Спецзона для бывших
Шрифт:
Копирайт на правду
– Убить-то я могу человека запросто, – говорит осужденный Е. – Могу по-любому – хоть кулаком, хоть ножом зарезать.
– Не каждый о себе такое может сказать, – замечаю я.
– А чего тут стесняться? – спокойно удивляется Е. – Другие просто боятся сами себе в этом признаться.
Осужденный Е.
– Я родился в Самаре в 1964 году. Ну, шестидесятники… у нас романтика была. Помню, я голубей гонял, а во дворе – хулиганы… Они сами так себя называли. Была у нас в городе еще такая криминальная группировка спортсменов, да и много других группировок было. Самара все-таки большой город, в котором есть где разгуляться. А я не относился ни к хулиганам, ни к спортсменам. Был самым обычным подростком. Мечтал о военной карьере. Окончил школу, поступил в Горьковское высшее военное ракетно-зенитное училище. Но меня с первого курса отчислили и в армию направили. Я подрался с одногруппником, сломал ему нос. Вот за это и отчислили. Служить я попал в Германию. Отслужил, приехал домой и обнаружил, что все мои товарищи работают в милиции. Тогда мода пошла на милицию: пистолет под мышкой, красные корочки в кармане. Одним словом, уголовный розыск, которому везде «пожалуйста» – вход свободный. Двери в кабак ногой открывали… Ну вот, думаю, дай я тоже попробую. Отец у меня в то время был начальником горноспасательной службы пожарной охраны Самарского, в то время еще Куйбышевского облисполкома. И отец мне протеже устроил в милицию. Но я там совсем мало проработал. Мне в милиции сразу не понравилось.
– В какой службе вы работали?
– В патрульно-постовой.
– Не понравилось, что надо было выезжать на задержания?
– Да это ерунда все, задержания – это не то… сама атмосфера не понравилась! Я вот так посмотрел и подумал: «Нет, ребята, это невывозная такая работа». Первый день службы у меня закончился. Был час ночи, меня зовут в гараж. Старослужащие. Подходит лейтенант толстопузый Юра: «Айда, зайдем». Захожу в гараж. Он говорит: «Ну что, будем знакомиться?» Ящик пива вытаскивает. На капот. Из своих «жигулей»… А без этого у них в ППС нельзя, там не вывезешь иначе. Вот если пять лет отработал, то считай, что закрепился. Меньше пяти лет проработал – ты еще туда-сюда, еще не в коллективе. Почувствовал я, что это не мое.
Приехали мы в «десятку», а там уже работает отряд спецназа ГУИН. Мы проводим обыск, и они проводят обыск, параллельно с нами. И вот после обыска командир спецназа по фамилии Лютый говорит мне: «Слушай, старина, а ты не хочешь у меня поработать?» Я спрашиваю: «А в какой должности? Кем ты вообще меня там видишь-представляешь?» Он говорит: «Давай я сначала тебя возьму заместителем командира 3-го взвода, а там посмотрим, как и что». Я уточняю: «А кто меня из колонии отпустит?» – «Да ерунда, за день всё сделаем». И я опять загорелся, думаю: «Ого, спецназ!» Согласился. Меня по-быстрому перевели. Сначала назначили в группу обеспечения спецопераций бойцом штурмовой группы. По командировкам покатался, туда-сюда… Нормально было, в отряде сложилась хорошая армейская обстановка. Наш отряд считался лучшим спецподразделением по всей России среди ГУИНов. Со всех сторон к нам приезжали за опытом. Вообще, наш отряд хотели сделать базовым отрядом спецназа ГУИН России, открыть у нас учебный центр по подготовке сотрудников спецназа.
