Спокойных не будет
Шрифт:
Я поняла, что мне трудно будет говорить с ним, он закусил удила и теперь помчится прямиком, не разбирая дороги, слова будут отлетать от него, как вот от этого камня, возле которого мы остановились, большого валуна, обточенного и отполированного дождем и ветром; где-то глубоко-глубоко в душе я была согласна с Алешей, это отвечало моим взглядам на человеческую личность, но желание увезти его отсюда, быть вместе с ним всегда заглушало все это. Я чувствовала, как что-то неподвластное мне самой подступало к горлу, к голове, захлестывало рассудок.
— Вот этот камень тоже, наверно,
Алеша подобрался весь, напрягаясь, подбородок чуть-чуть вскинулся.
— Возможно, что и так,— сказал он глухо.— Я не спрашивал, да он и не ответил бы, он мертв, мертвая материя. Хотя он стоит тут, быть может, тысячи лет, поражая взгляд дикой красотой и еще простотой до поры до времени.
— Вот именно: до поры до времени; придет подрывник, заложит взрывчатку — и нет его, останется груда осколков...— Мне вдруг стало стыдно за свою бестактность, за нелепое это сравнение, краска плеснулась к лицу, но темнота скрыла ее. Я попыталась загладить свою резкость.
— Алеша, ты помнишь, как мы мечтали: по всем дорогам, ровным ли, крутым ли,— вместе, рука об руку, горе и радости — поровну. Ведь это все нас и соединило.— Я придвинулась к нему, погладила его щеку, она была прохладной и жесткой.— Что же случилось Алеша?
— Ты знаешь, что случилось.
— Да, знаю... Я, может быть, виновата перед тобой. Мне не надо было оставлять тебя одного тогда...
— Ни тогда, ни потом,— сказал он сухо.— Никогда не надо оставлять человека, которого любишь... если любишь, конечно...
— Я не предполагала тогда, что так все обернется,— торопливо заговорила я.— Я рассчитывала на иное... Я надеялась...
Алеша резко перебил меня:
— На что надеялась? Испугаюсь одиночества и помчусь следом за тобой, к тебе?
— Да,— прошептала я.— Ну что ты сердишься?
— Я не сержусь. Просто неприятно, что у тебя сложилось обо мне такое впечатление... Будто я способен бегать за каждой взбалмошной девчонкой. Побежал, да в другую сторону.
— Нахал! — крикнула я.— Я тебе жена, а не девчонка, да еще взбалмошная! Выбирай выражения... Что ты нашел в другой стороне? Стужа, комары, грязища, теснота, работа от зари до зари, бездомность — вот оно, твое счастье, твоя поэзия, твой покой! Куда как возвышенно!
— Я не ищу покоя в жизни, не вижу в нем счастья. Я его, если хочешь, презираю.
В другой раз слова его вызвали бы во мне, быть может, восхищение. Теперь же самоуверенность его возмутила меня.
— Подумаешь, герой! Большинство людей мечтает о спокойной жизни, а он ее презирает!..
— Я не отношусь к этому большинству.
— Ты же учиться стремился. Как же ты будешь учиться в таких диких условиях?
— Условия для учения — еще не главное,— сказал он.— Главное — желание, жажда знаний.
— В таких условиях любые желания угаснут.
— У кого как...
Мы замолчали. Тяжелое это было молчание. Далеко за Ангарой во тьме ночи и неба поднялось и закачалось зарево: начался лесной пожар! Отблеск его задрожал на вершинах деревьев, медленно стекая
— Алеша! — вскрикнула я, охваченная жутью одиночества, и кинулась к тому месту, за камень, где он стоял. Наткнулась на него. Он спросил спокойно:
— Что с тобой?
— Ты здесь? Мне показалось, что тебя нет...— Я обхватила его шею руками, неистово, судорожно.— Алеша, мой дорогой, мой хороший!.. Послушай, что я скажу. Ты уже доказал всем, понимаешь?.. Ты не трус, не слабовольный, от трудностей не бежал и не сбежишь, они тебе не страшны... Я знаю, и все это знают. И если ты уедешь отсюда, никто не воспримет это как бегство, никто не осудит...
— Я сам,— сказал Алеша.
— О боже мой! Как мне достучаться до твоего сердца! Ты словно в броне весь!
— Не с той стороны стучишь.
— Ни с какой стороны подступа к тебе нет! — Я готова была расплакаться от бессилия и, чтобы сдержать слезы, сорвалась на крик, на обидные, на оскорбительные слова.— Я ненавижу — слышишь? — ненавижу! И этот берег, который держит тебя здесь,— прикрутил, как цепями. окаянный! И друзей твоих ненавижу и романтику ненавижу! Романтика в любви, а ты ее топчешь, не жалея, не плача!.. А я вот плачу!..
Он взял мое лицо в ладони.
— Что ты наговорила... Как ты могла... как смела!.. Мы жили, мы бредили всем этим, вспомни, мы берегли нашу романтику, мы ею гордились, вспомни же! — Он встряхнул меня за плечи.— Она свела нас, соединила. Мы сразу поняли друг друга. Полюбили... Романтика — это не обязательно берег Ангары. Она в желании, в уверенности: ты можешь в любую минуту, не задумываясь, помчаться хоть на край света, в дичь, в неизвестность, в неоткрытое. Она носится в воздухе времени, Женька! Не хочу покоя. Нет, не хочу! Может быть, лет через двадцать, через тридцать попрошу у жизни покоя. Может быть. А сейчас не хочу. Мне нравится дышать воздухом времени. Я счастлив. Не лгу, Женя, не преувеличиваю. А если бы ты пристала к моему берегу, то у моего счастья не было бы границ!
— Я сказала, что ненавижу твой берег! — Я вырвалась из его рук, меня колотила дрожь; вязкий туман затопил взгляд, рассудок, я кричала, не помня себя: — Я не пристану к твоему берегу! Никогда! Ты никогда не узнаешь настоящей жизни. Ты думаешь, что живешь по-настоящему? Заблуждаешься! Ты жалок со своим героизмом! Смешон! Ты никогда не выберешься отсюда. Погибнешь на этом берегу, в морозах, в пыли, в грязи!.. Молодость свою похоронишь. И не достигнешь ничего, кроме плотницкого топора!.. Из грязных сапог не вылезешь!.. Я жалею, что стала твоей женой!
Я повернулась резко, стремительно, точно подхваченная, сумасшедшим вихрем, и пошла, сначала тихо, нерешительно. Сзади, подгоняя меня, ударил дикий крик Алеши:
— Иди, беги! Ныряй в свое мещанское болото! Тонуть будешь — руки не подам! Уходи с головой, захлебывайся!
Я побежала, а слова его догоняли и били между лопаток, точно камни:
— Кандидат наук подаст руку? Не надейся! Он сам в болоте! В Италию увезет!.. Даю полную свободу!.. Наслаждайся благополучием!.. Беги! Беги!..