Спецслужбы первых лет СССР. 1923–1939: На пути к большому террору

Симбирцев Игорь

Вскоре арестован и расстрелян ежовский ставленник во главе НКВД Азербайджанской ССР Раевой, затем бывший начальник Особого отдела НКВД (а к моменту ареста начальник Украинского НКВД) Леплевский. В Ереване тогда арестованный бывший глава правительства Армянской ССР Тер-Габриелян при допросе с пристрастием выбросился из окна четвертого этажа здания Армянского НКВД и разбился насмерть (это не единичный в ежовские времена случай, за месяц до Тер-Габри-еляна из окна здания НКВД в Минске так же ушел на тот свет от следствия арестованный глава Совнаркома Белорусской ССР Гололед) – сразу последовали разбирательства и аресты. Армянских ежовцев одновременно обвинили в незаконных методах допросов и в умышленной ликвидации ценного обвиняемого для обрывания нитей к сообщникам. Итогом стал тогда арест начальника НКВД Армянской ССР Мугдуси и его заместителя Геворкяна, оба позднее расстреляны в волне ежовцев. И так по всему Советскому Союзу шла зачистка в НКВД тех, кто отведенную им роль уже исполнил.

Некоторые ежовцы, понимавшие свою обреченность, но не решившиеся по примеру Успенского активно бороться или скрываться, пустили себе до ареста пулю в висок, ускоряя неизбежную развязку дела,

как сделали это начальник НКВД по Ленинградской области при Ежове Михаил Литвин или начальник Московского управления НКВД Василий Каруцкий. Литвина, как считают, предупредил о предстоящем аресте сам остававшийся тогда еще наркомом внутренних дел Ежов, он с Литвиным работал в свое время в секретариате ЦК и сам привел его с собой в НКВД из Харьковского обкома. За считаные дни со своего снятия с поста наркома в НКВД Ежов по телефону вызвал Литвина в Москву якобы на доклад, но говорил сухо и нервно, а на просьбу задержаться на пару дней ответил резким отказом. Литвин предупреждение товарища понял и два дня спустя вместо выезда в столицу застрелился в Ленинграде на своей служебной квартире, оставив посмертную записку, содержание которой историкам неизвестно, так как чекисты ее сразу уничтожили. За несколько дней до Литвина в Москве застрелился комендант Кремля и тоже сотрудник НКВД Рогов, получив вызов в кабинет к заместителю наркома Берии, откуда многие на свое рабочее место уже не возвращались. Личный секретарь наркома Ежова в НКВД Ильицкий в страхе перед арестом застрелился во время катаний на лодке по Москве-реке. Тогдашний начальник войсковых частей НКВД Ковалев уже был снят со своего поста и, не дожидаясь ареста, застрелился в купе поезда. Хотя есть версия, что его таким образом негласно ликвидировали бывшие коллеги по приказу нового главы НКВД Берии, по каким-то причинам не пожелавшего официального ареста Ковалева. Арестованный в волне ежовцев начальник НКВД Молдавской ССР Иван Широкий уже после ареста понял, что на него спишут все прошедшие в республике репрессии, и покончил с собой прямо в тюрьме на следствии, не дав вывести себя на показательный процесс против «нарушителей социалистической законности» в органах госбезопасности.

Отстрел Ежова и его команды закрыл для советской истории ее кровавые 30-е годы, а частично и закрыл репрессии внутри НКВД. После этого таких больших волн репрессий чекистов целыми компаниями и готовыми сериями заговорщиков не было вплоть до последних лет жизни Сталина в начале 50-х годов. У власти в НКВД встал новый сталинский назначенец Берия.

Очень устойчива версия о том, что Сталин якобы предлагал после принятия решения о снятии и «списании» Ежова из НКВД поставить туда наркомом знаменитого летчика Валерия Чкалова и даже успел предложить кумиру советской молодежи этот пост, но Чкалов отказался. Даже скорую смерть Валерия Чкалова, разбившегося при испытании нового самолета, связывают с этим отказом: убили подстроенной НКВД катастрофой «сталинского сокола» якобы именно за это, об этих предположениях сейчас вовсю пишут и снимают документальные фильмы. Хотя логики тут немного, ведь Чкалов уже от такой сомнительной чести отказался, не стал брать палаческий топор в руки и остался в памяти потомков лихим парнем в летном шлеме, а не очередным «кровавым упырем» – Берия же уже получил это место, и убирать героического летчика Лаврентию Павловичу было незачем. Лишенный всех рычагов и уже ожидающий скорого ареста бывший нарком Ежов тем более сделать этого не мог, да для него смерть Чкалова ничего уже и не изменила бы, о своей шкуре пора было всерьез заботиться. Разве что Сталин лично приказал НКВД и Берии убрать строптивого героя неба за отказ пойти в наркомы внутренних дел и своим авторитетом послужить в операции по сворачиванию ежовщины и показному «восстановлению законности» в 1939 году.