А потом как-то раз иду по улице и вдруг встречаю своего старого знакомого, я даже могу фамилию назвать – Олега Юрьевича Свиридова. Когда-то в милиции вместе работали, он был начальником уголовного розыска. Смотрит он на меня и удивляется: «Ты чего это, Вадим, в краповом берете?» А я весь гордый, в краповом берете, в берцах, весь в лейблах. Ну чего там говорить – рейнджер! Круче не бывает. Я спрашиваю: «А ты чем, Юрьевич, занимаешься?» – «У меня своя фирма. Охранная. Подо мной перевозки». И он называет фирму. По названию я вдруг вспоминаю, что об этой фирме говорят, будто она всех в городе разводит… крутая такая. Потом он предлагает: «Пойдешь ко мне? Я тебе для начала оклад два миллиона положу». А тогда же все в миллионах получали. И он опять говорит: «Будешь работать или не будешь, но я тебе просто сделаю оклад. А ты походишь, присмотришься. Если понравится, будешь получать, как наработаешь». Я спрашиваю: «А в чем работа-то заключаться будет?» – «Ну, пока около двери у меня посидишь. В офисе. Поохраняешь. Потом посмотрим, куда пристроить. Может, на перевозки». И вот я рапорт написал на увольнение из отряда. Меня долго не отпускали. В отряде я проработал пять лет пять месяцев и четыре дня. Наконец я уволился, и перешел к Свиридову. Смотрю, у Олега Юрьевича уже свои пароходы по Волге плавают: двухпалубный, трехпалубный… Разборки какие-то происходят. Банку деньги не проплатили, вызывают банкира, с ним тут беседуют, кто-то на кого-то наезжает. Нас-то, охранников, в принципе, это не касалось, мы не лезли никуда. Я потом говорю Олегу: «Это не моя работа – сидеть в офисе и охранять». Я просто сидел около его кабинета и ничего не делал. Если он едет куда-нибудь, говорит: «Поехали с нами». Ну, сядем в машину, доедем куда надо, он сделает свои дела, приезжаем обратно. По сто баксов вручит каждому, скажет: «Спасибо, ребята». – «За что, Олег?» – «Ну, за время потраченное». А в подробности он не посвящал. И вот я потом говорю ему: «Ну что я как мальчик сижу под дверью. У тебя вон сколько настоящих “быков”, в команде. Шею свернут зараз. Пусть они тебя охраняют. А ты найди мне работу посолиднее». И он нашел мне такую работу. Начал я работать по сопровождению грузов. Он мне сделал лицензию на хранение и ношение огнестрельного оружия, лицензию на занятие частной охранной деятельностью. Там серьезно все у него, на широкую ногу поставлено было дело. Начал я возить грузы под Иркутск, в город Ангарск. Там есть такой магазин – фирма «Автомобили», я директора этой фирмы хорошо знаю. Я ему целые эшелоны «жигулей» пригонял. Он сам самарский, а живет в Сибири давно. Потом в Ашхабад я гонял машины. И так все закрутилось… Олег сделал мне загранпаспорт, восемь человек народу дал и организовал службу безопасности полетов аэропорта в Самаре. Мы должны были сопровождать туристов, летевших за рубеж. В то время как раз начинался челночный бизнес и за границу стали летать кто попало – перепьются в самолете, распускают руки… Вот и приходилось их успокаивать. Летали мы в Турцию, Арабские Эмираты, Израиль. Сопровождали группы туда и обратно. Пока группа путешествует по стране, мы живем в гостинице. Зарплату нам платили в долларах. Я в неделю тратил по 600–800 баксов. Сразу поменял свою «копейку» на новую иномарку. И тут у меня началось… Друзья из криминала и прочее, прочее, прочее. Один раз, в 1996 году, нас задержали. Олег нас всех выкупил.
– За что вас задержали?
