Спитамен
Шрифт:
Македоняне выставили сариссы — длинные копья, готовясь принять бой. Но варвары промчались мимо, осыпав их тучей стрел, и направились в степь, закинув за спину щиты.
Фарнух спохватился первым. Он вспомнил, что варвары имеют обыкновение исчезать в степи, как иголка в стоге сена. Попробуй их потом найти. Вряд ли Александру понравится, если они их упустят.
— Вперед, вперед!.. Не терять из виду! — заорал Фарнух, пришпоривая коня и держа наготове сариссу, которой он пронзит спину врага, как только расстояние между ними сократится настолько, чтобы можно было добросить копье…
Деревья
Всего шагах в двустах от тугаев промчался, отстреливаясь, отряд Датафарна, подняв облако пыли. И не стих еще гул копыт уносящихся коней, как со стороны холмов стала накатываться вторая громыхающая волна, и сквозь едва поредевшую клубящуюся завесу Спитамен увидел несущихся с копьями наперевес юнонов… «Благодарение Ахура — Мазде», — подумал он и проверил, надежно ли закреплены на голой руке налокотники, сделанные из трех слоев толстой бычьей кожи. Из такой же кожи панцирь защищал грудь и спину, поверх него была накинута тигровая шкура; шлема Спитамен не надевал — так легче уклониться от ударов и, стало быть, уберечь голову.
Наконец, сотни Фарнуха достаточно оторвались от илы Менедема. Спитамен прыгнул в седло и рванул из ножен меч…
Македоняне заметили, как слева от них в зарослях вдруг вырос целый лес копий и, словно из-под земли, возникли всадники. Передние уже пронеслись мимо, а задние стали осаживать коней…
Спитамену издали было видно, как массагеты Хориёна лавиной схлынули с холмов и как за их коричневыми горбами, словно растрепанные рыжие космы, поднялась пыль. «Пора!..»
Конница Спитамена вылетела из зарослей, как пущенная из лука стрела, врезалась в левый фланг юнонов, отсекая их арьергард…
Датафарн ждал этого момента, чтобы, описав по степи дугу, повернуть обратно и встретиться лицом к лицу с Фарнухом…
Битва разворачивалась, как запланировал Спитамен. Юноны поняли, что их перехитрили. Теперь лишь личная доблесть и уменье владеть оружием могли помочь им и спасти. Бились они отчаянно. Сражение длилось до вечера, перемещаясь то на одну сторону холмов, то на другую. Все перемешались, согдийцы и юноны. Не сразу можно было разобрать в пыли, где кто. Слились в сплошной вой, какой сопутствует самуму, крики бьющихся насмерть воинов, ржанье и храп коней, звон мечей и треск ломающихся копий.
Фарнух увидел на черном, как вороново крыло, коне рослого, словно вылитого из бронзы, варвара. Он был без шлема, вьющиеся пряди темных волос прилипли к потному лбу. Глаза мечут молнии. Могучий торс от левого плеча прикрыт тигровой шкурой. Правая рука, которой он сжимает длинный меч, оголена, на ней, будто свитые из канатов, играют мускулы; в левой щит. Вороной вертится волчком, встает на дыбы, и где сверкнет меч хозяина, там летят с плеч головы, валятся сыны Эллады под копыта коней, разрубленные от плеча до седла…
Фарнух поднял коня на дыбы и замахнулся копьем, чтобы запустить им в варвара… «Спитаме — е–ен!..» — дико закричал
— Эй, Менедем!.. — окликнул он бьющегося неподалеку великана, который сыпал удары направо-налево и, казалось, готов был сокрушить все на своем пути. — Вон с кем сразиться достойно истинного македонянина!
— Мне бы только до него добраться!.. — сверкнул глазами Менедем.
— Побереги голову, если собираешься вернуться в Македонию! — деланно рассмеялся Фарнух.
Менедем, подняв над головой щит и меч, с громким возгласом поддал пятками в бока могучему коню. И конь, расталкивая грудью схватившихся насмерть врагов, тесня согдийцев и своих, стал приближаться к Спитамену.
— Эй, варвар!.. — крикнул Менедем. — Твоя печень сегодня достанется собакам!..
Спитамен повернул в его сторону коня. Юнон был в бронзовых латах. Спитамен отразил удар, подставив щит, меч гиганта скользнул по нему рикошетом. С маху ударил юнона по плечу — сломался меч у самой рукояти. Снова Спитамена спас его щит с изображением головы Карасача с распущенной гривой…
Шердор заметил, что Спитамену грозит беда, над ним кружится смерть. Вступив в поединок с гигантом, он словно забыл о других юнонах, любой из которых может неожиданно нанести удар в спину или сбоку. Он окликнул Зурташа, едва не надсадив себе горло. Голос его с трудом продрался сквозь грохот и шум. Зурташ услышал. Обернулся и все понял. Они попытались вдвоем пробиться к Спитамену. На помощь к ним бросился Камак, еще не снявший с себя повязок. Втроем им удалось оттеснить врагов, очистить площадку, на которой два рыцаря вступили в поединок. Издревле существовал неписаный закон: опозоренным быть тому из рыцарей, за которого вступится кто-то другой, а тому, кто погибнет в честном бою, — честь и слава…
Кони рыцарей, вороной и каурый, тоже словно бы вступили в схватку, вскидывались на дыбы, метя друг в друга передними копытами, кусались, ржали. Спитамен то уклонялся от свистевшего над головой меча, то закрывался щитом. В очередной раз увернувшись от удара, он обрушил свой щит на голову Менедема. И тот опомниться не успел, как Спитамен оказался позади него на его кауром. Отбросив щит, обхватил противника рукой за пояс, а правой стиснул его запястье, не давая размахнуться мечом. «Пр — рроклятье…» — зарычал Менедем, не в силах повернуться, чувствуя себя опутанным по рукам и ногам. Спитамен оторвал его от седла, приподнял над головой и бросил вниз под копыта коней.
Это произошло в какие-то доли секунды.
Многие юноны, видевшие это, стали рассеиваться в панике по степи. Их преследовали группами и в одиночку скифы, стреляя из луков.
Вечерело. Земля погружалась в синюю тень. Постепенно битва затихала. Лишь на некоторых холмах и между ними все еще продолжались жаркие схватки. Но многие из победителей уже вылавливали оставшихся без хозяев коней. Другие, взвалив на плечи раненых, тащили к обозу, чтобы оказать помощь. Некоторые метались по полю, клича кого-то по именам, отцы искали среди павших сыновей, сыновья отцов.