Спасти красноармейца Райнова. Книга седьмая. Пацифист
Шрифт:
– Хорошо, буду иметь ввиду. Насчёт рапорта, садись и пиши, я с командующим сам поговорю, объясню мотивы.
Так что подлянка со стороны британцев не прошла, эсминец принял другой офицер, и тот через сутки ушёл в Архангельск, а я принял командование звеном противолодочных кораблей, да тех же типов, с которых начинал тут службу. Звено сформировано недавно, пять единиц, команды ещё осваивают, два нашей постройки и три тоже по ленд-лизу поставили, и вот я принял командование этой группой. Так что порядок, я с изрядно хорошим настроением с головой ушёл в круговорот дел по формированию отряда. Действовать в основном вместе будем, но возможны для разных кораблей одиночные задания. Всё привычно и всё знакомо. Так служба и потянулась. К некоторой информации я доступ имел. Помните ту нашу ПЛ, которой мы доставляли припасы и воду, в строжайшей тайне, а потом эсминец захватили? Непросто так её там держали, в том месте должны были пробегать наши эсминцы. На каком-то задании были, и если за ними погоня, отсечёт их. И получилось. Четыре германских эсминца, тип «Z», гнали два наших, торпедный залп стал полной неожиданностью для немцев, отвернули, наши эсминцы ушли. Немцы потеряли один эсминец, две торпеды для него стали фатальными, долго охотились на ПЛ со злости, но та всё же пусть побитой, но не побеждённой вернулась на базу. Отлично проведённая операция. Капитан ПЛ Героя получил. Потом тот конвой, куда мой эсминец затребовали. Летом от знакомого капитана разведки узнал подробности, хотя в
Да уж, про тот конвой долго в газетах писали. Трофейные тоже попадались. Да и радио германское ловили, слышали. Британская разведка не всю информацию получила, там работали у Кригсмарине как подводные силы, так и надводные. Ночью сначала конвой попал в засаду подводных сил. Полтора десятка подлодок били именно боевые корабли, тяжёлый крейсер с командиром охраны отправили на дно, шесть эсминцев, тральщик, а под утро пришли карманные линкоры и добили конвой. Полный разгром. Призы те не брали, хотя команды грузовозов и сдавались. Они сюда не для этого пришли, всех на дно. И да, «Проворный» стал одной из жертв ночной атаки. Выжило на трёх шлюпках треть команды. Чуть позже их нашли сначала патрульным самолётом, нашего флота, там шлюпки и с других кораблей конвоя, а потом подошедшие эсминцы, немцы давно ушли, спасли тех, кто выжил. Наших и британцев. Не так и много их было. И нет, совесть меня не мучает. Я эсминец к британцам, в руки немцев, не посылал, кто приказ отдал, на его совести гибель команды и корабля. Ко мне вопросов не было, почему рапорт подал и покинул пост капитана корабля, получив другое место, перед таким смертельным заданием. Да и не до того было, активно наши начали работать, немцы скоро стали покидать северную часть Норвегии, и большая работа пошла. Так пролетел сорок четвёртый, про меня снова газеты писали, в одном бою мои корабли, четыре, пятый был занят в другом месте, загоняли и потопили две вражеские ПЛ, а третью принудили сдаться, и трофей привели на базу флота. Вторая Звезда Героя мне упала, и погоны капитана второго ранга. Для моего возраста карьера просто шик и блеск. Однако, когда война закончилась, я сразу же подал рапорт. Война закончилась Девятого мая Сорок Пятого, никаких изменений я похоже не внёс. Это немного удивило. Впрочем, и фронт боевых действий далёк от тех, где делалась история. Да я свою историю делал, и вполне доволен этим.