Репрессии и при Берии продолжались вплоть до вступления СССР во Вторую мировую войну. Но чуть более упорядоченно, без чудовищного размаха 1937–1939 годов и без охвата одновременно всей страны – бесконечно выжимать кровь из собственного государства совсем без перерывов не под силу никакой даже самой тиранической власти.

Репрессии в разведке

Как известно, советскую разведку большая бойня 1937–1939 годов задела особенно сильно, и ИНО в системе НКВД, и военную разведку в лице Разведупра советского Генштаба. Многие исследователи и мемуаристы из числа сотрудников советских спецслужб, вспоминая об ударах репрессий по разведке и приводя фамилии репрессированных талантливых разведчиков, по-разному оценивают результат такого хирургического воздействия на разведку в предвоенные годы. От утвердившегося давно обвинением Сталину мнения о том, что репрессии подорвали работу советской разведки за рубежом, а временами и совсем ее парализовали, истребляя в обоих разведывательных ведомствах лучшие кадры, до более новых утверждений о том, что в связи с приходом в разведку взамен отстрелянных нового поколения разведчиков по партийному набору разведка СССР в плане своих способностей заграничной работы особенно не пострадала, а то и усилилась за счет смены поколений и вливания новой крови.

Не знаю, как насчет крови влитой в нее, а вот пролитой крови при этой «прополке» органов разведки коллегами из НКВД в 1936–1939 годах было предостаточно. Так что общепринятое мнение о том, что кадрово советская разведка была обескровлена, представляется совершенно обоснованным, что подтверждается множеством фактов и цифр: «Репрессии 30-х годов нанесли огромный ущерб и внешней разведке. В это время были арестованы практически все руководители ИНО и многие ведущие разведчики. Были арестованы бывшие начальники ИНО М.А. Трилиссер, С.А. Мессинг, А.Х. Артузов. А.А. Слуцкий 17 февраля 1938 года скоропостижно скончался в кабинете первого заместителя Ежова М.П. Фриновского (существует версия его отравления). После смерти Слуцкого исполняющим обязанности начальника ИНО был назначен майор госбезопасности Сергей Михайлович Шпигельгласс. Но и он пробыл на этой должности менее двух месяцев. 28 марта 1938 года его сменил старший майор госбезопасности Залман

Исаевич Пассов. Шпигельгласс в ноябре 1938 года был арестован, в январе 1940 года расстрелян. В это же время репрессировано и большое число ведущих разведчиков. Среди них можно назвать резидентов в Лондоне – Чапского, Г.П. Графпена и Т. Малли, в Париже – С.М. Глинского (Смирнова) и Г.Н. Косенко (Кислова), в Риме – М.М. Аксельрода, в Берлине – Б.М. Гордона, в Нью-Йорке – П.Д. Гутцайта (Гусева), выдающихся разведчиков-нелегалов Д.А. Быстролетова, Б.Я. Базарова и многих других. Всего же в результате так называемых «чисток» в 1937–1938 годах из 450 сотрудников ИНО (включая загранаппарат) было репрессировано 275 человек, то есть более половины личного состава. Со многими ценными агентами прервалась связь, восстановить которую удавалось далеко не всегда. В 1938 году в течение 127 дней подряд из ИНО руководству страны вообще не поступало никакой информации». [13]

13

Колпакиди А.И., Прохоров Д.П. Все о внешней разведке. М., 2002. С. 589–590.

