Сплетенные судьбами
Шрифт:
– Перестань, - говорю я Вику, игнорируя удивленный взгляд Элая. Мысленно переключаюсь на своего отца. Он постоянно слышал голоса, звучащие в его голове, нашептывавшие ему: говори с людьми, попытайся изменить мир.
Вытащив столько сфер, на сколько хватило сил, мы с Элаем вместе копаем могилу для Вика. Дело продвигается медленно; не смотря на то, что земля рыхлая, мои мускулы ноют от изнеможения, и могила не так глубока, как хотелось бы. Элай упорно работает бок о бок со мной, его небольшие руки зачерпывают землю.
Закончив, мы опускаем Вика внутрь.
Он опустошил
Вик говорит со мной, пока я вырезаю фигурку рыбы из куска песчаника, чтобы поставить на его неглубокой могиле. Чешуя рыбы тускло-коричневого цвета. Радужная форель без своей радуги цвета. Не та настоящая, какую когда-то видел Вик. Но она – лучшее из всего, что я могу сделать. Я хочу оставить ее в память не только о том, что он умер, но также и о том, что он любил кого-то, и его любили в ответ.
– Они не убили меня, - говорит мне Вик.
– Нет?– переспрашиваю я, но так тихо, что Элай не слышит меня.
– Нет, - отвечает он, усмехаясь.
– Я не умер, пока рыба еще жива, пока она плавает, мечет икру, выращивает мальков.
– Разве ты не видишь это место?– спрашиваю я Вика.
– Мы пытались спасти их. Но они тоже медленно умирают.
А потом он умолкает, и я понимаю, что Вик действительно ушел, и желаю, чтобы голос снова зазвучал в моей голове. Я, наконец-то, понимаю, что, пока отец слышал эти голоса, он никогда не был одинок.
Глава 20. Кассия
Мое дыхание, кажется, нарушилось. Его звук – как будто мелкие волны плескаются о скалу и утомленно рокочут в надежде раствориться в камне.
– Поговори со мной, - прошу я Инди. Я замечаю, что она несет две сумки, две фляжки. Как такое случилось? Они мои? Я слишком утомилась, чтобы интересоваться этим.
– Что ты хочешь от меня услышать?
– спрашивает она.
– Все, что угодно. – Мне нужно слышать что-то помимо моего собственного дыхания, моего уставшего сердца.
Каким-то образом, до того, как слова Инди превращаются в моих ушах в ничего не значащие звуки, я осознаю, что она говорит мне что-то, много чего; что она никак не может перестать говорить, когда понимает, что я далека от того, чтобы хоть что-то услышать. Хотела бы я суметь уделить больше внимания словам и суметь запомнить их. Но получается выхватить лишь несколько фраз:
Каждую ночь перед сном
И
Я думала, что все изменится после того, как
И
Я не знаю, сколько еще смогу верить
Это звучит
Я хочу попросить Инди вытащить еще одну синюю таблетку из моего рюкзака, но, прежде чем успеваю произнести хоть слово, опять вспоминаю, что говорил мне дедушка: я достаточно сильная, чтобы не принимать таблетки.
Но, дедушка, кажется, я поняла тебя недостаточно хорошо, как мне подумалось сначала. Стихи. Мне казалось, я знаю, что ты имел в виду. Но которому именно стиху, ты хотел, чтобы я поверила?
Вспоминаю, что сказал дедушка, когда я взяла у него бумагу в тот последний раз.
– Кассия, - прошептал он.
– Я даю тебе то, чего ты пока не можешь понять. Но когда-нибудь обязательно поймешь. Лучше, чем кто-либо другой.
В мозгу порхает мысль, подобно одной из бабочек-траурниц, плетущих свои коконы на веточках и здесь, и в провинции Ориа. Эта мысль возникала у меня и раньше, но до конца оформилась только сейчас.
Дедушка, был ли ты когда-нибудь Лоцманом?
А потом другая мысль посещает меня, быстрая и мимолетная, которую я даже не успеваю толком ухватить, и покидает движениями легких крылышек.
– Я в них больше не нуждаюсь, - говорю я себе. В таблетках, в Обществе. Не знаю так ли это. Но, кажется, так должно быть.
А потом я вижу его. Компас, сделанный из камня, лежащий на уступе, точно на уровне глаз. Я поднимаю его, роняя при этом все остальное.
Сжимаю его в руке, пока мы идем, не смотря на то, что он весит больше, чем большинство вещей, брошенных мною на землю. Я думаю, Это хорошо, что он тяжелый. И думаю, Это хорошо, ведь он удержит меня на этой бренной земле.
Глава 21. Кай
– Скажи те слова, - просит меня Элай.
Мои руки трясутся от многочасовой работы. Небо позади нас темнеет.
– Я не могу, Элай. Они ничего не значат.
– Произнеси их, - приказывает Элай, снова заливаясь слезами.
– Сделай это.
– Не могу, - повторяю я, устанавливая песчаник-рыбу в изголовье могилы Вика.
– Ты должен сказать их, - настаивает Элай. – Должен, ради Вика.
– Я уже сделал все, что мог ради него, - отвечаю я.
– Мы оба сделали. Мы попытались спасти ручей. А сейчас нам нужно идти. Он бы поступил точно так же.
– Теперь у нас не получится пересечь равнину, - говорит Элай.
– Мы будем держаться вблизи деревьев, - отвечаю я.
– Пока еще не наступила ночь, попробуем пройти как можно дальше.
Мы возвращаемся и собираем наши вещи на стоянке у входа в ущелье. Когда заворачиваем вяленую рыбу, она оставляет серебристые чешуйки на наших ладонях и одежде. Мы с Элаем делим между собой еду из рюкзака Вика.
– Тебе нужно что-то из этого?
– спрашиваю я Элая, находя брошюры, взятые Виком.