Поначалу мне рапорт не подписали, но через два месяца, я всё же был отправлен в отставку. Да просто подкупил кого нужно, и всё было сделано, сдал последнюю должность, командир дивизиона противолодочных кораблей, преемнику, и стал собираться, готовя Ксюшу к поездке. Кто такая Ксюша? Ну Изольда конечно девушка очень страстная, с южным колоритом, но сколько мы с ней не кувыркались и какие позы не принимали, та не залетела, видимо несовместимость у нас. А Наталья залетела легко и быстро, и в конце зимы Сорок Пятого родила мне дочку. Пять дней как той полгода исполнилось. Я её официально оформил, записав, что мать умерла при родах. Ксения Александровна Савельева. Прошу любить и жаловать. Причина в решении оставить дочку себе, в матушке Александра, я забрал по сути у неё сына, оставлю хоть внучку в утешение. Да, она о внучке не знала, приеду, сюрприз будет. А так мы переписывались часто, по два-три письма в неделю шло. Что по дочке, росла та у нанятой кормилицы, что ещё своего ребёнка содержала, я щедро выдавал продовольственные пайки, фрукты, так что та охотно заботилась о девочке, и судя по её цветущему виду и довольной улыбке, вполне справно. Народу немало разъезжалось, еле достал билеты до Ленинграда. Война уже два месяца как закончилась, середина июля, но ничего, с дочкой на руках и одним чемоданчиком отбыл на поезде. Трёх дней мне хватило чтобы понять, маленькие дети для меня одного, всё же слишком. Убрал Ксюшу пока в хранилище. В Ленинграде я не задержался. Нет, не поехал сразу на юг, а сначала на попутках до Выборга, а там на самолёте ночью в Хельсинки. На том самом, что полтонны весит. Причина в Наташе. Я до сих пор откладывал тот момент объяснения, что мы в другом мире. Ну а вдруг тут с её копией что-то случилось, и можно мою Наташу воткнуть на её место? Пусть дальше живёт, та своё отработала.
Где её дом, родители живут и ребёнок, я помнил, нашел. Одет в гражданское был. Нет, надежда не оправдалась, Наташа тут жила, да ещё с мужем. Новый видимо. Как раз утром со вторым ребёнком в парк пошла, погулять. Отец работал охранником в банке, уже не сторож, карьеру делает, муж водитель фургона. В общем, я достал Наташу и всё описал, честно, в лоб, показав её копию, с новым ребёнком, ну и остальных. Шок, это по-нашему. Та два дня взяла на раздумья, и пока я делал запасы кондитерки, следила за местными родными ей людьми. А я сразу ей предложение сделал, в качестве извинений устрою в США, документы сделаю, дом, машину куплю, доходный бизнес. Могу ребёнка сделать, или мужа найдёт, он постарается. Вот та и взяла время на раздумья. Примерно в том же ключе прошло общение с Изольдой. Эта сразу согласилась и на США, и на обеспечение её всем. Жива ли тут её копия, пусть сама выясняет. В общем, Наташа выбор сделала, остаётся при мне и ребёнка я ей делаю, так что вернулся в Ленинград, снова в гражданской одежде, да много внимания привлекаю, я известный. Узнают быстро. А так добрался до Туапсе, там на машине по адресу, что хорошо знал. Машину добыл в Финляндии, угнав у владельца, не зря же там побывал. Новенький «Шевроле», американцы захватывали европейский рынок. А меня ждали, я телеграмму дал. Так ладно матушка, пионерская дружина школы, где Саша учился, и его матушка работает, устроила торжественную встречу. Да, и опять шок в глазах. В этот раз в глазах матушки, что смотрела на девчушку, которую я достал с переднего сиденья, и держал на руках, в детском комбинезончике. В Хельсинки закупил изрядно, для девочек до трёх лет. Вот та на сгибе локтя сидела и с интересом крутила головой, всё рассматривая. Для такой мелочи, вполне уверенно себя вела, голову держать могла, хотя и быстро уставала.
Угостив всех пионеров конфетами, у меня были, пока матушка Саши качала на руках внучку, те знакомились друг с другом, ну и загнав машину во двор, ворота были, стал с помощью пионеров переносить вещи в дом, а потом фотосессию устроил, я же в форме был, при наградах. Китель от этого ух и тяжёл. В общем, обустраиваемся. А дальше будем жить. Вот только как бы сказать матушке Саши, что я тут задерживаться не буду, оставляю ей внучку и исчезну надолго? А сказать придётся. Ничего, я что-нибудь придумаю.
Эпилог.
