Спокойных не будет

Андреев Александр Дмитриевич

— Верно, Лена! — воскликнул Серега.— Говорила! Точно так говорила...

— Вот видите...— Елена, оглядывая нас, улыбнулась тепло, ласково.— Примем его, что ли, ребята?

— Примем!

— Принять, принять!

Серега вскочил.

— Спасибо, братцы! Век не забуду!..

— Пускай идет опять в мою бригаду,— пряча глаза, глухо проговорил Трифон.— Только знаешь, работать так работать, без петушиных наскоков, без возражений и митингов...

Серега подлетел к Будорагину.

— Ты меня не учи,

как работать! Тебе только дай волю, начнешь командовать! Знаю я тебя, у меня не покомандуешь! Я этого не терплю!

Трифон опешил от его натиска.

— Глядите на него... Ожил.

Засмеялись сочно, с душевным облегчением,— забавлял больше Трифон, которого Серега чуть не обратил в бегство. Плутовато ухмылялся и сам Климов...

Я мельком взглянул на Женю и увидел лишь ее улыбку, скорее принужденную и грустную, чем веселую. О чем она думала сейчас, что чувствовала?

26

ЖЕНЯ. Я знала, кого мы будем сейчас обсуждать, готовилась выступить и немножко волновалась. Нет, я тревожилась не от этого: меня стесняло присутствие Алеши.

Перед рабочими ребятами я еще ни разу «не держала речи». Впрочем, многие из них меня хорошо знали, и мне было в конце концов все равно, что они подумают,— я была уверена, что у ребят обо мне уже сложилось мнение, наверняка нелестное. Ну и пусть. Нет, не пусть. Мне хотелось, чтобы Алеша любовался мной, страдал, мучился, ночей не спал, упрямый осел!

Елена сказала Климову:

— Ты можешь остаться, если хочешь.

Серега сел на скамью рядом с Дурасовым, прижался к его плечу и замолчал в ожидании.

— Внимание, товарищи,— Елена приподняла руку.— Следующий вопрос не совсем обычный, и к нему — предупреждаю — надо отнестись с пониманием, с душевной тонкостью. Член нашего коллектива комсомолка Катя Проталина обратилась к нам за советом. У нее нет родителей, она здесь одна и поэтому пришла к нам. И поступила правильно, на мой взгляд. Зазорного или предосудительного в этом нет ничего. Она считает нас, наш коллектив, своей семьей, да, да, она мне призналась в этом, а мы ее тоже все полюбили: честный и работящий человек. И мы обязаны принять участие в ее судьбе.

У Трифона кончилось терпение.

— Да не тяни, Лена! Знаем мы ее не меньше твоего! В чем дело?

— Подожди, не кричи.— Елена выдержала паузу и сказала: — Кате сделал предложение Аркадий Растворов.— Она почему-то повернулась к нам, студентам, сидящим отдельно, в сторонке.

Наступило молчание.

— Вот так клюква! — Трифон завозился на стуле.

Анка потолкала мужа в спину.

— Сиди тихо!

Трифон не унимался:

— Ну и выбрала!.. Среди своих не нашла, значит.

Черные глаза Бори Берзера заблестели, он был доволен — вот результат его влияния на Аркадия. Волнуясь, застегивал и расстегивал

ворот клетчатой рубашки, пуговица оторвалась, он сунул ее в кармашек.

— Почему среди своих? А мы разве чужие? — спросил он.

— Конечно,— ответил Трифон.— Отработали свое — и в столицу...— Он запустил пальцы в густые волосы.— Жалко Катю, ребята!..

Вадим Каретин встал, облизнул пунцовые губы.

— Чего ты ее жалеешь? Не в плен угоняют. Она должна быть счастлива. Такого парня заполучила!..

— Одну минуту,— остановил его Петр. Он вышел в коридор и тут же вернулся вместе с Катей. На ней было все то же легкое платье в горохах, туфли на каблучке, к щекам прильнул румянец, глаза опущены, пальцы сплетали и расплетали конец косы.

Мы молчали, глядя на нее. Я спросила себя: могла бы вот так же, как она, прийти к друзьям за советом, с самым сокровенным прийти? Я не спрашивалась никого, когда решила бежать из дому к Алеше,— убежала, и все. Но если бы условия были иные, вот как эти, мне тоже был бы нужен дружеский совет и напутствие?

— Катя, ты любишь Аркадия? — спросил Петр.

— Да,— чуть слышно ответила она, не переставая теребить в пальцах косу.

Алеша подался к ней, привставая.

— Но ты знаешь, какой он?

— Сатана,— определил Трифон.

— Нет.— Катя подняла глаза, в ясной ключевой глубине их бесновалось, гуляло, искрилось счастье.— Он хороший, душевный, ласковый. И он очень умный, сильный!..

В эту минуту вспомнили мы все — Алеша, Анка, Трифон, а в особенности Петр и Елена, да и Вадим Каретин тоже — каток в Парке культуры и отдыха, когда Аркадий сказал Петру, кивнув на Елену: «Ты ее получишь только в разобранном виде. По частям...»

— Что же ты решила, Катя? — спросила Елена.

Катя опять опустила взгляд — счастье упало к ногам; будто ветерком сдунуло со щек живые листочки румянца.

— Как вы скажете. Может, я ошибаюсь в чем-то...

— Посиди,— сказала Елена.

Вошел Аркадий, встал, прикрывая спиной дверь. Он был бледен, возбужден, глаза тревожно смотрели на Катю.

— Проходи, есть место,— сказала Елена.

— Я постою. Катя, выйди.

Катя вдруг заторопилась.

— Да, я лучше уйду?..

Елена кивнула ей, соглашаясь, потом обратилась к Растворову:

— Что скажешь, Аркадий?

— Спрашивайте, скажу. Впрочем, я и так скажу: никогда бы не пришел сюда добровольно, в голову не взбрело бы — стоять перед вами, отчитываться. Это все противоречит моим взглядам. Но если Катя захотела — я вот, перед вами.— Взгляды Аркадия и Петра встретились, словно столкнулись, не в силах разминуться.— Старое будете вспоминать? — спросил Аркадий.

— Будем,— ответил Петр.

Расталкивая сидящих, перепрыгивая через скамью, задевая коленями за углы табуреток, Аркадий бросился к Петру.