– У нас эксцесс получился… типа рэкета хотели нам инкриминировать. Но не получилось. То есть на нас налетели эти «маски-шоу» в офис, всем руки заломили, на пол положили, как вот по телевизору показывают. Я ведь сам когда-то работал в этой системе и сам потом два раза попадал под облавы. Я кричу: «Я свой, не бейте!» Ну, некоторые-то еще помнят, знают меня, собровцы вот эти. Они мне с удивлением: «Ты-то чего тут делаешь, длинный?» Я говорю: «Ну как чего? Работаю». Они в ответ: «Вас тут половина работает». Пол-отряда спецназа ГУИНа перешло туда, в эту охранную фирму. И куда ни посмотришь, везде одни и те же физиономии. Командир взвода ушел, командир отряда Лютый тоже ушел. Ну вот все так и завертелось. С женой пошли напряги. Первую судимость мне дают в 1997 году. За разбойное нападение, которое потом переквалифицировали на статью 158-ю, часть вторую, то есть кражу. Весь этот рэкет отметался. И дали мне два года. Условно. С отсрочкой приговора на два года. То есть два на два. Но самое интересное заключается в том, что Олег Юрьевич Свиридов вскоре тоже оставил работу в охранном агентстве. Он опять восстановился в криминальной милиции и теперь в Самаре ее возглавляет. Я одного не пойму: как он умудрился это сделать? Я ему писал, но не получил ни ответа ни привета.
– Вы сказали, что участвовали в криминале…
– Ну а как не участвовал? У меня новый приговор – двадцать лет. Короче, мне вменили убийство. А вообще, сначала нам вешали четырнадцать эпизодов.
– У вас было какое-то организованное преступное сообщество?
– Да, группа лиц, которая «по предварительному сговору совершала разбойные нападения с целью завладения имуществом, деньгами, ценностями». Ну что значит «совершали нападения»? Да это все ерунда. Если честно говорить, я уже привык к этому сроку, но фактически я, самое большее, лет семь заработал. За свои деяния. За основные. А вот за остальное я не несу ответственности. Потому что следствие прекрасно знало, кто убил. Следователь знал, прокурор знал, оперативные работники знали. Но все говорили: «Ничего не можем сделать, Вадим. Ты вот попал паровозом, ты и пойдешь». То есть получился я без вины виновным. Конечно, и за свои деяния я ответил, и плюс на меня навешали роль организатора вот этого сообщества преступного. Поскольку двадцать лет дали, то я у них как главарь оказался.
– Что значит «оказался»? Это было не так?
– Вот если обо всем сейчас вспомнить по порядку… Я где-то, в какой-то момент, слетел с катушек. Как с Натальей, с женой, начались напряги. То есть я то уходил, то приходил, то опять уходил, то снова приходил. До развода у нас дело с ней не дошло. Сын уже взрослый, Денис, в армии сейчас. У меня еще чувство такое… просто из неприязненных отношений я не смогу на человека наговорить. Даже если меня будут заставлять, пальцы ломать. Этим оперативникам потом по шесть лет дали.
И вот опять про жену… Новый год я отпраздновал с товарищами, в Новокуйбышевске, я тогда у матери жил. А сын хотел шапку, все говорил: «Папка, шапку хочу норковую». Я ему купил в подарок такую шапку, очень хорошую богатую полную шапку. И думаю: поеду, мальчишке сделаю приятное. Приехал я к ним, был вечер, посидели с женой. Обычные дружеские отношения. Дениска тут рядом крутился. Жена говорит: «В школу страшно зайти, наркоманы достали». То есть в школе продают героин, анашу, ханку. Детей с наркотическими отравлениями увозят с уроков. Шестой класс, пятый. Для меня вообще это шок был. Дико!