Сдержав стон, я открыл глаза, изучая голубое небо, запачканное дымами горящей техники. Да и по шуму боя и вони понял, что снова на войну вернулся, горела техника, с людьми внутри, горелым мясом тоже воняло. Ну а что я скажу, в теле Саши Савельева я прожил почти восемьдесят лет. Ну да, столетний рубеж преодолел. Умер в возрасте ста четырёх лет на окраине Туапсе, где проживал последние годы. Вообще я много путешествовал, но часто бывал в Туапсе, дом у меня там. Чуть позже семью завёл, все же матушка Саши нашла ту, на которую у меня сердце дрогнуло. И ведь долго прожили
На голове не рана, гематома, скорее всего чем-то прилетело по макушке, даже шлемофон не спас. А вот ноге досталось серьёзнее, я сел, в траве, осматриваясь, заодно ощупывая мокрую от крови штанину комбеза, и тут же лёг обратно. Немцы приближались. Не Вермахт, с закатанными по локоть рукавами френчей, и автоматами, как их любят показывать в фильмах. Нет, танки двигались, лёгкие «чехи», видимо так не боялись подрывов боеприпасов нескольких горевших советских танков. Четыре коробочки рассмотрел, что ревя движками к нам катили, стреляя на ходу, в прикрытии две или три самоходки, я не понял. Вообще приятно вернутся в молодое тело, лет двадцати, из старого немощного, энергия так и била из меня. Отсутствовали хранилища, опция големов, к которым привык также, как имею привычку дышать. Как-то пусто без них, но буду ждать, когда запустятся. Одно или два. Как повезёт. Инопланетян в этот раз нет и всё с нуля придётся начинать, что меня скорее радует, чем огорчает. Итак, пока я поискав по карманам, найдя платок, бинта не было, перевязывал ногу, а рана пулевая, кость не задета, по сути в бедро попали, платка хватило перевязать, большой, ну и опишу где оказался, что успел понять из мимолётного взгляда и ощупывания себя. Это сто процентов сорок первый. Для начала под комбинезоном гимнастёрка оказалась, в такую-то жару, тут металл плавиться, с петлицами, в которых сержантские треугольники. Потом лёгкие «чехи», к сорок второму их выбили, и немцы их у чехов больше не брали, те стали самоходки выпускать и спецмашины, тягачи. Потом самоходки с коротким стволом, «окурком», как говорится. Тоже знак. Ну и советские танки, на поле стояло и часть горело, восемь «Т-26». Вдали дымил город, окраины видны, редкие рощицы и посадка. А город я сразу узнал. Брест, за ним пожары в Крепости.
Как видите, мои дедуктивные способности ясно дали понять, что сегодня идёт начало войны, двадцать второе июня сорок первого. А ещё жопа подаёт сигнал, что стоит отсюда убраться подобру-поздорову и где переждать. Когда заработают хранилища, я даже предполагать не желаю, потому как те у меня работают не пойми как, и в принципе могут одно, или два, запуститься через два дня, или четыре дня, а могут и через два месяца. Я не жалуюсь, просто описываю. Полз недолго, приметив воронку, и солидную, тут похоже гаубицы работали, сполз в неё, и замер на дне. Всё, я в домике. Немцы сюда не сунуться, пока не прогорят все танки, их сюда не заманишь. Вот и надеюсь до темноты продержатся. Хотя без воды будет тяжело. Шлемофон я прихватил, так что сев в воронке, глубины хватит, но привстать не получится, уже видно будет, и стал стаскивать сапоги и комбинезон, сняв повязку. Красноармейских шаровар я не обнаружил, нательное бельё, гимнастёрка и сапоги, с шлемофоном, да и всё. Ну ремень с «Наганом», это тоже. Кстати, оружие приготовил, даже откопал ямку, сделал нычку, туда в него из карманов всё прибрал и засыпал землёй. Если вдруг меня обнаружат. Платок на рану снова наложил, остался в нательном белье. Хотя и в нём жарко было, подложил по голову шлемофон, лежал и размышлял. Обезвоживание, и сильное, да слабые позывы голода не особо мешали. Выживать конечно буду, я же по сути теперь бессмертный, постоянный перерожденец, что только радовало, люблю новое, хотя то, что меня постоянно на эту войну отправляют, без сбоев, уже немного досадно было. Что-то нового хочется. Впрочем, я прожил немало времени, эта война уже почти стёрлись из памяти, поэтому не прочь снова её пройти. И без планов, с моряком Савельевым сработало, плыл по течению, вот и тут также поступлю.
