Сперанца
Шрифт:
Цвану хотелось обнять сына, на которого обрушился такой удар, но он попрежнему стоял как вкопанный. Глаза у него затуманились.
Он видел Берто мальчонкой, играющим с собаками…
Видел его сорванцом, которому Минга грозила, когда он, улыбаясь, уходил в школу: «Если только узнаю, что ты не в школу пошел, а за гнездами, смотри, я вот палку-то об твою спину обломаю…»
Потом сын стал взрослым: ушел в армию и там научился разбираться в моторах. Теперь его Берто уже не работал мотыгой! За ним посылали
Потом он надумал жениться. Цван ему говорил: «По нашей жизни нужно женщину из долины». Но Берто взял себе жену издалека, из Романьи, можно сказать, с самой окраины. Ладная была Роза и опрятная: только приехала, все вверх дном перевернула, везде чистоту навела, дом побелила — теперь и не узнаешь. И шить умела, и все что хочешь… Но Минга своими вечными разговорами о здешних женщинах, которые не гнушаются работать в долине, раззадорила ее тоже попробовать.
И вот чем это кончилось!
Голос Берто вывел его из оцепенения.
— Папа, унеси девочку!
Одна из женщин протянула Цвану сверток.
— Идите скорее, вот-вот дождь польет. Мы после придем, когда доктора кончат.
Цван посмотрел на этот ворох тряпья. Девочка, значит.
Она была завернута в пиджак, вернее, в два пиджака — Берто и старого доктора. Цван мешкотно снял свой и присоединил его к ним, чтобы лучше укрыть маленькую от ветра.
Понурив голову, он пошел по темной дамбе с новорожденной на руках.
На дорогу он мог и не глядеть — он знал ее наизусть.
Глава четвертая
Когда ветер свищет в долине, кажется, нет на земле другой силы.
Он властвует безраздельно, не зная преград, которые могли бы сдержать его порывы.
Он проносится над землей, как серп в хлебах, не признавая сопротивления и требуя, чтобы все падало или склонялось на его пути.
Начиналась гроза, и первые крупные капли звонко упали на землю.
Освещаемое зигзагами молний, болото загоралось красными отблесками. Потом мрак становился все гуще. Цван шел и шел, прижимая ребенка к груди.
Вот и мертвое болото. Он высвободил руку и перекрестился. Много лет назад здесь погибли люди… Он не раз слышал об этом еще когда был ребенком. Отсюда и название болота.
Целую партию батраков, работавших здесь до мелиорации, унесло внезапным разливом, когда прорвало верхнюю плотину.
Когда Цван был подростком, здесь еще находили белые черепа, из которых тянулись стебли кувшинок с листьями в темно-красных прожилках цвета запекшейся крови.
И еще другое говорили люди. Когда кто-нибудь умирает в долине, бушует ветер, воет болото и кричат мертвецы, встречая вновь прибывшего.
Он еще раз перекрестился и свернул в сторону, по изгибу дамбы.
Вот
Когда он вошел в дом и с ним вместе ворвался в комнату ветер, старая даже не подняла головы.
Она стояла на коленях и подбородком почти касалась камня возле очага. Она плакала.
Цван почувствовал внезапную жалость к ней.
Она похоронила столько детей, умерших еще маленькими от малярии. Один только Берто выжил. И вот теперь на ее глазах обрушилось несчастье на сына, и она ничего не могла сделать, чтобы избавить его от горя.
Цван присел рядом с ней возле очага и прошептал:
— Минга, это девочка. Я знаю, знаю, что лучше бы она не родилась и оставила бы нам Розу. Но такая уж наша судьба… Это девочка, Минга. Ты ведь так хотела девочку. Помнишь? Еще когда у нас рождались ребятишки, ты досадовала, что все одни мальчики. Бывало, говорила: «Когда я рожаю, бог уходит в гости и забывает о моих молитвах».
— Если он тогда ходил в гости, то не знаю, где уж он был нынче…
Минга встала.
— Покажи мне ее.
Когда, положив ребенка на стол, они при свете чадившей коптилки развернули пиджаки, из-под них показалась белая, в крупных желтых цветах, косынка Розы.
Минга заплакала навзрыд.
— Целое приданое ей приготовила… А вот пришлось ее прикрыть материнской косынкой! Господи Иисусе!.. Почему ты не прибрал меня!
Маленькая была вся красная и очень потешная.
Цван сквозь слезы смотрел, как она сучит ножками.
Какую тоску наводила эта цветастая косынка! Еще утром они видели ее на плечах у снохи.
— Помоги мне завернуть ее, Цван. Как бы не простыла.
Дрожащими руками старики опеленали маленькую и положили в люльку возле очага. Потом посмотрели друг на друга и опять заплакали.
Вскоре послышались приглушенные ветром шаги и голоса.
Подходило печальное шествие.
Пять женщин несли фонарь и вели смертельно перепуганную девочку, попрежнему плакавшую в голос.
Берто с непокрытой головой и без пиджака толкал перед собой тачку с распростертым телом Розы.
Позади шел доктор, держа под уздцы испуганную молниями лошадь, а рядом с ним — второй врач и акушерка.
Для Цвана было мукой присутствовать при встрече Минги с сыном.
— Берто, Берто! Это я виновата. Я не должна была пустить ее на работу, а не сумела. Даже и невдомек мне было, какая нас беда сторожит…
Берто молчал. Когда покойницу внесли в дом, Минга, казалось, еще больше сгорбилась, придавленная новым горем.
— Дочка… — прошептала она.
Все столпились в. кухне, потому что вымокли и окоченели.
Девочка все плакала и умолкла только тогда, когда доктор сказал, что отвезет ее домой на двуколке, чтобы ей не идти в темноте.