Спецслужбы Белого движения. Контрразведка. 1918-1922

Кирмель Николай Сергеевич

Итак, белогвардейские спецслужбы, используя свои агентурные возможности среди населения, регулярно предупреждали власти о его настроениях, правильно заостряли внимание на причинах недовольства рабочего класса и крестьянства, даже подсказывали белым правительствам меры, которые, по их мнению, должны были оздоровить обстановку в городах и в сельской местности. Но сводки контрразведывательных органов по тем или иным причинам оставались без должного внимания, о чем свидетельствует нарастание угроз режимам, заключавшееся в росте стачечного движения и крестьянских восстаниях, о которых говорилось выше.

Белогвардейские генералы, как никто другой, понимали роль и значение боеспособности армии для победы над врагом. По мере возможности командование старалось оградить армию от негативного влияния со стороны противника. В первую очередь руководством контрразведки обращалось внимание на борьбу с большевистскими и эсеровскими агитаторами, а также со шпионажем. Обладавшие большими ресурсами и более квалифицированными руководящими кадрами колчаковские спецслужбы, помимо вышеназванного,

еще осуществляли контроль над лояльностью армии к властям, вели борьбу с различного рода преступлениями в войсках.

Возглавлявшие колчаковские органы безопасности бывшие жандармские офицеры хорошо понимали, что за армией нужен пристальный негласный надзор. Еще свежи были в памяти события 1917 года, когда оказавшиеся вне поля зрения сыскных структур воинские части переходили на сторону оппозиционных правящему режиму сил. Отчасти это произошло потому, что власть через спецслужбы не контролировала настроения в армейской и флотской среде. Существовавшую ранее систему политического сыска в войсках, о котором говорилось в первой книге, сломал товарищ министра внутренних дел и командир Отдельного корпуса жандармов генерал-майор В.Ф. Джунковский, запретивший в 1913 году использование внутренней агентуры из нижних чинов в воинских частях, т. к. считал «такую меру противной самим основам воинской дисциплины, а потому ничем не оправдываемой и впредь недопустимой» [503] .

503

Цит. по: Жаров С.Н. Указ. соч. С 242

По мнению некоторых современных исследователей, товарищ министра внутренних дел был убежден, «что, борясь с провокацией, он тем самым укрепляет дисциплину в армии и ее боеспособность». Тем не менее, какими бы благими намерениями ни руководствовался В.Ф. Джунковский, он своим циркуляром, как справедливо отмечает исследователь С.Н. Жаров, «раскрыл двери казарм… революционной пропаганде» [504] .

Один из самых деятельных специалистов по политическому розыску А.П. Мартынов в эмиграции характеризовал командира ОКЖ следующим образом: «Джунковский легко ломал, так как не чувствовал пристрастия и влечения к делу, ему по ошибке порученному, и будучи предубежден против полиции вообще, а против охранной в особенности…». И далее: «Генерал Джунковский, как всем известно, старался прослыть либеральным администратором, поскольку это создавало ему приятную атмосферу в кругах нашей либеральничающей интеллигенции, но если он чутким носом улавливал поворот вправо, то он, где нужно и где не нужно, спешил усердствовать и проявлять твердость власти» [505] .

504

Жаров С.Н. Указ. соч. С. 242.

505

Охранка. Т. 1. С. 327, 330–331.

Таким образом, умение опытных царедворцев «держать нос по ветру», но не увидеть реальную угрозу безопасности империи в итоге обернулось ее гибелью.

Придя к власти, адмирал А.В. Колчак в одном из своих первых приказов отмечал: «Все офицеры, все солдаты, все военнослужащие должны быть вне всякой политики… Всякую попытку извне и внутри втянуть армию в политику приказываю пресекать всеми имеющимися в руках начальников и офицеров средствами» [506] .

Такое положение существовало и ранее. Правда, реальная ситуация вынудила Совет министров 4 марта 1919 года отменить постановление Временного Сибирского правительства от 23 августа 1918 года «Об устранении армии от участия в политической жизни» и утвердить лишь ограничения для военнослужащих по участию в политической и общественной жизни. Им запрещалось: состоять в политических организациях; присутствовать на собраниях, где обсуждались политические вопросы; участвовать в противоправительственной агитации; публично произносить речи и суждения политического характера; принимать участие в митингах и сходках; состоять на службе в городских, земских и других общественных учреждениях; заниматься литературной деятельностью без разрешения своего начальства [507] .

506

Правительственный вестник (Омск). 1918. 23 ноября.

