Спаситель мира
Шрифт:
— Спасибо, Маша. Это очень трогательно с вашей стороны. Но на дворе три часа ночи, — продолжая находиться в прострации от ночного визита дамы, возразил следователь.
— Ну и что? Вы же не спите, — резонно возразила Баранова.
— Я не сплю. Но одной женщине бродить по ночам опасно. Зачем вы приехали в такое время?
— Сказать честно? — спросила Маша и посмотрела спокойными голубыми глазами ему в лицо.
— Буду весьма благодарен, — заверил молодой человек.
— Не хочу больше спать одна, — призналась Баранова, от чего Синицын густо покраснел. — Что вы молчите?
Слава запихнул табельное оружие в кобуру и продолжал молча взирать на молодую вдову, потому что не мог найти слов.
— Вы не подумайте чего-нибудь плохого. Я очень спокойная. Мне просто надо, чтобы со мной кто-нибудь спал… — пояснила Маша.
— Так у вас же мама, —. промямлил Синицын и покраснел еще сильнее.
— Ну что вы, Вячеслав Валерьевич! Мама ведь женщина. Я не могу с ней спать. Мне нужно, чтобы это был мужчина. Вы попейте кофе и ложитесь, а я устроюсь рядом и тихо посплю. А пока садитесь за стол. Не стойте, как каланча.
— Баранова надела передник и принялась хозяйничать.
Синицын впервые находился в столь дурацком положении. Возмущаться или объяснять про невесту казалось глупым. Найти еще какие-нибудь аргументы, чтобы отклонить предложение Маши о совместном сне, Слава не сумел. Он уселся за стол и без слов наблюдал за действиями хозяйки.
Она не спеша нарезала сыр и ветчину, настругала ровными кружками помидоры и поставила на стол чашки с тарелками. Через десять минут ужин был готов. К своему удивлению, молодой человек обнаружил, что изрядно проголодался, и с удовольствием принялся за еду. Маша все делала спокойно и уверенно. Она успевала жевать сама, подливать кофе молодому человеку и подрезать быстро исчезающие ветчину и сыр. Челюсти Славы двигались сами собой, и это движение постепенно чувство неловкости притупило. Кофе Маша сварила отменный и достаточно крепкий. Если Синицын и раньше не мог заснуть, то теперь он был бодр как никогда.
— Еще? — деловито поинтересовалась Баранова, заметив возле Славы опустевшую тарелку.
— Нет, спасибо. Я вполне наелся, — ответил старший лейтенант.
— Тогда ложитесь. Я ополоснусь и приду, — посемейному просто предупредила женщина.
Слава промолчал, вышел из кухни, обошел квартиру и снова заглянул в дверной глазок. Но необходимости в этом уже не было. Свет, горящий на кухне и в прихожей, был хорошо виден с улицы, засада милиции теряла всякий смысл.
"Представляю, как потешается Конюхов, — поежился старший лейтенант.
— Человека сорвали из отпуска для того, чтобы он наблюдал с улицы ужин вдовы со своим коллегой. Пожалуй, смеха в отделе будет не на один месяц".
— Почему вы не ложитесь? — услышал он из спальни.
— Я на дежурстве и не имею права спать, — крикнул Слава.
— Тогда посидите со мной рядом. Вам же все равно где сидеть, — ответила Маша из постели.
На это возразить старшему лейтенанту было нечего. Он взял из ванной текст романа Каребина и направился в спальню к его жене. В главе, которую Слава стал перечитывать, рассказывалось тоже о ночи, только эта ночь была почти сто лет назад.
Настенные часы в гостиной глухо
Стерн лежал с закрытыми глазами, и трудно было понять, спит он или погружен в мысли. Накануне нищий мыслитель принял драгоценности из портфеля Шульца и лег в кровать богачом, А теперь лежал и мучился угрызениями совести.
Как он посмотрит в глаза русским эмигрантам после того, как продался красным?
Только месяц назад Стерн отослал статью в парижскую газету «Белое дело». В ней он называл большевиков варварами и дикарями, убедительно доказывая, что насильственный эксперимент марксистов по сути — низкая жажда власти выскочек из черни и отщепенцев-неудачников. Сколько благодарных откликов пришло из разных стран Европы! Даже Федор Иванович Шаляпин вызвался пожать ему руку при встрече.
Стерн читал письма знакомых по Петербургу вельмож, профессоров, артистов, и глаза его становились влажными. Как же он мог взять золото, на котором кровь их родных и близких! Выходит, всех этих людей он предал?!
Шульц обещал не впутывать его в политику. Но Стерн не ребенок. Зачем им вкладывать капитал в действительного статского советника? Зачем благодетельствовать его превосходительству, к которому у красных плебеев, кроме ненависти, нет никаких чувств? Святослав Альфредович пытался прогнать злые и обидные мысли, но они накатывались, как морские волны.
Алиса Николасвна приподнялась на локтях и беззвучно посмотрела в лицо мужа. Стерну, почувствовавшему ее взгляд, хотелось сказать жене что-нибудь резкое и обидное, но он сдержался, надеясь, что супруге надоест на него пялиться и она уснет. Однако Алиса Николасвна не ложилась, а продолжала пристально вглядываться в черты мужа.
— Почему вы, мой друг, не спите? — не двигаясь и не открывая глаз, поинтересовался Стерн.
— Я смотрю на вас и думаю, что мне посчастливилось быть вашим современником, мало этого, мне дозволено разделить с вами судьбу. Это такое счастье — сопутствовать вам!
Святослав Альфредович открыл глаза и не без удивления оглядел жену.
— Спасибо, мой друг, я ценю ваше отношение и вашу помощь. Без них я не смог бы решиться на предложение гонца из России.
— Милый, возьми меня. Я хочу, чтобы ты почувствовал, как я тебе принадлежу, — с экзальтированным восторгом воскликнула мадам Стерн и, сбросив с себя ночную рубашку в кружавчиках, прижалась к мужу.
— Алиса Николасвна, вы, видимо, не поняли, какой шаг я совершил и какую неподъемную ношу взвалил на плечи. Мне сейчас не до любви, — холодно отверг Святослав Альфредович порыв супруги.
Она спокойно отодвинулась и деловито поинтересовалась:
— Милый, почему вы грустны?! Это же чудесно. Мы богаты! Теперь вы сможете издавать Книгу миллионными тиражами. О вас наконец узнают страждующие.
— Вы хоть подумали, в какую историю мы вляпались? — поморщился Стерн.
— Мы разбогатели, и мой повелитель сможет закончить свой труд и явить его миру, — натягивая на себя ночную рубашку, тем же деловым тоном ответствовала Алиса Николасвна.