Спецназ обиды не прощает

Костюченко Евгений Николаевич ""

— А что за история? Ты уж давай договаривай, раз начал.

— Да я сам по испорченному телефону слышал… Пацан-то пропал, вот какая история. Напросился на командировку в Питер. Вот когда всех-то подняли по тревоге. Поехал с командой, дали ему адресок, чтобы информацию снял с барыги какого-то. Машину дали, спецсредства, оружие, все как положено. А он пропал вместе с напарником. Не вышел в точку сбора, трубку отключил. Может, залетел. Может, у барыги охрана своя была. Всякое бывает, работа такая, а пацан и в деле-то не бывал. Но может быть и совсем херовый вариант. Может быть, пацан решил свинтить из конторы. Говорят, гнилой он. Выделывается много.

В конторе таких не любят, и на дело не брали никогда. А в этот раз людей не хватало, его и вписали. И вот на первой же командировке он нам отчубучил. А это уже всех заденет. Слышал что-нибудь на эту тему? Ночью в курилке всякое можно услышать, а?

— Нет, не слышал, — сказал Зубов, старательно изображая полное равнодушие.

— Ну, тогда дуй вперед. Водила в курсе. На веселом автобусе поедешь.

Глава 20

Исторические изыскания дилетантов

У Рены было много недостатков, как и у любой другой женщины. Достаточно много, чтобы не жениться на ней. Самый страшный из них сейчас изводил полковника Клейна. Рена была болезненно чистоплотна. Оказавшись в комнатке, где им предстояло ожидать своей участи, она тут же принялась ее обустраивать. Эльдарчик был уложен на кушетке и укрыт дубленкой. Себе и Клейну Рена устроила постель на полу, расстелив пару шуб и покрыв их ковром. Под голову пошли свернутые махровые полотенца, а накрылись они махровыми же халатами. Всем этим турецким добром комнатка была набита под завязку. Коробки и клетчатые сумки с шубами, халатами, полотенцами и спортивными костюмами пришлось раздвигать и ставить в пять- шесть слоев, чтобы освободить место для сна. Переставляя коробки, Клейн добрался до окна, и оно оказалось без решетки.

А утром Рена обнаружила коробку с пылесосом, и тут же пустила его в дело.

Она ничего не спрашивала. И за это ей можно было простить все. А вот сможет ли она простить Клейна?

Полковник Клейн поглядывал на часы. Сегодня ночью в разговоре с Шалаковым он совершил ужасное должностное нарушение. Если бы он еще оставался начбезом холдинга, то это нарушение могло стоить ему очень дорого. Но он считал себя уволенным, и это нарушение могло спасти жизнь не только ему, но и Рене. А может быть, и кому-то еще.

Когда Шалаков заявил, что Кот не прибыл в аэропорт, Клейн растерялся ровно на одну минуту. За эту минуту он успел мысленно послать к черту весь холдинг во главе с президентом и зарубежными инвесторами. Собравшись с мыслями, он объяснил Шалакову, как действует система контроля за персоналом, установленная в этом филиале холдинга.

У каждого функционера имелся сотовый телефон. Это было очень удобно, потому что все звонки, и городские, и внутренние, фиксировались секретным компьютером. И Шалакову ничего не стоило, обратившись в отдел специальных проектов с запиской от Клейна, получить на руки распечатку всех переговоров за прошедшие несколько суток. Там он мог обнаружить звонок Панина в Питер, и это убедило бы его, что Клейн говорит правду.

Проблема была только в том, что Клейн не знал, можно ли теперь доверять отделу специальных проектов.

Пока он ожидал результата, все равно какого, Рена продолжала бороться за чистоту. Оказалось, что ей всю ночь не давал спать запах гнилой кислятины, и она обнюхала все, прежде чем нашла какие-то пятна в углу ковра. Пятна были застираны, и ковер вывешен сушиться на подоконник, и пылесос завыл с утроенной яростью, вылизывая все уголки и щелки этой пещеры

Али-бабы. Пришел охранник с «кипарисом» поперек груди и оцинкованным ведром с какими-то объедками. Он молча сбросил ковер на пол, затворил окно и предупредил, что если окно опять окажется открытым, открывший окажется в морге.

Рена отказалась есть из ведра. У нее с Эльдарчиком был запас печенья, а из крана шла отличная вода, гораздо чище, чем в ее городской квартире.

Клейн выловил из месива несколько ненадкушенных кусков хлеба. Они уже пропитались душистым мясным соусом, так что завтрак оказался вкусным. Все остальное он вывалил в унитаз и ополоснув ведро, поставил его в коридоре.

Шалаков появился в сопровождении двух охранников и смуглого гладко выбритого человека в дорогом костюме. Клейна завели в комнату в дальнем конце коридора. Там стоял канцелярский стол и два стула. Шалаков уселся за стол и раскрыл папку с бумагами.

— Присаживайтесь, Герман Иванович.

Клейн сел на стул, а человек в костюме ловко пристроился на подоконнике и достал сигару.

— Курите? — спросил он Клейна, улыбнувшись.

— Нет.

— Это Голландия, не Гавана.

— Нет, спасибо.

— Вы предпочитаете что-то другое? Фильтр? Трубка? Какой табак вам нравится?

— Урицкого, [17] — сказал Клейн.

— О, «Беломор», — уважительно протянул незнакомец. — Но мне казалось, что фабрики имени Урицкого больше нет. Мне казалось, ее купили англичане. Теперь это не Урицкий, а Рейнольдс, кажется.

17

табачная фабрика имени Урицкого

— Как спалось на новом месте, Герман Иванович? — спросил Шалаков. — Я понимаю, что это не люкс, но выбирать не приходится. Считайте, что это временные неудобства.

— Вам дали распечатку? — спросил Клейн.

— Ну куда вы торопитесь? Торопиться не надо, — сказал Шалаков, расставляя на столе хрустальные стаканчики в глубоких блюдцах. — Выпьем чаю, поговорим о погоде, о политике, о здоровье. Куда нам теперь торопиться?

Охранник принес поднос с тремя чайниками. Один чайник он поставил перед Шалаковым, второй перед Клейном, а третий, немного поколебавшись, поставил на подоконник рядом с незнакомцем, который раскуривал сигару.

Шалаков налил себе чаю, выудил из сахарницы желтоватый кусок колотого сахара.

— Между прочим, сахар домашний, — сказал он многозначительно. — Экологически чистый. А чай английский.

— Пейте чай, Герман Иванович, — сказал незнакомец. — Если патриотизм вам не мешает.

Клейн налил себе, понюхал. Чай как чай. Душистый, терпкий, удивительно приятный на вкус.

— Так вы получили распечатку? — снова спросил он. — Думаю, что получили. Иначе не стали бы чаем угощать.

— Да получили, получили. В этой связи у нас возникли новые вопросы, — сказал Шалаков, перебирая свои листки. — Кто такой Митя?

— Не знаю.

— Ответ не принимается. Опять вы за свое, — поморщился Шалаков. — Ну сколько можно. Герман Иванович, дорогой, ситуация изменилась полностью, понимаете? Полностью. Ладно, зачитываю. «Приветствую вас из солнечного Азербайджана». Это он. Компьютер фиксирует его голос. Регистрационный номер 19-00-76. Вы ему: «Привет. Все в порядке?» «Все в порядке. Встретили, едем на место. Конец связи». Кстати, ваш голос тут обозначен по другой системе, кажется. 00–33.