отвлечёт от ужасающих мыслей.
– Сказал, что ребёнок случайно получился. Но что бросать он его не станет. Что тебя терять не хочет, будет пытаться всё исправить.
– А вы что ответили?
– Что ты не простишь. Я же тебя знаю.
– Поддерживаете в этом?
Свекровь смотрит в ответ устало. Теперь замечаю, какие тени пролегли у неё под глазами. И полное отсутствие косметики на лице, что она всегда считала для себя неприемлемым. Значит, не только у меня была бессонная ночь.
– Я поддержу тебя в любом решении. Но мне так жаль, что Даня поступил с тобой по-свински. Как он вообще мог, я не понимаю.
– Говорит, пьяный был, – пожала в ответ плечами.
Со всех сторон накатилась усталость. Такая удушающая, жуткая, вымораживающая.
– Я не об этом, хотя от этого и мне тошно. Как скрывать-то мог? Ума не приложу.
– И
Мне в сознание вдруг мысль стрелой влетает. Что теперь будет с моей привычной жизнью? Ладно, муж. С ним дело решённое. Но его родители? Наши общие друзья? Как вообще это происходит у других людей? Совместный круг общения просто сходит на «нет»? Был бы у нас ребёнок, родные и друзья собирались, скажем, на его день рождения. Или общий Новый год праздновали. А здесь… Вряд ли мама Дани будет как и раньше звонить мне и обсуждать концерт, на который они ходили с мужем. Или же рецепт шоколадного торта. Этих мелочей, ставших родными и привычными я, скорее всего, буду лишена.
– Он ещё сказал… – Свекровь делает глубокий вдох, как будто сомневается в том, что стоит мне это говорить.
– Не тяните. Нет того, что мы с вами не можем обсудить.
Виктория Павловна кивает.
– Он сказал, что Свету эту не любит и больше у них никогда ничего не было. И тебя боится потерять. – Она повторяет то, что уже сказала. Но теперь эта боязнь со стороны Верниковского мне противна. Раньше было нужно думать, когда девицу с дороги на себя сажал. – Но маленькому там плохо. Бьёт она его, а как сожитель новый появился, так жизни Марку нет.
«Марк», «маленький» – эти слова явственно говорят о том, что сын Дани уже прочно обосновался и в сердце моей свекрови. И винить я её за это не могу, да и не хочу. Это ведь её плоть и кровь. Её внук.
– Ну так забирает его пусть оттуда. Вы с ним познакомитесь, он мальчик хороший, воспитанный. Даже хорошо, что всё это сейчас случилось, когда он обозлиться не успел.
– Так-то оно так… – Виктория Павловна снова тяжело вздыхает. – Но ты же мне как дочь. И по-бабски тебя понимаю прекрасно. Даня же тебя обидел смертельно, за такое и я бы не простила. По крайней мере, не сразу.
Она смотрит на меня с надеждой. А я уже знаю – не прощу. Вообще за это всё, что сейчас творится, простить не смогу. И хорошо, что детей ему не родила. Не представляю, как бы сейчас своим маленьким объясняла, почему у бабушки и дедушки гостит ещё и их брат.
Нет, я совсем не против Марка, он ведь ни в чём не виноват. Но и своя рубашка всегда ближе к телу.
– Я не прощу. Зря сын ваш надеется, что искупить вину можно. Он наворотил слишком много. И должен это понимать.
– Знаю, Сонь. Я это знаю.
Свекровь отпивает порядком остывший кофе. Наш с ней разговор – словно точка, поставленная во всём. Хотя, надо признаться, таких точек за последние пару дней я уже поставила в отношениях с мужем не раз. Но это даже не финал – это последний эпизод, идущий после титров.
Ребёнок есть. Он найден. Даня заберёт его и теперь его не придётся скрывать.
Мы с мужем разведёмся. Как бы он ни пытался сейчас сделать вид, будто вся эта ситуация решаема, итог один – расставание. Пусть болезненное, наполненное теми событиями, которые принесут лишь горечь, но для меня это дело решённое. И Верниковский волей-неволей примет всё так, как это вижу я.