Спасите наши души!

Львов Сергей Львович

— Ася Конькова.

— Анастасия или Анна? — спросил Доброволь­ский, слабо пожимая Асину руку мягкой белой ру­кой, с которой он снял перчатку, такую же желтую, как его портфель и его волосы.

Было неприятно, как внимательно оглядел этот человек Асю: ее берет, ее новое бобриковое пальто, которое она надела, хотя было еще холодно, ее ста­ренькие ботики. Было странно, что он спросил про ее имя то же самое, что когда-то, в первый день зна­комства, спросил Павел.

— Просто Ася, — ответила она.

— А мы путешествуем по магазинам, —

объяснил Григорий. — Вытащил этого книжника и сидня. А ваш путь куда? Тоже за покупками? Тогда после­дуем вместе.

Асе показалось, что Добровольский заметил сму­щение Павла, обрадовался ему и теперь смотрит на них в упор приглядывающимися светлыми глазками.

Но в первом же магазине он про них забыл. Он протиснулся к прилавку, начал громко читать цены, обозначенные на этикетках, расспрашивать в одном отделе, когда ожидают польские долгоиграющие пластинки, в другом — когда поступит телевизор «Ру­бин-102», стал листать паспорта, разложенные на прилавках, прицениваться к проигрывателям и ради­олам. Потом он вдруг увидел огромный радиоком­байн, воскликнул, уже не окая: «Колоссально!» — и ринулся к нему. «И недорого! А отделка какая! Орех!» И, сняв перчатку, Григорий нежно погла­дил белой рукой полированные стенки радиоком­байна. В другом магазине желтоволосый впился в настольные часы на мраморном цоколе — часы были похожи на маленький надгробный памятник, — стал допытываться у продавца, какой они марки, дается ли на них гарантия, на какой срок, а потом выразил желание послушать бой.

— Уйдем, — сердито предложил Павел.

— Неудобно, — ответила Ася, хотя Григорий, на­верно, не заметил бы их ухода. Он примерял часы в золотом корпусе и сыпал вопросами: «Стрелки све­тятся?», «Корпус антимагнитный?», «Камней сколь­ко?» Но Ася уходить не хотела: ее заинтересовал и встревожил странный знакомый Павла.

Все-таки он оторвался от часов.

— Ох, есть в Москве что купить, есть! — сказал он, когда они вышли из магазина. — Были бы толь­ко деньги... — И его светлые глазки даже потемнели от волнения.

— Пустое занятие, — раздраженно и презритель­но сказал Павел.

— Я же говорю, что ты книжник. Сегодня оно для нас пустое, а в скором времени будет не пустое. В старину говорили так: в двадцать лет ума нет — не будет; в тридцать жены нет — не будет; в сорок лет денег нет — не будет. По первому пункту мы с то­бой, смею надеяться, меры приняли, по второму, — он снова скользнул глазками по Асе — от берета до ботиков, — примем всенепременно. Да и время к то­му идет. А про третий... про третий я сейчас вам все объясню.

Но объяснить он не успел. Его привлекла еще од­на витрина, и, когда Павел сердито сказал, что ни­куда больше заходить не будет, Григорий, рассеянно попрощавшись, устремился к двери комиссионного.

— Это твой товарищ? — удивленно спросила Ася.

— Знакомый, — неохотно ответил Павел.

— Мне показалось, вы учитесь вместе.

Павел промолчал. И она опять не обратила на это внимания. Мало

ли почему у Павла может быть противный знакомый! Не хочет говорить — не надо.

...Все началось в прошлое воскресенье. Коньковы сидели на кухне за завтраком.

Ася, наверное, в пятый раз за утро сказала:

— Мы с Павлом...

Владимир Михайлович отодвинул тарелку:

— Я все слышу: Павел да Павел. А чем он за­нимается, твой Павел?

Мать поглядела на Асю. И Андрей, который рань­ше всех вышел из-за стола и мыл под краном свои кисти, тоже поглядел на Асю. Все трое смотрели на Асю. Ждали, что она ответит. И она поняла, что до­ма о Павле без нее говорили уже не один раз.

— Учится он, — сказала Ася. Это прозвучало не очень уверенно.

— Где?

Нужно было ответить: «Не знаю». Нужно было сказать: «Спрошу у него». Но Асе больше всего хо­телось быть самостоятельной, и она ответила:

— Не интересовалась.

— Встречаешься с человеком, домой его не се­годня-завтра пригласишь, с родителями будешь зна­комить — и давно бы пора, — а кто он, это тебя не интересует! Это на тебя похоже!

Совсем это не было на нее похоже. Ася сказала обиженно:

— А если я его спрошу, а он мне не ответит?

И тут за Асю вступилась мать.

— Ты тоже, отец, — сказала Анна Алексеевна, — когда на номерном заводе работал, не очень-то о се­бе распространялся.

— Секреты свои ваш Павел может не выклады­вать, но что он за человек, такого секрета быть не может. Я мастер, ты домашняя хозяйка, Андрейка — учащийся, хотя и лодырь, Ася — сборщица на кон­вейере, соседская Марина в магазине работает, па­рень ее — лейтенант. А кто этот Павел... не знаю, как его фамилия? Или ты, может, фамилии тоже не зна­ешь?

— Знаю. Милованов его фамилия.

— А адресок у товарища Милованова, надо быть, «Почта, до востребования»?

— Я на него анкету не заполняла. Придет к нам, можешь сам заполнить.

Она бы ни за что не ответила так отцу, если бы он не угадал про адрес до востребования.

— Как с отцом говоришь? — крикнула Анна Алек­сеевна.

Андрей сразу потерял интерес к разговору и вы­скочил из кухни. У отца заходили желваки под ще­ками. Он взял газету, которую прочитал до завтрака, и стал изучать ее снова. Ася кинулась через площад­ку к Марине — выговориться. Воскресенье было ис­порчено. И всю неделю Владимир Михайлович вос­питывал дочь молчанием.

Но теперь это не имело значения. Отец был прав. Раньше нужно было спросить у Павла, кто он и чем занимается. Вот она и спросила сегодня. Спросила — и возвращается теперь домой одна. Теперь-то она знает, кто Павел. Но ни за что не решится сказать дома про то, что узнала.

...А было так. Через несколько дней после ссоры с отцом позвонил Павел. Слышно было не очень хо­рошо, будто звонит он издалека.

— Я неожиданно свободен до конца недели. Ко­гда мы могли бы повидаться?