Список чужих жизней
Шрифт:
«Интересно, – подумал Платов, – патологоанатомы и их подручные тоже борются за перевыполнение плана? Принимают повышенные обязательства, участвуют в социалистическом соревновании?»
– Хорошо, будем ждать заключения специалистов, – резюмировал Платов, – и только после этого – действовать. Пусть решает руководство. Нам же есть чем заняться? – Он испытующе оглядел своих подчиненных.
Люди были грамотные, работалось с ними комфортно, но не всегда хватало одного доброго слова, чтобы придать им ускорение в работе. Сотрудники, соглашаясь, закивали: работы много, кто бы еще разрешил самим распоряжаться своим рабочим временем…
Машина из морга подошла минут через десять. Безмолвные санитары переложили тело на носилки, укрыли простыней и загрузили в «буханку» с красным крестом. «Вот и нас так когда-нибудь», – шепотом произнес Белинский и покосился на начальника. Начальник промолчал – не поспоришь. Милиция снимала оцепление, коллеги потянулись к служебному «РАФу», стоящему за деревьями. Расходились
От работы майор не прятался, но все же рассчитывал на другой вердикт. «Искренне жаль, Никита Васильевич, – безжалостно поведал Роман Карлович Корчак, – ни о каких инфарктах или инсультах речь не идет. У товарища Гаранина были здоровые сердце и сосуды, нам бы с вами такие. В шею сделали укол, и в организм проникла лошадиная доза препарата на основе строфантина. Это гликозид, сердечное средство. В малых дозах помогает бороться с аритмическими проявлениями сердечной деятельности. В больших – вызывает мгновенную остановку сердца. Доза была такой, что не оставила потерпевшему ни малейшего шанса выжить. Дальше решайте сами. Теоретически он сам мог уколоться и ввести себе препарат, но как-то сложно. Есть множество других доступных способов покончить с собой. И где в таком случае шприц? Впрочем, сами мозгуйте. Я вас не сильно огорчил, Никита Васильевич?»
Генерал-майор Вахмянин Петр Иванович был настроен решительно. Невысокий, седоватый, он вышагивал по кабинету, сцепив руки за спиной.
– Текущую работу передай Жирову, – заявил он тоном, не терпящим возражений. – С сегодняшнего дня ты и твоя группа занимаетесь Гараниным. Убийство должно быть раскрыто, причастные лица – обезврежены и должны дать признательные показания.
– Я чего-то не знаю, товарищ генерал-майор? – осторожно спросил Платов.
– Мы все чего-то не знаем, – огрызнулся генерал. – И чем больше узнаем, тем меньше мы знаем. И это, знаешь ли, не гипербола с параболой. Пока для тебя хватит. Есть над чем работать. Появится необходимость – получишь информацию в полном объеме. Все это может быть писано вилами по воде, а может… Не приведи бог, конечно…
Генерал-майор изъяснялся загадками, но фронт работ обеспечил. Информацию собирали по крохам, медленно. Нехватка людей в отделе никого не волновала. Ночь Никита провел в каморке, смежной с рабочим кабинетом, на старом кожаном диване. Четыре часа на сон – и все удовольствие. Ехать домой – а это не куда-то, а в Строгино, – значит, вовсе остаться без сна. Дома, к счастью, не ждали (впрочем, к счастью ли – еще не разобрался). Жена помахала ручкой и растворилась в неизвестном направлении, заявив, что мечтала не об этом. Дети остались в нереализованных проектах. Сестра Екатерина проживала в славном городе Поронайске в южной части Сахалина – то есть в наиболее отдаленной от Москвы точке Советского Союза. С Марьей Павловной, смешливой особой, мнящей себя актрисой, Никита расстался месяц назад. В этой взбалмошной барышне что-то было, но, чтобы докопаться до этой изюминки, пришлось потратить кучу нервов и в итоге расстаться. Новой пассией пока не обзавелся, да и не ставил перед собой такой цели. Все приходило само, в нужный день и час. Утром проснулся, извлек из шкафа свежую сорочку, отправился в общий санузел чистить зубы…
Супруга убиенного Гаранина обладала повышенной чувствительностью. Слезы лились, как вода из водопада. О том, что мужа убили, пришлось сообщить, иначе беседа потеряла бы смысл. Объявилась дочь, помятая, хотя и молодая (та, что замужем или нет), неумело успокаивала мать. Инна Савельевна горстями пила таблетки, насилу пришла в себя. Ничего ценного она не сообщила, Игорь Валентинович был прекрасным человеком, беззаветно любил свою семью, особенно внуков, оставшихся без отца, когда «этот козел» сбежал от ее Наденьки. Дочь живет в Зеленограде, примчалась по первому зову. Никита терпеливо выслушивал, задавал наводящие вопросы. Игорь Валентинович занимал ответственную должность, работал с чем-то связанным с ядерными испытаниями. Про свою работу не рассказывал – это запрещалось. У него никогда не было врагов, кому и зачем понадобилось его убивать? С работы он в дом никого не приводил, застолья устраивали редко, только с родственниками. На работе, конечно, задерживался, но как иначе на такой-то должности?
