Спасти СССР. Часть 4

Афанасьев Александр

— Эту фразу я учил больше часа.

Баладюр улыбается

— У вас отличное произношение, месье Горбачев — переходит он на английский — о и месье Громыко здесь...

— Перепоручаю вас заботам месье Громыко

Сам подхожу к лидерам моджахедов. За спиной — охрана, один из прикрепленных держит каравай

— Я приветствую вас в своем доме ... — говорю я по-арабски

Замешательство. Потом пир Гайлани отвечает за всех

— Да пошлет Аллах удачу и процветание этому дому

— Прошу попробовать этот хлеб как залог гостеприимства этого дома....

Охранник подносит каравай, непривычный — моджахеды, как и все афганцы, едят лепешки, у них нет дрожжей.

Я первый отламываю кусочек, чтобы показать, как надо...

Моджахеды повторяют за мной — чтобы они не думали, вековые законы гостеприимства требуют от них вести себя в чужом доме определенным образом, иначе они будут считаться опозоренными и потеряют нанг^[32]

Ахмад Шах Масуд родился в семье полковника полиции Дост Мохаммад Хана, с детства получил хорошее образование — родители отдали его во французский лицей в Кабуле. Потом он поступил в университет, но не на богословский факультет как его враг Хекматияр, а на инженерный. Вообще, до какого-то момента жизненные линии этих двух людей были очень схожи. Оба они восстали против режима и вынуждены были скрываться. Но была разница. Хекматияр учась на богословском факультете, вступил в конфликт с одногруппником — маоистом на религиозной почве (точнее, на том, что одногруппник не признавал Аллаха Всевышнего). Будучи семнадцати лет от роду, Хекматияр организовал заказное убийство сокурсника, но полиция арестовала киллера и Хекматияр вынужден был бежать. Что касается Масуда — то он попался на чистой политике и бежал от армейских солдат, пришедших его арестовать. Взгляды у него тогда были скорее левые, хотя к НДПА он никогда не примыкал.

Примерно в это же самое время был вынужден бежать в Пакистан «теолог» Бурхануддин Раббани — от кровной мести отцов, сыновей которых он совратил. В Пешаваре он станет религиозным лидером сопротивления.

В отличие от лидеров Пешаварской семерки — он все время проводил в Афганистане, в своей провинции, в своем ущелье Пандшер, где был его родовой дом. Население почитало его как военного и религиозного вождя. В отличие от многих других — он не считал конфликт с советскими неразрешимым и полагал перемирие возможным.

На приглашение съездить в Советский союз и принять участие в переговорах, он ответил согласием, хотя прекрасно понимал, чем ему это грозит. В переговорах участвовали только умеренные, не участвовали две фракции ИПА — Хекматияра и Халеса, но они то были самыми опасными и непримиримыми. Иногда Масуд думал что будет после того как война закончится — и мысли были безрадостными. Хекматияра он знал лучше многих, у него был непримиримый характер и глубоко преступные наклонности. Он не станет делить власть ни с кем, а если и склонит голову — то только для вида, рано или поздно он ударит ножом в спину. Он был не менее опасен, чем алкоголик в Кабуле^[33], а то и больше.

И вот он в Ленинграде.

Первое что его поразило — свежий воздух, очень непривычный для него. Он вырос в тех местах, где в деревне тяжелый дух от печей, топящихся кизяком, а в городах — не продохнуть от того же, смешанного с выхлопными газами машин и дымом от многочисленных жаровен, которыми в Кабуле обогревались и готовили на них. И к этому ко всему прибавлялась пыль, мелкая афганская пыль — песок, от которой все афганцы, и мужчины и женщины прикрывали лицо и нос. Здесь же, в Ленинграде воздух был необычно чистым, им можно было дышать и дышать...

Их пригласили на огромный завод, выпускавший желтые трактора в три человеческих роста — и его поразила слаженная работа сотен людей, которые неустанно делают

разные детали из блестящей от обработки стали. Он знал, что такое завод, но его неприятно кольнуло понимание того что в Афганистане такого нет и близко. Будучи инженером по образованию, он отчетливо понимал, что Афганистан остался на обочине человеческой цивилизации. Еще пятьдесят лет назад они мало в чем нуждались, ездя на ослах, которые росли на этой земле и питались ее травами. Но теперь нужна машина, а Афганистан не производит машины. Значит, придется покупать, а чем расплачиваться? Те, кто думает, что иностранцы так и будут вечно давать им машины — идиоты, если не сказать хуже. Бесплатно ничего не бывает — и за все приходится платить.

За всё.

Потом им предложили экскурсию по Неве — реке, на которой стоит город. Надо сказать, что выросшие за тысячу километров от большой воды афганцы были сильно не в восторге от идеи кататься по воде — все знали реку Кабул и знали, сколько народа утонуло на бродах через нее (а мостов не было!). Но закон гостеприимства требовал принять предложение, иначе бы оскорбили хозяина. А это недопустимо — оскорбить того кто дал им приют.

И вот тут то вот его и проняло...

Он увидел с воды великолепный, построенный как будто не людьми город, город, который ничем и никак не был похож на Кабул. Королевский дворец в Кабуле бы похож на некоторые из зданий, а шпиль Адмиралтейства — на минарет, но здесь это были не отдельные здания — а целый город. Город, построенный теми, кто живет в таких домах, в которых в Кабуле живут короли...

И Нева. Чайки над Невой, кораблики, многочисленные мосты. Даже день для осени выдался на редкость хороший, солнечный...

Я же в свою очередь разговаривал с пиром Ахмедом Гейлани. Пир — это то же что и шейх, глава религиозного ордена. Для разговора — я пригласил его в особняк Кшесинской, где был музей Революции. Знаковое место — тут в 1917 году квартировал сам В.И. Ленин. Интересно мне — вот если бы Владимир Ильич был бы жив, он бы одобрил то, что я делаю или нет? А Сталина он бы одобрил?

Афганистан сейчас — примерно в том же положении, что и мы году этак в 23-24-м. Даже хуже. Революция не только не победила — гражданскую войну завершить не удается. Я надеюсь, что с гибелью конгрессмена Вильсона удастся прекратить, или хотя бы существенно сократить иностранное вмешательство. Но тоже — не факт. Нам — СССР — сильно все же повезло с тем что все страны, потенциально способные вмешаться (и вмешивавшиеся) были изнурены Первой мировой и голоса тогдашних ястребов типа Черчилля — потонули в едином крике: мира! Мира любой ценой! Правда, по тем же самым причинам не удалось и революционирование Европы — народ был слишком измучен войной и хотел стабильности, а не потрясений. Парадокс — но большевики победили в России потому, что многие видели в них твердую руку, способную навести порядок и прекратить бесконечные потрясения, с которыми Россия жила с 1914 года. Сам Троцкий открыто говорил РККА — вот победим белых и все вы сможете пойти домой.

Пир Гейлани с интересом смотрит на интерьеры. Старые вещи...

— У вас была интересная история... — говорит он

— Это история нашей революции. История того как народ впервые взял в руки свою судьбу.

...

— Уважаемый пир, а вы задумывались вот над чем? Советский союз создал прецедент, когда народ сам взял власть в свои руки. Это не понравилось капиталистическим элитам, и они начали сражаться с нами — но чужими руками. Потому они посылают вам джипы, винтовки, ракеты. Что будет если СССР покинет Афганистан? Западу вы будете не нужны