Я спрашиваю: «А кто наворачивает?» Она говорит: «Наверное, Свиридовы». Там семейство Свиридовых, жуликов, неподалеку жило. Я советую ей: «А чего же ты Суслову не скажешь?» Там у них бригада «сусликов» держала район. Она говорит: «Ну что Суслов? Он же постоянный пост туда не поставит». И вот мне что-то в голову это засело. Из дома вышел, во мне зло кипит, еще за сына досадно, думаю, не дай бог, он же в этой школе как раз учился… А машина у меня как раз новая, да я был не один, а с товарищем. Вот мы и решили поехать к этим Свиридовым, поговорить с ними. Они жили на улице Арбатской. Однофамильцы Олега Свиридова, два брата Артур и Валера, оба уже покойные. Заехали к ним, сначала нормально разговаривали. Я говорю: «Вы бросьте ерундой заниматься. Школа все-таки. Ханкой бодяжите… Ну так вы выходите на улицу, идите к ночному клубу и там продавайте. Или боитесь, что башку там отшибут? А здесь, с детьми-то, можно, значит?» Слово за слово, туда-сюда, у нас тут свалка получилась. Ну как свалка? Мы вдвоем были, с товарищем, а их человек восемь было… наркоманов, все сопли развесили. Мы их просто перебили, как мух. И уехали. Через три дня встречаю знакомого, он говорит: «Тебя милиция спрашивает, везде ищет». Я говорю: «А что случилось?» – «Да как что случилось? На Арбатской вы столько трупов наваляли». По городу уже объявления развешаны: «Особо опасный, дерзкий, с оружием, бывший спецназовец, при задержании может оказать сопротивление…» Меня как задерживали, это было вообще смешно. Три автоматчика встали напротив меня, автоматы направили. Один кричит: «Что, Вадим, допрыгался? Всё, давай!» Я говорю: «Что давай?» Потом говорю: «Началось?» Он: «Ну началось». Наручники вытаскивает, но не подходит ко мне, а присел и по полу швырнул их мне. Они по коридору катятся, по линолеуму. Такой гладкий, хороший линолеум у меня был. Я их ногой – раз! – остановил. Он кричит: Надевай сам! Я близко подходить не буду». Ладно, надеваю наручники, раз уж так вышло. Я ведь не думал, что так получится.Нет, было, конечно, что мы кого-то морщили. Забирали деньги и у наркоманов, и у железочников, то есть тех, кто промышлял скупкой металла. Там вообще интересно было, туда заходи и бери что хочешь – никто тебе слова не скажет. И жаловаться не будет, что самое главное. В последний раз мы семьдесят миллионов сразу взяли. В пакете. Правда, пришлось возврат делать. Я взял пакет, вышел на улицу. А к ним в это время «крыша» приехала. Был такой Сорока, он увидел меня, кричит: «Вадик, и ты здесь?» А я с Котом был, говорю: «Ну да, я здесь». – «Деньги отдай». Я ему пакет швырнул: «На, забери». Сел в машину, и мы уехали.
– Теперь объясните, зачем вы этим занимались? Вы же работали в охранном агентстве, за границу ездили.
– Нет, уже не ездил. Суд же был. Первый. Где нам вменяли рэкет. И где меня осудили условно.
– Тем более зачем этим занимались, уже имея условный срок? Неужели не думали: если снова поймают, то посадят наверняка.
– Я хочу сказать одно: с кем поведешься, от того и наберешься. Я долгое время работал в правоохранительной системе. Если сразу ты не достиг определенных высот, какой-то руководящей должности, где тебе гарантируют хороший кусок хлеба, ты неизбежно будешь деградировать в этой системе. Да вы посмотрите хотя бы здесь, в колонии, на сотрудников. На любого посмотрите, он по фене лучше меня говорит, в совершенстве, в пять раз. И сейчас вот если снять с меня черный свитер и надеть на него, то он ничем не будет отличаться от осужденных. А мне на воле, по роду службы, приходилось сталкиваться с криминальными группировками. Посмотрел я на них, подумал, что ребята-то красиво живут. Недолго, правда. Но красиво! Можно и самому попробовать. Ну и пошло-поехало. А тем более я же не каждого морщил подряд. Я, как Робин Гуд, только у богатых брал.
– А как выбирали, кого конкретно обобрать?
