Спасти СССР. Манифестация II

Королюк Михаил Александрович

Я смотрел на спину Мишина, отстраненно следя, как азартно шевелятся острые лопатки, натягивая тонкую фланель, и тосковал.

Математикой мы будем заниматься каждый день, по четыре часа с утра. А толку? Я думаю медленнее всех в группе! Горькая усмешка скривила мои губы – талант не закачать…

И что? Всё бросить? Ну уж, нет уж…

Замерев, раз за разом прокручиваю в голове мелькнувшую мысль. А если сжульничать? Всё же во вчерашнем споре прав не Илья, а Шурик – тутошние задачи не столько на знание теории, сколько… Стоп!

Прикрыв глаза, я закачал понимание педагога, несколько

десятилетий занятого олимпиадным математическим спортом.

Поморщившись от ноющей боли в висках, не ощутил, что уши горят, выдавая шулера. Ну, и на том спасибо…

Скоро обед, рассеянно подумал я. Вот сейчас, сию минуту, мое новое умение не сработает, нечего и пыхтеть зря. Но к вечеру надо обязательно прорешать хотя бы две-три задачи, чтобы «скачанное» понимание усвоилось. А завтра… Посмотрим.

Руководство сбивает группу, холит и лелеет командный дух – после обеда прокатимся на великах, будем сражаться в пинг-понг и биться до последней пешки на шахматных полях…

А нас всё это время будут накачивать: вы представляете свою Родину, будьте достойны! Возможны антисоветские провокации, будьте бдительны!

«Будем! – слабая улыбка тронула уголок моего рта. – Куда мы денемся…»

– Ясно, что если в графе нет треугольников… клик, имеющих три и более вершин, - с жаром втолковывал Василий Иванович, изредка поглядывая через плечо, - то в нем все максимальные по включению клики, не являющиеся вершинами, суть его ребра, а значит, для такого графа кликовое хроматическое число совпадает с обычным. Любопытно то, что если обычное хроматическое число подграфа всегда меньше хроматического числа графа, то с кликовым хроматическим числом всё, конечно, не так, ведь у полного графа оно равно двум, а, например, у нечетного простого цикла - трем…

Пятница, 9 июня. День

Ленинград, Кировский проспект

К заданию Дюши Тома отнеслась очень серьезно. Наскоро приготовив поесть «бестолковенькой» Софи, она оставила кастрюльку остывать, а сама погладила свое «походное» платье – чистенькое, но простенькое. Неприметное.

Письмо Тамара сунула в газету «Ленинградская правда», и уложила в хозяйственную сумку – Софи стеснялась с ней ходить, называла «бабской».

Улыбнувшись воспоминанию, девушка торопливо прошла на кухню. Потрогала кастрюльку – теплая, но ничего – и сунула ее в холодильник.

Придет «молодой специалист» с дежурства, уставшая и голодная, куда она заглянет? Правильно, за белую эмалированную дверцу старенького «Саратова», где всегда лежит что-нибудь вкусненькое…

Причесываясь перед зеркалом, Тома вспомнила Дюшу, и губы поневоле изогнулись ласковой улыбкой. Андрей, конечно, бурчит недовольно, стоит ей вспомнить тот страшный день, и ледяной холод, что пробирал не только тело, но и душу.

«Да никого я не спасал, - бубнит, отводя глаза, - помог просто…»

Ага, не спасал…

Ей самой сложно вспомнить, о чем она тогда думала. Да в том-то и дело, что не было никаких мыслей!

Стоит, качается на краю… Мимо

плывут ворохи ледяного крошева, проглядывает черная студеная вода, а в голове только и позванивает: «Ну, и пусть… И пусть…»

И вдруг теплые Дюшины руки! И тревожное лицо напротив, а в глазах темнеет страх! И боль. И жалость…

Задумчиво проведя расческой, Тома встрепенулась.

– Нашла время!

Подхватив «бабскую» сумку, она быстро обула босоножки, и юркнула за дверь. Ключ, как и обещала, повернула четыре раза.

** *

Решив перестраховаться, девушка доехала на метро до станции «Петроградская», и вышла на Кировский проспект. Синий почтовый ящик завиднелся сразу, на желтовато-серой стене тяжеловесного дома. Но Тамара даже не взглянула в ту сторону – уж больно открытое место, и никого рядом, все шагают по тротуару, спеша и обгоняя или задумчиво прогуливаются, щурясь на солнце.

«Зря я темные очки не взяла!
– пожалела девушка, и улыбнулась мельком. – Ага, буду как шпион какой-то!»

Интересно, что она ни разу не задумалась о том, что в письме. Дюша ничего плохого не делает, и в этом ее убеждении крылась не вера, а знание – когда долго наблюдаешь за хорошим человеком, поневоле делаешь верные выводы.

А любопытство… Наступит время, когда Андрей всё расскажет сам. Надо только подождать. А жизнь научила ее терпению…

«То, что нужно», - решила Тома, углядев синий кубик на стене. Он висел, почти примыкая к витрине гастронома, забранной зеленоватым стеклом, а рядом тетка в белом халате бойко торговала мороженым. Небольшая очередь из жаждущих охладиться прикрывала почтовый ящик – люди отдувались и обмахивались хрустящими веерами газет, как будто понарошку. Не так уж и душно было. Наверное, просто полакомиться захотелось пломбиром…

Тамара встала за крайним, за ней сразу заняла капитальная женщина, растянувшая телесами крепдешиновое платье.

С независимым видом отойдя, девушка выцепила из сумки конверт и ловко сунула его в узкую щель, пальцем приподняв лязгнувшую крышечку. Письмо с шорохом упало внутрь.

Чувствуя, как гулко бьется сердце, Тома вернулась в очередь. Просто, чтобы не вызывать лишних подозрений внезапным уходом…

– Один пломбир, пожалуйста.

– Девятнадцать копеек, девочка.

Расплатившись, Тамара зашагала по проспекту, решив зайти в ближайший книжный - купить пару тетрадей. Надо же как-то «замотивировать» свой приезд, как Дюша выражается.

А мороженое… Это утешение за тревоги.

Понедельник, 12 июня. Раннее утро

Ленинград, Лермонтовский проспект

Наташина жилплощадь не могла похвалиться метражом, зато - отдельная квартира! Никаких тебе коммунальных свар и коллекции сидушек в туалете.

Богдан усмехнулся, прикрывая дверь в ванную, но не запирая, и стащил с себя майку-алкоголичку. Оставшись в разношенном трико, раскрутил звякавшую безопасную бритву и распечатал лезвие «Шик».