Спасти президента
Шрифт:
— План обычный, — сдержанно ответил Позднышев. — Никаких новаций. Вначале я задаю всем по четыре вопроса, а затем... Погодите-ка минутку! — В животе у него внезапно запищало, словно он поужинал детскими шариками «уйди-уйди».
Вадим Вадимыч извлек из внутреннего кармана пикающий сотовый телефон. Поднес к уху, немного послушал, потом сказал в трубку:
— Ясно... Понимаю, Аркадий Николаевич... Ну, и Бог с ним, таким сурьезным... Да, вы правы, ха-ха, колхоз — дело добровольное... Угу, сейчас скорректируем...
Привстав с табуретки, ведущий подал кому-то знак рукой.
— Куда это его уносят? — забеспокоился я. — Почему уносят?
— Директору только что позвонили из штаба Товарища Зубатова, — бесстрастным голосом объяснил мне Позднышев. — Генеральный секретарь ЦК отказался от участия в дебатах. У него нашлись на вечер дела поважнее. Кроме того, наш телеканал необъективно освещает его избирательную кампанию. В ЦК имеются претензии...
Я искренне подивился совковой дурости товарищей. Им дарят бесплатный эфир, а эти остолопы встают в позу и не поступаются принципами. Или, может, струсили? Хитрый лысый смекнул, что со мной ему влом связываться. Реакция не та. Пока он дожует свою розовую жвачку, я его раз десять успею обвалять в задницах. Будет сидеть в них по уши и наливаться свекольным соком. Ему-то самому пустить меня вдоль по матушке — ни-ни. Низ-зя! Кырла-Мырла не позволяет. У них, у товарищей, узаконены только два ругательства — ренегат и политическая проститутка. И все. Смелый Горби-реформатор целую перестройку затеял, чтобы ввести в партийный лексикон слово «мудак». Шесть лет бился и в итоге сам вылетел из партии. А вот осторожный папаша Зуб остался и пошел в гору.
— Очень жаль. — Я состроил на лице огорченную мину. — Генсека нам будет чертовски не хватать. Я бы славно подискутировал с ним в прямом эфире, ей-Богу. О коммунизме, о Жан-Поль Сартре, о минете... Нашлись бы общие темы. Пирожным бы его угостил, в конце концов...
Тут меня озарила мысль. Раз не будет лысого, то у меня есть лишний комплект подарочков: дрянных, зато под рукой. Попробую-ка наладить отношения с рулевым программы. Вдруг он не такой сучий потрох, каким выглядит?
— Вадим Вадимыч, — предложил я, открывая свою крокодиловую сумку, — не угодно ли пока пирожное? Вот, «сатурн», с ореховой начинкой. Молодежь от них просто тащится.
Даже не взглянув на пакет, Позднышев покачал головой:
— Извините, я не ем сахара. У меня диабет.
— Берите-берите, нет там никакого сахара! — поспешил я обрадовать ведущего. — Я-то знаю. Они туда кладут какое-то химическое дерьмо, вроде сахарина. Сладко и дешево. Говорят, эта фигня немножко канцерогенная, однако...
— Спасибо, что-то не хочется, — твердо заявила старая галоша и вознамерилась отодвинуться от меня подальше вместе с плетеной табуреткой.
— Может, покурите? — не сдавался я. — Вот «Московские крепкие», с фильтром. По вкусу — копия французского «Житана», даже крепче глотку дерет. Рекомендации лучших табаководов.
— Простите, я не курю, — сухо произнес Вадим Вадимыч. — У меня астма.
Я немного приуныл. Обе мои попытки контакта Позднышев отверг. С презервативами тоже наверняка выйдет облом. Сучий потрох
— Вадим Вадимыч, — начал я, собираясь рассказать галоше о своем трудном детстве. — Если вы полагаете...
Внутри Позднышева снова пискнул шарик «уйди-уйди». И вновь на свет был извлечен сотовый телефон.
— ...Да, — сказал ведущий в трубку. Лицо его поскучнело. — Понимаю, Аркадий Николаевич... Сожалеет?.. Ну да, причина уважительная... Хорошо...
Позднышев спрятал трубку и вторично за сегодняшний вечер дал отмашку парням в комбинезонах. Не прошло и минуты, как зеленое кресло было унесено с помоста. Остались белое и мое.
— Что, и Генерал не придет? — догадался я. Конкуренты таяли, как сосульки в Африке. — Он тоже обиделся на ваш телеканал?
— Генерал задерживается на Кавказе. — Вадим Вадимыч опять уткнулся в циферблат своих часов. — Он никак не успевает вылететь в Москву. Полковник Панин крайне сожалеет...
Не успевает он, так я и поверил! Говорящий сапог взял пример с лысого: просто решил не связываться с Изюмовым. Сдрейфил, вояка, радостно подумал я. Скис, миротворец. Это тебе не брынзу кушать на высоте пяти тысяч метров от уровня моря... Меня охватили сразу два противоположных чувства — досада и восторг. Обидно, что улизнули два кандидата из трех. Но уж третий, самый сочный клиент от меня не уйдет! Я обгажу его не торопясь, по полной программе и на все буквы алфавита. А уж под конец засыплю его пирожными, сигаретами и презервативами. По знакомству.
— А вы знаете, господин Позднышев, — осведомился я, — что мы с нашим Президентом один раз уже встречались?
— Нет, не знаю, — без всякого любопытства ответил Вадим Вадимыч, по-прежнему косясь на циферблат. Вне эфира сучий потрох упорно не хотел поддерживать со мной беседу.
— Это было в Большом театре, — принялся рассказывать я, — на балете «Спартак». Наши места в восьмом ряду оказались рядом... Вы представляете?
— Признаться, нет, — с бесстрастной рожей произнес Позднышев. — Не думал, что наш Президент увлекается балетом...
— Так ведь и я не увлекаюсь, — заметил я. — Встреча была подстроена... Впрочем, — спохватился я, — это пока большой секрет. Еще не пришло время его обнародовать в деталях. На склоне лет я напишу мемуары, а пока коротенько, в двух словах...
— Я лучше подожду мемуаров, — вежливо прервал меня Вадим Вадимыч и поднялся со своей плетеной табуретки кому-то навстречу.
Из-за софитов показался хороший двубортный костюм. Из костюма выглядывал сам Аркаша Полковников, директор всей этой конторы. Раньше Полковников был ведущим одной вшивенькой телепередачки, но потом ловко подсидел шефа и угодил на его место. Пару раз я случайно сталкивался с Аркашей на светских тусовках: вечно он таскал с собой пригоршню каких-то идиотских амулетов. Сейчас, например, директор нервно теребил кроличью лапку.