Сперанский 4. Коалиция
Шрифт:
— Ведьма! — почти прокричал Жан Виктор Моро, когда манипуляции Аннеты привели к тому, что генерал оказался со снятыми панталонами.
Дальше было быстро. После таких эмоций, такого сильного желания, наступает животное единение мужчины и женщины, когда отключается мозг, и тела действуют согласно повелению инстинктов. Тогда единение двух сущностей стремится всё сделать быстро, не останавливаясь, не задумываясь ни о последствиях, ни о том, чтобы продлить сладостные моменты. И эти несколько минут оказываются ещё более чувственными и пожароопасными, чем десятки минут в иных случаях.
— Я пойду! Любимая, я должен идти, — оправдывался Виктор, когда Аннета перестала извиваться и в сладострастной неге распласталась на полу.
—
— Я счастливейший человек, у меня есть ты, — сказал генерал Моро, спешно одеваясь.
Командующий резервной Итальянской армией даже забыл, зачем приходил. Его голова всё ещё пребывала в тумане, потому, так и не забрав бумаги, Жан Виктор Моро поспешил на Военный Совет.
Генералу нужно было обсудить поставки продовольствия и оружия, принять доклады о комплектации войск, с чем были проблемы. Если считать количество войск в новой формируемой армии по подразделениям, полубригадам, то получалось внушительно, почти тридцать три тысячи солдат и офицеров, но на деле… Не было ни одной бригады, численность которой составляла бы сильно больше, чем половину от штатного состава. И Моро не устраивали отговорки о том, что похожая ситуация и у Бертье, и даже у Шерера, которому отсылались войска в первую очередь. Так что нужно было проанализировать количество солдат в гарнизонах, где может быть больше войск, чем у самого Моро, провести перегруппировку и действовать согласно плану, который был только недавно утверждён Директорией. Но как это всё делать с такой туманной головой?
— Где твои бумаги, Виктор? — шептала змея Аннета.
Вновь она испытывала слишком много эмоций. Все они связаны не только с физиологией, что всегда было понятно, но снова было нечто, что и сейчас заставляет её руки подрагивать.
— Вот… — Милле нашла планшет-сумку своего любимого генерала, а там…
План Директории не был подробным, но в нём были очень важные сведения, касающиеся того, какие подразделения планируется привлекать на итальянский театр военных действий, а какие на швейцарский и голландский. Такая информация продаётся дорого, очень дорого. И Аннета, головой понимая, что такое невозможно, но сердцем хотела заполучить много денег и убежать вместе с Виктором из Европы хоть бы и в Америку. Сперанскому нужны сведения в Америке? Она готова была работать там, но главное, чтобы рядом со своим мужчиной, которого мечтала украсть у Франции и сделать только своим, ну, и чуточку русским.
Почему Россия? Аннета не испытывала тёплых и, как бы сказали, патриотических чувств к Российской империи, хотя и пропиталась «русским духом». Она испытывала некую привязанность к русским людям. За месяцы, проведённые в одной казарме с девчонками и парнями, которые готовились умирать за Россию, ну, или за интересы Сперанского, она полюбила их. Они приняли её, а она стала относиться к этим людям, как к семье. А ещё именно там, в России, она стала той, которой даже не мечтала быть. Аннета даже не знала, что такой быть вообще возможно, что вот так жить, с бурлящими эмоциями и полной жизнью, можно, что не обязательно прятаться от отца и украдкой ублажать мужчин.
Но был и «кнут». Аннета Милле знала, что даже Северин, проживающий нынче в Турине и отыгрывающий роль серба-беженца, республиканца по убеждениям, убьет её, если Милле только попробует что-то сделать не так. Он будет рыдать, Северин влюблён в девушку, но убьет. Потому она и дальше будет делать то, что уже получается, — добывать информацию. Осталось только заставить себя поверить, что это занятие не противоречит её влюблённости в генерала Жана Виктора Моро.
Память у Аннеты была, как сказали бы в будущем, фотографическая, она запоминала информацию сразу целыми листами. Вот и сейчас, лишь взглянув на главный документ, девушка запомнила текст и, спрятав
— И всё же я забыл! — в комнату ворвался Виктор. — А ты что делаешь?
— Ровным счётом ничего. Пишу в дневнике, — сказала Аннета, успевшая сбросить самопишущее перо и перехватить его коленями.
— Когда-нибудь ты дашь мне почитать свой дневник. Я хочу знать о тебе всё! — сказал генерал Моро, схватил сумку с бумагами и умчался на Военный Совет.
— Когда-нибудь ты обо мне узнаешь такое, что захочешь убить, — с усмешкой и горечью сказала Аннета.
*…………….*…………..*
Юго-восточнее города Удине
14 мая 1798 года
Горицию мы взяли без особого труда. Тут не было большого гарнизона, как и серьёзных фортификаций. Сходу, вновь лихо, конницей подошли к городу, встретив на пути две коробки каре. Чуть меньше тысячи французских солдат решили оказать нам сопротивление.
Используя систему флагов и цветных ракет, я дал приказ коннице откатиться и не ввязываться в сражение. Отчего-то республиканцы не стремились вновь войти в город и дать бой на улицах небольшого населённого пункта? Решение неприятеля оставаться в каре было объяснимо тем, что они видели в основном нашу кавалерию и вот таким образом посчитали нужным не пускать страшных воинов-азиатов на дорогу к Гориции. Хотя мы могли бы и обойти их, если бы цель была ворваться в город.
В целом понятно, почему французы оставались нацелены на полевое сражение, пусть они и сразу должны были увидеть наше численное превосходство. Главная мощь современного боя — это залповый огонь, а в городе такого не добиться, так что сражение предстояло в поле.
Что ж, это был их выбор. Прежде всего, мной, в чуть меньшей степени совместно с остальными офицерами, было принято решение использовать луки, которые, если ещё стрелять с возвышенности, могут бить дальше, чем гладкоствольные ружья французов. Возле одного из французских каре расположился не сильно высокий холм, куда мы и направили своих лучников. Расстояние было до пятисот метров, но стрельба с возвышенности позволяла быть уверенным, что град стрел достигнет врага. Это и произошло. Давно французы не слышали свист летящих в свою сторону стрел. Вот и оказались они достойны своих предков, которые попали под расстрел английских лучников под Азенкуром. Как и тогда, чуть меньше четырёх веков назад, стрелы поражали французов. Но при Азенкуре рыцари были в доспехах, а их потомки таковых не имели вовсе, отчего, вероятно, получали чаще ранения и смертельные раны.
Тем не менее, почти организовано, французское каре, уже потеряв до ста человек убитыми, но чаще ранеными, откатилось на сто пятьдесят шагов в сторону. Теперь стрелять из луков оказывалось сложным делом, а скорее, даже бессмысленным. Но у нас были и другие заготовки, которые нужно было проверить. Под Горицией мы испробовали ракеты.
Одно из каре подверглось удару десятка ракет, которые полетели в неприятеля в тот момент, как калмыки набирали скорость для таранного удара. Задача была не столько уничтожить личный состав врага, пороховыми зарядами и малым количеством пущенных боеприпасов это сделать сложно, как расстроить их построения перед конной атакой грозных степных воинов. Две ракеты прошли мимо, что говорило о том, что изделие явно далеко от идеала, но вот восемь попали в каре, оставляя там бреши и расстраивая построения. Вот в эти бреши, которые не успели зарасти, и ударили калмыки, следом за ними шли конные казаки, а персы в это время устроили карусель возле второго каре, не столько стреляя в него, как не давая возможности прийти на выручку своим товарищам.