Спасите меня, Кацураги-сан! Том 10
Шрифт:
Я включил «клеточный анализ» и заглянул в кровеносные сосуды Араи Ютаки. И увидел «их».
Множество мельчайших веретенообразных бактерий. Закрученные в спираль микроорганизмы чем-то напоминали червей, но ими они не являлись.
Спирохета. А болезнь — лептоспироз.
Сволочи, запутали меня пневмонией! Она не так уж и часто возникает при лептоспирозе, но всё же иногда обнаруживается. В основном при этом заболевании страдают почки, печень с селезёнкой, а затем уже все остальные органы, если возбудителя вовремя не
Боль в мышцах — это распад мышц из-за воздействия бактерии. В любом медицинском университете на курсе инфекционных болезней приучают студентов хорошо усвоить этот симптом. Болят икры — стоит задуматься о лептоспирозе. А если ещё и сыпь с желтухой — то это гарантированно он.
— Говорите — на складе работаете? — уточнил я.
— Да, Кацураги-сан, — кивнул мужчина. — А что?
— Мыши у вас там есть? — поинтересовался я.
— Да кого там только нет! Мыши, крысы, тараканы, пауки, сколопендры. Иногда боюсь, что из коробок на нас дракон вылетит, — заявил он.
— Руки часто моете на работе?
— Да когда как, если честно, — признался Араи Ютака.
— Скорее всего, вы проконтактировали с мочой мыши, которая была заражена спирохетами. У вас лептоспироз, Араи-сан. Я госпитализирую вас в инфекционное отделение сейчас же.
Араи Ютаки не стал спорить. Ему стало настолько плохо, что мужчина был готов согласиться на любое моё предложение. Заполняя направление на госпитализацию, я попутно убивал спирохет лекарской магией клеточного уровня. Но прикончить их всех будет сложно. Я могу потратить на это много часов.
Ведь они расползлись по всему организму. И, между прочим, теперь выходят с мочой. То есть, чисто теоретически Араи заразен.
Помню, в России многие люди часто путали эту болезнь с мышиной лихорадкой. Но так в быту называют совсем другое заболевание, которое распространяют те же мыши. Однако клиническая картина у них крайне схожа. Порой даже врач не может с ходу отличить лептоспироз от «мышиной лихорадки».
Вскоре прибыли сотрудники инфекционного отделения, и помогли Араи Ютаке добраться до приёмного покоя.
— Прав был мой начальник, — бросил мне вслед Араи. — Вы действительно хороший врач. Спасибо вам большое, Кацураги-сан.
— Ого! Кацураги-сан, представляете, а я почти одновременно с вами поняла, что это за болезнь, — заявила Сакамото Рин. — У меня дядя как-то болел такой же дрянью. Только он её в каком-то пруду подхватил. Разве такое бывает?
— Бывает, Сакамото-сан, — подтвердил я. — В лесу ведь тоже живут мыши. Их моча попала в водоём, а вашему дяде не повезло с ней проконтактировать.
— Сколько же всё-таки в мире ужасных болезней, — вздохнула она. — Вирусы, бактерии, черви…
Девушка поёжилась, представив всё это сразу.
— Вам не доводилось видеть ВИЧ-инфицированных на последней стадии заболевания? — поинтересовался я.
— Нет, — помотала головой она. —
— Когда иммунная система человека полностью погибает, он буквально начинает прорастать изнутри всей своей микрофлорой. А снаружи на него садится всё, что только можно. Очень жуткая картина. Страдания такого человека не описать словами. Вот на таком человеке вы можете увидеть столько микроорганизмов, сколько не встретите больше нигде.
Я всегда выступал за эвтаназию, когда жил в России. Но её у нас так и не узаконили. Тема скользкая и очень трудная для обсуждения, но существует много неизлечимых пациентов, которые, будучи накаченными наркотиками, просто ждут смерти. Хотя бы для таких больных, я считаю, её стоило бы ввести.
В Японии эвтаназия тоже не узаконена, но здесь ситуация не так однозначна из-за местной культуры. Дело в том, что у японцев издревле есть такое понятие, как «достойная смерть». Оно означает, что японец желает сохранять достоинство и свободу до конца своей жизни. А потому, если что-то его сковывает, в том числе и неизлечимая болезнь, он может прибегнуть к чему-то вроде эвтаназии. И в местной судебной практике такое порой даже не осуждают.
Закончив небольшой перерыв после трудного пациента, мы с Сакамото Рин продолжили приём. Каждый пришедший с ОРВИ пациент заставлял меня насторожиться, поскольку любой мог оказаться больным с новым вирусом.
Однако всё ещё можно надеяться, что инфекцию не выпустят за пределы Токийской инфекционной больницы. А уж там врачи точно знают, как соблюдать все меры предосторожности.
— Сакамото-сан, я ухожу к психиатру, — предупредил я медсестру после приёма. — Если кто-то будет меня искать — звоните.
Макисима Сакуя обитал на первом этаже в точно таком же неприметном коридоре, как и моё профилактическое отделение. Я подошёл вовремя, в кабинете у психиатра был всего один пациент.
— Кацураги-сан, входите, мы уже заканчиваем, — позвал меня Макисима Сакуя.
Я поклонился, прошёл в его кабинет и присел на место медсестры. Почему-то Макисима работал один. Напротив психиатра сидел молодой мужчина и, улыбчиво кивал, слушая наставления своего врача.
— Понял меня, Кёто-кун? — произнёс Макисима. — Через тридцать дней после нового года. Когда на телефоне будет тридцатое января. Снова придёшь ко мне. Договорились?
— Угу, — кивнул он. — До свидания, Макусима-сан.
Когда мужчина вышел из кабинета, Макисима громко вздохнул и перевёл взгляд на меня.
— Бедняга, — сказал он. — Тридцать лет, а интеллект, как у ребёнка. И лучше не станет. Хорошо хоть сам о себе может заботиться.
— Что с ним? Олигофрения? — предположил я.
— Да, лёгкой степени тяжести, — ответил он. — Судя по рассказам родственников, его мать пила, когда Кёто-кун ещё был в её утробе. Результат, как видите, налицо.