– Как вы познакомились, Инна Савельевна? – вкрадчиво выспрашивал Никита. – Вспомните молодые годы. Вы же знаете биографию собственного мужа?
Еще бы ей не знать биографию собственного мужа!
– Вы уверены, товарищ, что это уместные вопросы? – насупилась дочь. – Неужели не видите, в каком состоянии моя мама?
– Мы все понимаем, – кивнул Никита. – Можем уйти, проявив деликатность и такт. Но преступник должен быть пойман, согласны? Так что завтра опять вернемся и продолжим задавать вопросы. В том числе вам, Надежда Игоревна. Может быть, закончим уже сегодня?
– Наденька, я отвечу на все вопросы, – всхлипывала безутешная вдова. – Спрашивайте, товарищ, если всерьез считаете, что я могу помочь…
Игорю Валентиновичу было 58 лет. Еще два года – и на пенсию с чувством выполненного
С этим все было понятно. Испытания на Семипалатинском полигоне проводились с 49-го года. В среде специалистов объект носил название «двойка». Атомное оружие, водородное, пуск первой в мире баллистической ракеты с ядерной начинкой. Проводились испытания на прочность к воздействию поражающих факторов – ракетной техники, шахтных пусковых установок. За тридцать лет провели сотни ядерных испытаний. Их мощность в тысячи раз превышала мощность «Малыша», сброшенного на Хиросиму. По неофициальным данным, от испытаний на казахстанском полигоне пострадали сотни тысяч людей – лучевая болезнь от утечек радиации, прочие приобретенные хвори, заражение почвы, многочисленные аварии с человеческими жертвами…
– Постарайтесь вспомнить, Инна Савельевна, в последнее время с Игорем Валентиновичем все было в порядке?
Странно, женщина вспомнила. Собственно, никогда и не забывала. В последнее время с Игорем Валентиновичем ВСЕ было не в порядке. Это началось примерно десять дней назад. Он пришел поздно, был мрачен, на редкость немногословен. Сказал, что все в порядке, просто устал, попросил жену его не доставать. Ночью мужа в постели не оказалось, он, угрюмый, сидел на кухне, пил коньяк. Обычно к спиртному он был равнодушен, выпивал по праздникам, мог перехватить стопочку в выходной день. Инна Савельевна испугалась, на цыпочках ушла в спальню. Наутро пыталась выяснить, в чем дело, но нарвалась на грубость. В последующие дни супруг пытался выглядеть как обычно, но что-то его грызло. Откровенничать не хотел, увиливал, ссылался на временные трудности на работе. Запасы коньяка в доме иссякли, утром вставал тяжело, через силу отправлялся на работу. Несколько раз опоздал, и водителю пришлось ждать. Вдова пошутила сквозь слезы: пил коньяк, просто как маньяк… Помимо прочего, Игорь Валентинович стал пропадать в личное время. Но у него точно не было любовницы – когда он приходил, от него не пахло духами, он чего-то боялся. В роковую пятницу вернулся с работы часов в восемь, отпустил водителя. Сидел в кабинете, с мрачным видом перебирал старые журналы – «Наука и жизнь», «Моделист-конструктор». Поздно вечером зазвонил телефон. Инна Савельевна как раз проходила мимо. Но Гаранин опередил жену, оттолкнул – чего обычно себе не позволял, схватил трубку. Голос абонента Инна Савельевна почти не слышала, вроде звонил мужчина. Гаранин помедлил, буркнул: «Хорошо, я буду», положил трубку. Затем начал спешно одеваться, на расспросы не реагировал, только бросил, что скоро вернется. Дальше все известно.