– Да там и выбирать не надо, их сразу видно было, всех этих челноков.
– Но вы понимали, что нарушали закон?
– Да какой закон? Помните, как в «Собачьем сердце», у Шарикова? «Да не согласен я!» – «С чем ты не согласен?» – «Надо все взять и поделить». Факт в том, что мне хотелось красиво жить. Даже не столько красиво, сколько в достатке. И в какой-то степени у меня патриотизм был. Я родился в то время, когда Павлика Морозова считали героем. В школе все были пионерами, мы этим гордились. А если в старших классах кого-то не принимали в комсомол, это было настоящей трагедией. Потом в один час все это рушится, все отметается. Мол, чему вас учили, все это неправильно. Когда мы впитали с молоком матери, что надо старшим место в автобусе уступать, что нужно старушку через дорогу перевести. Все в один момент ломается. И начинается формирование новой жизни, формирование нового человека. Невольно сопоставляешь, как было тогда и как стало сейчас.
– Получается, что вы находили своим действиям какое-то моральное обоснование?
– Факт в том, что угрызений совести я не испытывал.
– Я правильно понял: вы видели, что одни живут хорошо, другие живут очень хорошо…
– Нет, я видел, как они добиваются успеха.
– И к ним вы шли? К тем, кто живет хорошо?
– Ну как хорошо живет? Может, я выразился немножко неправильно. Хорошо живет… в каком плане? В плане финансовом?
– Конечно, в финансовом.
– Ну конечно, к ним шел. Опять же, ко всем не пойдешь. К мэру города я же не пойду. Хотя он тоже хорошо живет в финансовом плане. И к начальнику милиции я не пойду. Хотя он имеет какой-то доход. Всю эту бодягу я видел изнутри, знал, как достаются эти деньги. Знал криминальные структуры, знал, кто их крышует, кому они отстегивают потом. А почему бы и нет? Вот если бы я чуть-чуть не хроманул, меня бы до сих пор не поймали.
– Вы говорили про трупы на Арбатской.
– Нас привязали к банде Бегуна. У нас в городе был Виталий Бегун, оперуполномоченный по розыску угнанных машин. У него тоже была криминальная структура. Ему дали десять лет «крытки» – тюрьмы, и пять лет общего режима. Нас в первый раз всех вместе посадили. И стали считать, что мы тоже входили в его банду. Мол, вы с Бегуном общаетесь, значит, вы с ним друзья. Бегун – авторитет, денег много, у него банда, у него изъяли оружия целый арсенал. Значит, вы с ним заодно. А я Бегуна знал только по работе. Начинаю говорить, что никаких общих дел с ним не было, меня не слушают, не дают говорить. Просто надо было убрать меня. Вот я скажу откровенно: если бы они вместе со мной рядом сели, я бы молчать не стал.
– О ком вы говорите?
– На кого я работал… из-за кого получил двадцать лет.
– Все-таки что же произошло на Арбатской улице?
– В том-то и дело, что я не знаю. Мы как приехали, так и уехали. А потом мне сказали, что одного из тех восьми человек, которых мы раскидали, якобы я убил. Но я его не убивал. Там вообще нонсенс. В протоколе осмотра места происшествия и в самом приговоре написано: «погиб при наезде поезда». То есть это было не просто убийство, а как они говорят, убийство с целью сокрытия преступления. Кто-то утащил труп на железнодорожное полотно и бросил под проходящий поезд. Поезд неустановлен. Там так и написали: «неустановленным поездом в неустановленное время». Ну господа, как такое может быть: вы мне даете 105-ю статью, что я убил, и в то же время пишете, что его переехал поезд. Потом нашлись еще свидетели, которые видели, что погибший еще был живой, что я его взял за волосы и четыре раза ударил об шпалы. И в результате у него лопнула голова. Ну как, господа, такое могло быть? Четыре раза ударить человека головой о деревяшку – и чтобы у него голова разлетелась как арбуз? Это нереально.
