Спастись ещё возможно
Шрифт:
— Мы пришли, — извинительно сказала мамаша и развела руками.
— Ах да, — запахивая полу халата, кивнул Сергей, — я забыл, заходите.
Семейство ввалилось в прихожую. Младшенькие — Валерик с сестрицей — затеяли возню и сразу же получили по подзатыльнику от старшего братца.
— Вы простите, — смущенно спросила мамаша, — у нас спор вышел. Вы кто: прежний жилец или ихний родственник? Валерик говорит, что вы тот самый, а я так думаю, родственник. Тот-то вроде как другой совсем был?
— Возможно, вы оба правы, — уклонился от прямого ответа Сергей и указал на спальню, — вы проходите в комнату, берите в гардеробе любую одежду, какую вам надо; продукты
— А у нас телевизора нет, — сказал кто-то из детей.
— Ну, тогда мой забирайте, — сразу же предложил Сергей, — только он большой, сумеете унести?
Тут вперед протиснулся папаня и расправил, как мог, свои узенькие плечики.
— Я, — только и сумел сказать он, ударив себя в грудь. Похоже, он был в изрядном подпитии.
Сергей махнул рукой и скрылся в ванной. Он целиком отдался изрядно подзабытой уже процедуре помывки в бесстыдно-буржуазной джакузи и едва различал шум и голоса. Ароматный шампунь, душистое мыло — есть в этом какая-то отвратительная прелесть. Увы, но приходилось это признать. “Да кто меня заставляет ходить медведем? — решил наконец он. — Были бы в лесу условия, и отец Иларий, верно, не отказался бы”. Но только трудно среди расслабляющей неги и ароматов вообразить присутствие старца. “Нет, не для него это — окончательно уверился Сергей, — а значит, и не для меня. Придется обходиться впредь общественной банькой…”
Когда он вышел, в квартире было тихо и пусто. Намного более пусто, чем прежде. Гардероб был девственно чист, исчезло даже нижнее белье, а на кровати отсутствовала простыня. Значит, в нее-то все и завернули. К счастью, нетронутыми оказались стариковское пальтишко и помятый кролик. На кухне пропали все долговременные запасы продуктов: консервы, кофе, чай, сахар и пара бутылок коньяка. Самое смешное, что ноги выросли даже у домашнего кинотеатра. И вправду, дюжим мужичком оказался папаня…
* * *
Вечером следующего дня он отправился навестить сестру — мышку-норушку. Пошел без конфет и цветов, но кое-какой подарочек у него все-таки был припасен, во внутреннем кармане пальто — там, обернутая полоской крафтовской бумаги, лежала икона мученицы Евгении…
Сестрица встретила его сдержанно, без эмоций. Вроде бы и промелькнуло в глазах удивление, но тут же и растворилось. “Вот ты какой стал!” — эта ее фраза, пожалуй, была единственным комментарием всех произошедших в нем изменений.
— Как поживает молодой человек Андрей? — поинтересовалась она.
— Слава Богу, живы-здоровы и он, и отец Иларий. Тебе от них поклон и благословение. А от меня иконка, — Сергей протянул Евгении святой образ и перекрестился.
— Да, чудны дела Твои, Господи, — покачала головой Евгения.
Они сидели на диване, а со стены над ними, поверх их голов, серьезно и сосредоточенно смотрел Михаил Евдокимович. Он, казалось, слушал разговор этих, безусловно, бывших ему дорогими, людей, и глаза его будто бы выражали сопереживание и сочувствие…
— Да я бы и сам никогда не поверил, что подобное может случиться со мной, — продолжал между тем Сергей, — Такое в себе не придумаешь и не сочинишь. Вера даруется Самим Богом. Она, как говорит Иоанн Златоустый, не может быть похищена ворами, недоступна для грабителей, ее охраняет Бог. А святитель Тихон Задонский сказал, что вера, как искра, зажженная от Духа Святого в сердце человеческом, разгорается теплотой любви. Он называет веру светильником в сердце. Когда горит этот светильник, человек видит духовные вещи, может верно судить о духовном и даже видит невидимого
— Откуда ты все это знаешь? — удивилась Евгения — Странно от тебя это слышать.
— Мы часто беседовали с отцом Иларием и с Андреем. Андрей — аспирант филфака МГУ, светлая голова. А отец Иларий — так просто кладезь духовный. Я поначалу просто слушал, так — без особого интереса. Потом что-то стало становиться яснее, особенно, когда стал постоянно читать Евангелие. Кое-что стал записывать, мысли прояснились и в голове стало светло. Главное, появилась способность прослеживать события жизни — внешние и внутренние. Собираешься, к примеру, на исповедь, и вот появляются смущающие помыслы — это как бы первые пробные вражеские шары; потом вскипают какие-либо страсти, неуместные воспоминания, приходит желание отложить на потом и так далее — все это внутреннее. Есть и внешние препоны — ненужные встречи, приглашения, срочные дела и занятия. Кто не следит за собой, тому трудно понять, что все это не случайности, а попытки помешать получить духовную пользу. Или же еще. Бывает, согрешишь и чувствуешь вразумление от Господа, сначала мягкое, безболезненное. Если образумишься, покаешься — этим и ограничится. Если же нет — жди большего наказания, вплоть до самого сурового. Бог, кого любит, того и наказует. Как раз этого никто в миру понимать и не желает.
Лицо Сергея просветлело, он говорил легко и совершенно искренне. Евгения, как ни старалась, не смогла уловить в его голосе ни одной фальшивой нотки. “Он и вправду верит в то, что говорит” — еще более удивилась она. А Сергей продолжал:
— Тяжелее всего, когда пробуждается совесть. Это очень болезненно. От нее никуда не скрыться и нет лекарств, кроме покаяния. Как же легко после исповеди. Ты бы знала! Но чувство своей мерзости и нечистоты все равно присутствует, все равно подталкивает к чему-то такому этакому! Легко было мученикам, им Господь даровал возможность пострадать за веру.
— Ну ладно, мученик! — Евгения, как в детстве дернула его за чуб, но словно обожглась о его седину и быстро отняла руку. — Ходи себе в церковь, — продолжала, — верь, но зачем о муках-то мечтать? Мазохизм какой-то…
— Ты знаешь, я квартиру продаю, уже все решено, — Сергей коснулся наконец самого сокровенного. — Деньги отдам в Снетогорский монастырь. Только это между нами!
— Как? — изумилась Евгения, — Как это квартиру? А жить где? Нет, это уж слишком!..
Сергей посмотрел на нее и с сожалением подумал: “Она не понимает. А ведь это именно она учила меня добру и правде. До меня не доходило, а она все равно учила… И вдруг — не понимает она. Не понимает, что есть настоящее, истинное добро!”
Когда Сергей шел сюда, ему представлялась, что он в ее лице обретет полное единомыслие, сердечное понимание и сочувствие. Именно такой образ сестры запечатлен был в его памяти, но все оказалось сложнее. Она добрая, положительная, но… оказывается, совсем приземленная, напрочь отгороженная от вечности, как и тысячи подобных ей современных людей. Увы… Сергей встал. Он так и не открыл еще одного своего важного решение. “Но, — подумал, — знать нет воли Божией”.
— Ладно, я пойду, поздно уже, — сказал он, прервав, наконец, затянувшееся молчание: — Где жить — это не вопрос. Я ведь был довольно ловким субъектом и купил на всякий случай маленькую однокомнатную квартирку. Кстати, недалеко отсюда, на улице Чехова. Так что, мне, увы, есть, где жить. Оставайся с Богом, сестрица.