Все эти и многие другие факты, как и длинный список имен расстрелянных или брошенных в лагеря сотрудников ИНО НКВД и Разведупра армии, действительно наводят на мысль о настоящем погроме в разведке в эти трагические годы. Чего стоит одно это обстоятельство, приводимое в пример во многих книгах и исследованиях, – 127 дней полного простоя разведки, не дающей руководству СССР вообще никакой информации, такая вот цена зачисток в разведслужбе Разбирая затем после этой чистки дела разведки, поставленный в 1939 году новым начальником ИНО Фитин с горечью констатировал в своем отчете такие длительные пробелы, когда разведка НКВД просто «слепла» и «глохла» без информации из-за кордона при молчавших агентах и их перебитых в советских тюрьмах кураторах из оперативников ИНО. Он же отметил периоды, когда в середине 1938 года, в самый разгар этих зачисток внутри спецслужб, пласты арестованных снимали в разведке руководство целых отделов, и даже доклады на имя Сталина вынуждены были подписывать рядовые оперативники ИНО. Да и в заграничных отделах начинался в это время кадровый голод, останавливавший настоящую работу, ведь отзывали в Москву и расстреливали после приезда не только известных резидентов, но и сотрудников их резидентур, и законспирированных нелегалов, и агентов из числа коминтерновцев. Тот же Фитин получил в наследство берлинскую резидентуру ИНО, где из 16 прежних после основательной ее зачистки находилось в строю лишь 2 разведчика.

Возглавлявший ИНО в «славных двадцатых годах» советской разведки Трилиссер даже после ухода из-за конфликта с Ягодой из спецслужбы все равно расстрелян в репрессии. Сменившего его архитектора операции «Трест» Артузова в 1935 году перевели с должности начальника ИНО из НКВД в Разведупр армии для усиления военной разведки и передачи ей опыта чекистской разведки. Артузов был несколько лет заместителем Яна Берзина в Разведупре и даже исполнял обязанности главы Разведупра во время командировки Берзина на испанскую войну, по заведенной традиции перед арестом его перемещали с должности на должность, возвращали в НКВД, а в итоге тоже арестовали и расстреляли после падения наркома Ягоды.

Что же касается упомянутого Абрама Слуцкого, возглавлявшего ИНО НКВД после Артузова в 1935–1938 годах, то формально он умер на Лубянке от инфаркта, возможно вызванного стрессом из-за опасений скорого ареста. А возможно, действительно путем самоубийства с принятием яда или путем тихой ликвидации его путем отравления, о такой версии напоминают Прохоров и Колпакиди. Хотя и трудно предположить, зачем, отстреливая в открытую с клеймом врага народа и предателя сотни гораздо более известных в органах чекистов, именно Слуцкого понадобилось бы ликвидировать столь изощренно и тайно. Ведь был уже готов приказ о снятии Слуцкого с поста главы ИНО и о назначении его главой НКВД по Узбекской ССР. Как считают, для того, чтобы после расстрела прямого начальника не стали разбегаться или становиться невозвращенцами резиденты ИНО НКВД за рубежом, а после их зачистки обреченного Слуцкого арестовали бы в Ташкенте и тоже добили.

В свете этой версии скорее верится в то, что обрекший себя мысленно на арест начальник внешней разведки НКВД действительно принял заготовленный заранее яд, чтобы избежать пыток на следствии и шельмования своего имени. Как пошли по этому пути сотрудник НКВД из команды Ягоды Черток, глава политуправления РККА Гамарник, бывший член ЦК ВКП(б) Томский, старый большевик Ломинадзе и еще ряд известных в советской истории личностей. Или что от терзаний и стресса у Слуцкого действительно остановилось сердце, тем более что с сердцем у него действительно были проблемы, он даже подчиненных по ИНО принимал порой лежа в служебном кабинете на кушетке от загрудинных болей.

В любом случае смерть Слуцкого прямо в коридорах Лубянки стала еще одной цепью в череде смертей начальников внешней разведки в НКВД. Только с назначением в 1939 году на должность начальника ИНО Павла Фитина, руководившего затем советской разведкой весь период войны, эта кровавая карусель вокруг «расстрельного» кресла начальника ИНО остановилась.

Что же касается кадрового состава ИНО, то он действительно понес колоссальные потери не столько даже численные, сколько качественные за счет репрессий самых проверенных и талантливых в деле разведки сотрудников. Отозванные в СССР и здесь расстрелянные в эти годы Аксельрод, Малли, Гутцайт, Косенко, Карин, Сыроежкин, Рингин, Сыркин, Шилов, Глинский, Яриков, Базаров, Перевозчиков, Салнынь, Уманский – это легендарные в истории 20 – 30-х годов в советской разведке люди. За каждым отдельная яркая и полная событий биография, служба в еще первой ВЧК, операция «Трест», захват Кутепова или тайные акции от Атлантики до Тихого океана. Как и уникальная жизнь Дмитрия Быстролетова, многими признаваемого за свою достойную авантюрного романа карьеру разведчика лучшим нелегалом в истории разведки СССР. А этот мастер вербовки и тайных операций после ареста и осуждения всю войну провел в сталинских лагерях, а умер в безвестности обычным советским пенсионером.