– Ну а что за человек был погибший? Раньше с ним какие-нибудь отношения были?
– Я его немножко знал. Парень-то неплохой был. Он только что женился, ему хорошая девчонка попалась. Но тоже стал вот к этим братьям Свиридовым ходить. И начал с ними покалываться. Я один раз его встретил, сказал: «Брось, потом же из этого болота не вылезешь. У тебя малолетний ребенок растет, думай о нем больше. Иди лучше воруй, чем этой наркоманией заниматься». Он – «нет, нет, нет» – и в результате себе жизнь и сломал. Я подозреваю, что эти Свиридовы его и убили. Там один мужик сидел, старенький, он из окна всю эту картину наблюдал. Он видел, как мы дрались: что нас было двое и сколько их было. И что поодаль стояла еще одна группа ребят, которые боялись к нам подойти. А потом он видел, как братья Свиридовы тащили этого погибшего под руки, голова у него уже была разбита. У одного из братьев в руке была дюймовая труба. Они сначала голову ему прошибли этой трубой, а потом его бросили.
– Ну а при чем тут вы оказались?
– А мы как раз в это время приехали к ним и поколотили их. Одно на другое наложилось. И на нас свалили, что якобы мы убили. А главное, доказать трудно обратное. Меня спрашивают: «Ты был там в такое-то время?» – «Да, был». Но я-то его не убивал. Я подозреваю, у них между собой разборки были. И еще кто-то помог. Потому что, когда шло следствие, ко мне пришел начальник уголовного розыска майор Ромка Потапов и сказал: «Вадим, в прокуратуру твое дело отдали. Я знаю, ты мужик умный… Но мне сказали, чтоб ты сидел. И я уже сделать ничего не смогу. Хоть ты деньги на этот стол положишь мне». Поэтому я всего ожидал, но не двадцать лет сроку. У меня шок был, когда мне сказали: двадцать! Я думал, что меня осудят за драку по 111-й статье, части четвертой. Я даже допускал такой момент, что мы кого-то побили, но не так сильно, чтобы там кто-то умер. И в итоге меня даже не возили ни на следственный эксперимент, никаких показаний не брали у меня. То есть сначала, когда взяли меня, составили протокол задержания. Я им сказал, что статья 51-я… то есть я не буду с вами разговаривать до суда. Так они потом как только не изгалялись. У нас в то время в Самаре ежовщина процветала, пытки применяли. Выбивали-выбивали показания, но я так и стоял на 51-й. И вот потом они уже устали со мной биться. Пришел из прокуратуры этот Потапов и говорит: «Молчишь? Ну и молчи. Мы теперь копать ничего не будем. Ты все равно будешь сидеть. И сядешь плотно». Я ему говорю: «Рома, ты же знаешь, кто там участвовал?» – «Знаю». – «Ну так в чем же дело?» – «Я тебе сказать не могу. Ты будешь сидеть». Я еще на что-то надеялся, думал, напишу, туда-сюда, разберутся. А сейчас… всё, надежды нет, иногда даже думаю: может, и вправду я там… начудил? Посещают такие мысли. Хотя я точно знаю, что я не способен… Нет, убить-то я могу человека. Запросто. Могу по-любому, хоть кулаком, хоть ножом зарезать. Это я сейчас в себе такую черту уже обнаружил.
– Не каждый о себе такое может сказать.
– А чего тут стесняться? Другие просто боятся сами себе в этом признаться. Вот оно, королевство кривых зеркал, в зоне. Думает одно, говорит другое, делает третье. Столько ненависти, вся грязь, вся накипь всплывает…
– Вы думаете, такое происходит только в зоне? А на свободе разве не так?
– На свободе я уже давно не был. Хотя, в принципе, да, на свободе и в зоне – одно и то же. Только масштабы разные.
– Есть выражение, что зона тоже учит человека.