Спать и верить. Блокадный роман
Шрифт:
222
В коридоре ЭЛДЭУ Максим поддерживал Варю под локоть, утешал про Чижика, в это время навстречу шкандыбал повар. Увидел их и подмигнул Максиму: по свойски так, хамовато. Максим рассвирипел. В тот же обед взял замер закладки по всем блюдам. В супе было меньше полнормы, от мясных котлеток повар отсоединил 40 процентов, вместо договоренных 10-ти, от каши 35 процентов отсоединил, лишь чайная закладка была божеской, отсоединено 20. Максим вызвал директора.
— Это надо ведь! Как так! — всплеснул тот и состроил горестную физиономию.
— Это
— Боюсь я повара, Максим Александрович… — зашептал директор. — Повар меня убить грозился и говорил, что у него покровитель в Большом доме высокий чин и ему не будет ничего.
— А я не высокий чин в Большом доме? — уязвился Максим.
— У него, кажется, выше…
— Хорошо, — вытащил пистолет Максим. — Пристрелю его на месте преступления… чтобы никакой чин вмешаться не смог.
— Товарищ полковник, — вцепился директор, — а может не здесь? Сами понимаете, тут ученые, люди впечатлительные…
Максиму и самому уже другая идея пришла.
— Хорошо, не здесь.
223
Вареньке снилась песня без зрения. Доносилась, как из седого тумана.
Ты не ешь меня, мамочка Еще теплую, свежую. Дай свече отгореть в моих рученьках.Серебряный маленький голосок, знакомый, звучал прямо в ушах, будто бы наяву.
Ты не ешь меня, мамочка, Впопыхах или заполночь. Ешь меня поутру колокольному…Это был голос малявки Лизы. Подавала она его редко, но он был такой серебряный, что не узнать невозможно. Варя тревожно проснулась. Нет, квартира тихая, только мама мерно бубнит. Надо же, песня приснилась, с музыкой и словами. Что же она такое поет? — про мамочку. Нет, не поет, вокруг тихо, это только во сне. Интересно, она еще там, во сне, песня? Варя заснула. Песня была там.
Ты не ешь меня, мамочка, Вместе с крестиком беленьким. Ты сними с меня крестик. Он Боженькин.Голосок зазвучал резче, пронзительнее, что Варя снова проснулась. Что же, что же? Тишина полная. Мама даже не бубукает. Это нервы все, нервы, Варя, — уговаривала себя Варенька. Нервы и фантасмагории. Что за сон без зрения, только со звуком? — болезненный, обманный! Заснула.
Ты не ешь меня, мамочка, Еще теплую, свежую. Дай остынуть сердечку несильному…Голос звучал совсем в перепонку, рукой подать. Варенька вскочила. Теперь были дрова, в комнате почти тепло, то есть не слишком холодно, спать хоть и в одежде, но не во всей. Тихо. Тихо, но тревожно. Варя сунула ноги в домашние обрезанные полуваленки (Максим подарил и ей, и маме), выскочила в
— Тсс! — тссыкнула фигура.
— Патрикеевна! — шепотом вскрикнула Варенька. — А вы как? Вам тоже послышалось?
— Послышалось? — переспросила Патрикеевна. — Нет, скорее почудилось. А что тебе послышалось?
Дверь громко заскрипела в тишине, в щели раздался свет. Эвакуированная Петрова со свечой. Спросила раздраженно:
— Вы чего тут?
— Нет-нет, — смутилась Варенька. — Нам показалось, что Лиза поет.
— Сама ты поешь, — окрысилась Петрова. — Лиза спит себе. Разбудите сейчас мне ребенка, а мне на работу с утра!
— Да-да, извините…
Петрова скрипнула обратно, Патрикеевна шепнула:
— Пойдем на кухню, расскажешь, что послышалось.
— Страшная песня!
— Да тсс ты…
224
Либретто по «Вечному льду» Максим то перессказывал, то из книги зачитывал тщательно. Более получаса на это ушло. Зина слушала, распахнув, а Ким и Глоссолал скорее из вежливости.
Максим не обращал, зачитывал, воздымал. Комментировал и даже предполагал постановочные решения. Из пупа на Марсовом может зарождаться уносящий лачугу вихрь…
— Нереально поставить, — оценил Викентий Порфирьевич. — Но величие замысла налицо.
— Я на горне в пионерлагере трубил, — сказал Ким.
— Да ты не забывай, что мы с Кимом скорее на Кирыче ляжем, — напомнил Глоссолал. — В опере мы тебе не опора. Кто и выживет, так если только Зинка.
Зина встала, состряпала торжественное лицо, согнула в колене ногу, высоко подняла, как в физкультурной пирамиде, потом другую, потом руками такие фигуры, как на параде. Все рассмеялись, получилось хорошо и смешно.
— Репетиция вам! — вспомнил Максим. — Повар один зажился. Завтра покажу вам его, а послезавтра пусть в лучший мир переселится.
— Дело! — одобрил Глоссолал. — А то утомляет пустым привидением прыгать. Ухать, знаешь, оно спервоначалу приятно, а по ходу надоедает, и челюсть болит.
В ту ночь Максим остался на конспиративной, спал с Зиной.
225
Москва опять интересовалась планом «Д». Клеврет Иосифа звонил соратнику Кирова, бухтел. Без мыла не слезут, понятно.
Киров собрал ключевых по операции: Рацкевича, Арбузова и Морева с Иволгиным. Последние двое поймали свой звездный час, рта не давали раскрыть старшим по званию, сыпали фактами и цыфрами как горохом из мешка, лишь один выдыхался, так другой подхватывал речь, словно знамя. Киров сначала слушал, а потом больше сличал их свороченные носы, убеждаясь, что сворочены они симметрично, до грана, богаты же на капризы природа и обстоятельства!
— На «Красном выборжце» компрессорная станция, это большие цилиндры, размерами со слонов, в них по 220 атмосфер. Если запускать «Д», при взрыве цилиндров разрушения в радиусе четырех километров. По уму, за два дня до «Д» остановить завод, выпустить из цилиндров воздух.