507

РГВЛ. Ф. 39466. Oп. 1. Д. 19. Л. 125–125 об.

Подавляющее большинство белых офицеров поддерживали идею «непредрешения» и по своей сути являлись аполитичными. «…они не занимались политикой и не разбирались в ее хитросплетениях, их ремеслом была война, — пишет в монографии исследователь офицерского корпуса колчаковских вооруженных формирований Е.В. Волков. — Поэтому от решения важных политических вопросов они предпочитали отстраниться и оставить их реализацию до окончания войны, переложив эту работу на плечи депутатов от народа» [508] .

508

Волков

Е.В. Указ. соч. С. 98.

Однако неправильным было бы представлять весь офицерский состав колчаковской армии аполитичным. В армии А.В. Колчака служили офицеры монархических взглядов, как радикальных, так и умеренных, сторонники социалистических и либеральных идей.

Верховный правитель, по оценкам историка Е.В. Волкова, «был близок к идеям либерализма, занимая центристские позиции среди различных политических течений в лагере белых» [509] . Такая позиция адмирала не находила поддержки у монархистов, которые между собой говорили о нем, что «это не та фигура, «выскочка», продвинутый англичанами и вместе с ними болтающий что-то о народовластии, демократии и т. п.» [510] .

509

Волков Е.В. Указ. соч. С. 98.

510

Там же. С. 100.

По свидетельству председателя Совета министров П.В. Вологодского, в феврале 1919 года чинами ведомства внутренних дел была раскрыта ячейка офицеров-монархистов, группировавшихся вокруг редакции газеты «Русская армия», в которой они «будировали» идеи монархизма. В качестве будущего правителя они выдвигали Рюриковича по происхождению А.А. Кропоткина [511] .

В оперативной разработке контрразведки находилась группа офицеров, разделявшая взгляды монархистов и поддерживавшая контакты с их представителями. Как выяснилось в ходе наблюдения, их «оппозиционная» деятельность сводилась к пьяным застольям, бесчинствам, нарушению общественного порядка и исполнению в нетрезвом виде императорского гимна «Боже, царя храни!».

511

Дневник Петра Васильевича Вологодского // За спиной Колчака: Документы и материалы. М., 2005. С. 153.

Против таких офицеров контрразведка ограничивалась мерами предупредительного характера. После проведенного дознания виновных сажали на гауптвахту или отправляли на фронт. Случались и понижения в чине [512] .

В первой половине 1919 года контрразведка докладывала о возникшем антагонизме между «фронтовиками» и «тыловиками», засевшими в многочисленных штабах и канцеляриях. Само существование «тыловиков» вызывало озлобленность среди фронтовых офицеров по отношению к высшему командованию. Контрразведчики информировали командование об упорных разговорах о необходимости смещения А.В. Колчака и возможной его замене Д.Л. Хорватом, от которого они ждали лучшего отношения к нуждам армии. Многим радикально настроенным офицерам адмирал казался слишком «левым». «Такие офицеры высказывались за абсолютную диктатуру, что шло вразрез с общей политикой Колчака», — пишет историк А.А. Мышанский [513] .

512

Рец А.А. Указ. соч. С. 161 -162

513

Мышанский А.А. Указ. соч. URL:whiteregime. (дата обращения: 22.07.2007)

В отличие от офицеров среди солдат, служивших во фронтовых частях, наблюдалось более лояльное отношение к колчаковскому режиму, подтвержденное анализом перлюстрированных контрразведкой писем [514] . Солдаты-тыловики в большей степени демонстрировали антиправительственные настроения, о которых контрразведка также докладывала командованию [515] .

Отношение военнослужащих к властям в большинстве случаев объяснялось не их политическими взглядами, а состоянием материального обеспечения воинских частей. Как свидетельствуют многие источники, жизненный уровень большинства младшего и среднего офицерского состава оставался невысоким. Получаемого денежного довольствия, выплачиваемого с задержкой, не хватало, чтобы прокормить себя и свои семьи. «Не имея возможности купить и не получая обмундирования от интендантства (за отсутствием такового), немало из числа офицеров ходят в дырявых сапогах и заплатанных брюках, — указывал в докладе начальник контрразведки 2-го Степного Сибирского корпуса в мае 1919 года. — Думая серьезно воссоздать армию, необходимо поставить в человеческие условия жизнь офицера, ибо без него не может быть и не будет армии в настоящем смысле этого слова» [516] .

514

Там же.

515

РГВЛ. Ф. 39499. Oп. 1. Д. 160. Л. 3.

516

РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 11. Л. 163 об.