Чуть позже я заставил уставшее тело уснуть, нужно силы для ночи, и смог это сделать, тем более шум боя сдвинулся и уже не так мешал. Действительно уснул.
Проснулся ночью. Проверил рану, ныла, но пока не кровит, однако главное вокруг темнота, яркие звёзды на небосклоне и меня не обнаружили, что радовало. Дальше натянул гимнастёрку, комбинезон, сапоги надел, морщась, в рану отдавало, шлемофон, ремень застегнул, но револьвер, проверил, заряжен, сунул в карман. Пять запасных патронов и всё. Вот так встав, выбравшись из землянки, похромал, и довольно сильно, к советским танкам. Подбитым. До своих долго идти, нужна техника. Поиск начну с этих восьми бронемашин, кучно подбитых на перекрёстке полевой дороги. Ну и пока изучал, и осматривал, три танка горели, пять на вид целые, но это надо проверять, размышлял. Так вот, документы я изучил. Они были на имя сержанта Луки Ивановича Мартынова, командира танка. Тридцатая танковая дивизия РККА. Шестидесятый танковый полк. К моему удивлению я действительно нашёл целую бронемашину. В смысле, на ходу, просто башня прострелена и пушка повреждена. Нашёл и фляжки, жадно напившись, обезвоживание ушло. Потом у танка запустил двигатель, машина знакомая, достал такую из болота в семидесятых, восстановил и хранил, и развернувшись, покатил в сторону наших войск, куда и выехал уже через десять километров. Остановили, светя фонариком, уверенно, видно, что свой. А когда командир осветил пару бойцов рядом, и сам понял, свои. А то до этого вроде немцев проезжал. Дальше опознался. Машину сдал, как раз моя дивизия тут, повезло, меня после опроса к медикам, рану промыли, зашили и в тыл. Амнезию разыграл, так что уже через два часа с санитарной колонной, на шести грузовиках нас в тыл. Накопилось столько раненых. Да, эта была ночь с двадцать второго на двадцать третье, я был прав.
Отвезли в Кобрин, тут был госпиталь армейского подчинения и стали распределять по койкам. Надо сказать, их мало осталось, за день боёв много раненых было. Вот тех, кто ранен легко, меня таким признали, оставили, а тяжёлых грузили и увозили к железнодорожной станции, там вроде формировался санитарный эшелон, что на Минск идёт, но это под вопросом, где-то дорога разрушена и дойдёт ли он, поди знай. А на следующий день паника в городе, стрельба на окраине. Штаб Четвёртой армии эвакуировался. Это ближе к вечеру, часть медперсонала разбежалась, но оставшиеся, выдавая документы и справки о ранении, советовали своими силами уходить, так что я забрал красноармейскую книжицу, справку, мне шаровары выдали, и я ещё попросил в гардеробе шинель и вещмешок. Не отказали. Не в комбезе же ходить, а без шинели ночью тяжеловато, и сильно хромая, покинул город. Да, я на кухню госпиталя заглянул, мешок с хлебом приметил, в вещмешок три буханки убрал, кочан капусты, пучок моркови, нашёл немного консервов, прибрав, небольшую кастрюльку, соли, и покинув госпиталь, двинул на выход. К наступлению темноты я укрылся в густом кустарнике на берегу мелкой речушки, тут до окраин города километра два было, подобрал ветки для костра, кастрюльку поставил на два камня, между ними развёл огонь, спички и складной нож остались от прежнего владельца тела, ну и сварил овощной суп, потом с хлебом поел. Слушая гул моторов, немцы заканчивали перегонять технику в Кобрин, взяв его под контроль, я раскинув руки лежал на песке пляжа, и любовался ярким звёздным небом.