Спасите наши души
Шрифт:
Впереди шел Литтл, справа и слева от него — американец и Григорьев. Литтл услышал, как Старр рассмеялся.
— В чем дело? Что случилось?
— Воняет, — сказал майор. — Чувствуете?
— Это мертвые птицы и насекомые.
— Нет, сэр. Это он воняет, говорю вам.
— Так он же «боров», — воскликнул Литтл. — Что ж тут странного?
— Это то, что внутри, сэр. Сам дух. Он ужасно воняет.
Литтл рассвирепел — его, похоже, оскорбили в лучших чувствах. Его оксфордский английский на этом закончился.
—
— Он же сам и обошелся! — заметил ему Старр.
— Нет, политикатак с ним обошлась, сэр! — выкрикнул Литтл. — Захват, концентрация, гнет, давление, утилизация, эксплуатация — кучка негодяев! Психологическая обработка, лишение воли, подавление и все такое! Чтобы выжить, духу приходится прокладывать себе дорогу сквозь всякое историческое, идеологическое, научное, техническое, экономическое дерьмо, и из всего этого дух выходит опозоренным, униженным, оскверненным, отравленным, сломленным, пресмыкающимся, падшим… да, именно так, сэр… падшим!
— Во всяком случае, пахнет от него не розами!
— Заткнитесь! — рявкнул Литтл. — Это приказ!
Они продолжали путь, сгибаясь под тяжестью своей ноши.
— Вы не находите, майор, — спросил Старр, который внезапно почувствовал непреодолимый подъем духа: он ощущал себя с головы до пят живой аллегорией, легендой, мифом, героем будущих саг, — вы не находите, майор, что с этой атомной бомбой, тяжким грузом лежащей на наших плечах, мы восхитительным образом воплощаем собой человечество в целом, которое пошатывается под тем же бременем, но тем не менее мужественно продвигается навстречу будущему?
Литтл возмущенно засопел.
— Возьмите себя в руки, полковник! — приказал он. — Я конечно же знаю, что все мы жертвы этого дьявольского загрязнения, но такого рода речи недостойны профессионального солдата.
— Да он стелется по земле, — вдруг объявил Комаров, с отвращением глядя себе под ноги. — Надо же, как низко он пал. Никогда бы не подумал, что эта штука может так низко пасть…
— Разговорчики! — гаркнул Литтл. — Пока я ваш командир, я не позволю вам кощунствовать! Дух не ползает — он летает, и даже очень высоко, сэр! Вместе с орлами — он летает там, в вышине! А то, что стелется сейчас по земле, по этой долине, это отходы! Отходы,сэр! Побочные продукты переработки, сэр! Настоящая штуковина, сэр, там, высоко, над вершинами! С орлами!
— Возьмите себя в руки, майор! — в свою очередь насмешливо посоветовал ему Старр. — Такого рода речи…
— Извините, сэр! — произнес Литтл с почти смиренным видом. — Предательская штука! Она подлавливает то снизу, то сверху!
Настал черед Григорьева продемонстрировать признаки интоксикации.
На
— Знаете, что мне это напоминает? — весело кричал Григорьев. — Эта черепаха, которую мы несем на своих плечах, и солдаты, которые смотрят на нас и не верят своим глазам? Это мне напоминает лучший момент в моей жизни, когда по Красной площади несли гроб Сталина!
— Музыка, — вступил в разговор профессор Каплан.
— Что? — взвизгнул Литтл.
— Я слышу музыку.
— У вас еврейская депрессия, — сообщил ему Литтл.
— Я отчетливо слышу музыку, майор. А вы нет? Это так прекрасно.
— Старина, возьмите себя в руки, — почти взмолился Литтл. — Вы будете очень нужны там, внутри!
— Что с вами, майор? — вмешался Старр. — У вас испуганный вид.
— Этот олух слышит пение ангелов, — пробормотал Литтл.
— Этого я не говорил, — поправил его профессор Каплан со спокойствием человека, придерживающегося фактов. — Я ничего не говорил о пении ангелов. Я просто сказал, что слышу музыку.
Дух пел.
Литтл тоже отчетливо слышал его. Тут не о чем было спорить. Пение доносилось со всех сторон.
— Чертовы транзисторы, — буркнул он.
— Бах, — объявил профессор Каплан.
— Оптический обман, — высокомерно заявил Литтл.
— Оптический? — удивился Старр.
— Вы прекрасно поняли, что я имею в виду, болван! — заорал Литтл. — Следствие жары. Скалы, которые поют…
— Баха?..
— Не знаю, что они там поют, и не хочу этого знать, сэр! Это обманный маневр, нужно быть осторожнее. Они хотят свести нас с ума!
В своем рапорте Литтл попытался расставить все по своим местам: «Вне всякого сомнения, долина была отравлена отходами передового топлива. Мы, вероятно, погрязли в них по уши. Это было то же воздействие, что уже наблюдалось вокруг плутониевых реакторов-размножителей: это объясняет ненормальную „экологическую“ реакцию населения этих районов».
— Не хочу вас расстраивать, майор, — заметил Старр, — но если вы поднимите глаза, то увидите, что у нас над головой небо Микеланджело. И все святые на своих местах!
— Это называется попыткой подорвать моральный дух, полковник, — сказал Литтл. — Я не хочу больше слышать никаких пораженческих речей. Вы позорите свою страну и свой флаг. Я доложу об этом.
Пот струился под капюшонами, оставлявшими открытыми только глаза и уши.
И тут случилась еще более неприятная вещь.
Станко, который до этой минуты лучше остальных сопротивлялся побочному эффекту, без всякого предупреждения резко остановился.
— Кто этот крестьянин? — спросил он бесцветным голосом.